загрузка...

Синергетика

  • 16.06.2010 / Просмотров: 12116
    //Тэги: Гордон   синергетика  

    Есть ли у науки пределы? Еще в пятидесятые годы прошлого века один из отцов квантовой механики Юджин Вигнер впервые поставил этот вопрос, а в 60-е Станислав Лем в книге "Сумма технологий" предсказал отказ от научных исследований "по всему фронту", спад интереса к науке, снижение социального статуса ученых и уменьшение влияния науки на общество уже к концу XX века. Как ни странно, они оказались правы. В чем причина этого спада? О том, есть ли будущее у науки, сегодня после полуночи классики синергетики в России Сергей Курдюмов и Георгий Малинецкий.







загрузка...

Для хранения и проигрывания видео используется сторонний видеохостинг, в основном rutube.ru. Поэтому администрация сайта не может контролировать скорость его работы и рекламу в видео. Если у вас тормозит онлайн-видео, нажмите паузу, дождитесь, пока серая полоска загрузки содержимого уедет на некоторое расстояние вправо, после чего нажмите "старт". У вас начнётся проигрывание уже скачанного куска видео. Подробнее

Если вам пишется, что видео заблокировано, кликните по ролику - вы попадёте на сайт видеохостинга, где сможете посмотреть этот же ролик. Если вам пишется что ролик удалён, напишите нам в комментариях об этом.


Расшифровка передачи


Александр Гордон. Какое количество прогнозов было сделано за 20
век по поводу развития общества, и науки и цивилиза-
ции. Какие из этих прогнозов оказались состоятельным
и почему? И поскольку все они были достаточно песси-
мистичными и исполнились, что же нас тогда ждёт, как
вы это пытались определить, если взглянуть на науку
с высоты птичьего полёта, то есть высоким взглядом
обозреть не только прошлое, то есть уже прошлое, 20-
й век, но и будущее?
Сергей Курдюмов. Вы хотите спросить, что нас ждёт?
Александр Гордон. Чего ждал 20-й век, и чего мы дождались реаль-
но всё-таки?
Сергей Курдюмов. Ну, мы ещё не дождались.
Георгий Малинецкий. Я бы поставил задачу более скромно. Я бы по-
ставил задачу так: мы представляем, сидящие здесь,
тех людей, которые интересуются наукой, занимаются
наукой, следят за тем, что происходит. Поэтому есте-
ственно поставить вопрос иначе. Вопрос о прогнозах –
это отдельная большая проблема. И дело не только в
том, каков результат исследований, потому что наука и
прогноз – это отчасти синонимы. А вопрос в другом. А,
собственно, чем наука занималась в 20-м веке и чем
ей предстоит заниматься в 21-м веке?
Александр Гордон. Говоря о прогнозах, я имел в виду прогнозы, сде-
ланные в 20-м веке по поводу развития науки, которые,
увы или не увы, – это нам предстоит выяснить – сбы-
ваются сегодня.
Сергей Курдюмов. В некотором смысле есть другой подход. Есть
не просто задачи науки увидеть будущее и как-то под-
готовиться к этому будущему, и как-то преодолеть кри-
зисы, которые она видит в будущем. А есть ещё на-
строения людей – как жить в этом мире, который очень
быстро меняется, который становится непривычным?
Для чего жить? Даже возникают такие вопросы. Они
очень многих людей беспокоят, не только науку. Имен-
но поэтому это может привлечь внимание гораздо бо-
лее широкой общественности. То, что предстоит, – это
сверхвызов, в общем-то, для культуры, а не просто для
науки.
Георгий Малинецкий. Можно сказать, наверное, жёстче, что сей-
час учёные отчасти оказались в положении студен-
тов. Студент готовится к экзамену, готовится, что ему
придётся отвечать на какие-то вопросы, массу всего
сделал, много всего выучил. Но ко многим существен-
ным вещам, которые возможно бы у него спросили, он
просто не готов. И в 21 веке именно на эти вопросы
придётся отвечать.
Александр Гордон. Продолжая вашу аналогию, можно сказать, что
экзаменатор валит этого студента.
Георгий Малинецкий. Совершенно верно. Более того, на самом деле,
обратим внимание, что ведь мы, как заметил бы само-
критичный студент, провалились в 20 веке.
Вспомните Чарльза Сноу. Две культуры. Культура
гуманитарная, которая, по его мнению, устремлена
в прошлое. Культура естественно-научная, которая
устремлена в будущее. Он полагал, что будущее, а
именно 50 ближайших лет принесёт, скажем, некое
слияние между двумя культурами. Некий синтез. Мы
сейчас только к этому начинаем подходить. Эти 50 лет,
к сожалению, к такому глубокому синтезу не приве-
ли. И вторая вещь. Он полагал, после окончания вто-
рой мировой войны, что развитые страны сумеют пе-
редать свои технологии развивающимся. И громадная
социальная дифференциация, которая была в середи-
не века, выровняется, и в этом ключевая роль науки.
Наконец, третья вещь, на которую надеялся Чарльз
Сноу. Это то, что в конечном итоге будет построена не-
кая картина мира. Что означает картина мира? Науч-
ная картина мира. Это означает, представьте себе, не-
кий замок. И мы можем из одной части замка непре-
рывно перейти в другую.
Во всех трех задачах наука, как социальный ин-
ститут, на мой взгляд, провалилась. Междисциплинар-
ные подходы только сейчас рождаются на наших гла-
зах. Дифференциация очень резко возросла. Давайте
сравним по такому показателю как потребление нефти
на душу населения. В Штатах или в странах, ну, ска-
жем, в той же Индии, в Бангладеш, в странах третьего
мира, она отличается в сотни раз. То есть жизненная
дифференциация фантастична. Ещё 50 лет назад ни-
кто и помыслить не мог об идее золотого миллиарда.
Сергей Курдюмов. Можно я тебя перебью? Мне кажется, нужно
подчеркнуть этот вопрос, чтобы сгладить противоре-
чия. Наука или будет это сглаживать, или есть законы
самого развития общества, которые наука откроет, а
если не откроет, то и без неё автоматически, в силу
внутренних законов развития общества это сглажива-
ние произойдёт.
Александр Гордон. Или не произойдёт.
Сергей Курдюмов. Нет, должно произойти. Обязательно. В процес-
се развития общества есть периоды быстрого разви-
тия, которые мы прошли в 20-м веке особенно. И вот
то, про что Капица рассказывал здесь, есть так называ-
емое обострение, ускорение, сжатие времени. Это всё
мы переживаем, мы не можем осознать даже того, что
наука уже сделала, так сказать, использовать её, как-
то разумно распределить. Но есть автоматически, вну-
три самого процесса развития сложных систем, стадия
замедления развития.
Она неоднократно в истории общества уже повторя-
лась не по отношению ко всему обществу, а по отно-
шению, например, к развитию какой-нибудь цивилиза-
ции или, скажем, крушению Римской империи и сред-
невековья.
Отсюда кризисы и непонимание, увеличение доли
хаоса, который мы всюду наблюдаем сейчас: в культу-
ре, в науке, в масскультуре, в сознании людей.
Александр Гордон. В политике.
Сергей Курдюмов. В том числе и в политике. Налицо отсутствие
чётких целей. Это способ, внутренний способ прохо-
ждения той особенности, вблизи которой мы сейчас
находимся, а именно: слишком быстрого развития,
замедления и насильственного выравнивания уровня
жизни разных сторон человечества, разных культур,
разных цивилизаций. Это происходит с помощью уси-
ления доли хаоса, которое проявляется в синергетике
и является одним из мощных новых стимулов, обяза-
тельных в процессе развития.
Можно привести пример, что при работе сердца не-
обходима доля хаоса. Мы все знаем, как работает
сердце, знаем, что кроме более-менее гладких пиков
или синусоид есть много непредсказуемых моментов.
Вот Георгий Геннадиевич, вместе с сотрудниками даже
может это вычислять, потом эти идеи были развиты не-
мецкими специалистами, вплоть до выяснения – боль-
ны вы или нет, если у вас недостаточная доля хаоса.
Она необходима во всех сложных системах. И она же
является способом прохождения этого кризиса, в кото-
ром мы находимся. Поймём мы это или не поймём, она
всё равно подействует. Но лучше это понимать и опти-
мально проходить, не прибегая к методу проб и оши-
бок.
Георгий Малинецкий. Я бы вернулся к самому началу. К проблеме, ко-
торая стоит перед наукой, её замечательно сформули-
ровал Борис Заходер. Помните его чудный стих «Кот и
кит»? В нём позвали академика по котам, академика по
китам. Они приняли некоторые решения и так далее.
И вот в 20 веке наука тоже очень чётко диффе-
ренцировалась. Даже возникала утрата общего языка.
Помните роман Германа Гессе «Игра в бисер»? Где
он связывал надежды на возрождение духовности с
возникновением общих понятий, общего языка, общих
смыслов, символов, ценностей.
Возникает проблема огромной дифференциации.
Но вместе с тем сейчас мы находимся в очень острой
ситуации. И поэтому естественно, что к учёным при-
ходят люди и спрашивают, а что же делать? И поэто-
му здесь, грубо говоря, тот подход, который прекрас-
но срабатывал в 20 веке, а именно: позовём этого, по-
зовём этого, этот спроектирует самолёт, этот спроекти-
рует бомбу, этот спроектирует экономический ущерб и
так далее.
Он уже неприменим. Нужно, чтобы кто-то брал на
себя и ответственность за видение целого и понимал,
как это целое устроено. Эту проблему очень чётко осо-
знал в своё время Джон Кеннеди. Он сказал: у меня
есть тысячи специалистов, которые могут рассказать,
как строить пирамиды, но нет ни одного специалиста,
который может ответить, стоит ли её строить.
Так вот, на мой взгляд, в 21 веке междисциплинар-
ный подход и те задачи, решения которых ждут сей-
час от учёных, будут связаны с тем, что нужно будет на
многие вещи взглянуть с единой точки зрения. Нужен
будет целостный взгляд. В каком-то смысле это про-
блема Возрождения.
Вспомните Леонардо да Винчи. Он занимался и про-
ектированием механических машин, и живописью, и
массой других дел. Вспомните Платона, который, с од-
ной стороны, был блестящим философом, а с другой
стороны, считал, что он должен, если к нему обраща-
ются, пойти и проконсультировать правителя Сиракуз.
То есть на самом деле в своё время произошло раз-
ветвление бифуркация. Люди из гуманитарных наук
пошли в ту область, где мыслят о том, что бы хоте-
лось сделать. А другие люди умеют, знают, как это сде-
лать. В Новое время эти две ветви разошлись. Имен-
но это привело к опасности. Потому что то, что мы мо-
жем, определяет то, что мы можем себе позволить же-
лать, понимаете? Наши технологические возможности
во многом определяют ту культуру, которую мы можем
себе позволить.
Вот простой нефантастический пример, который по-
казывает, что мы живём в совершенно ином мире, чем
тот мир, в котором жил 20 век, 19, 18 век. Давайте вду-
маемся. Сейчас оператор атомной станции, командир
подводной лодки располагают возможностями, во мно-
гом превосходящиими те, которыми располагали пол-
ководцы в былые времена. Классическая фраза Напо-
леона, что «для того, чтобы начать войну, мне нужно
убедить всех маршалов, три четверти генералов, по-
ловину офицеров, а солдат и так погонят» свидетель-
ствует об этом. Сейчас группа из 10 человек (вспомни-
те теракты), из 50, из сотни человек может привести
к глобальным изменениям. То есть, в сущности, путь,
когда мы полагали, что против каждой напасти у нас
есть новая технология, этот путь исчерпан. Нужно рас-
сматривать проблему в целом.
И поэтому я бы сказал так, что в 21 веке должны из-
мениться, по сравнению с 20 веком, и сверхзадачи, ко-
торые решает наука, и те инструменты, которыми она
пользуется.
Александр Гордон. Всё-таки, у меня к вам вопрос. Когда вы гово-
рите о Платоне или о Леонардо да Винчи, перенося
это видение в сегодняшний день, вы говорите о лич-
ности или о подходе? Потому что я не могу себе пред-
ставить ни одного человека, который сегодня мог бы
пройти путь Платона или Леонардо да Винчи, учиты-
вая огромное количество знаний, накопленных наука-
ми, разницу в языках, разницу в подходах, разницу в
понимании того, что этот замок до сих пор не постро-
ен, что даже фундамент и тот строится как отдельные
клетушки.
Сергей Курдюмов. Синергетика, я продолжу эту мысль, и, может
быть, отвечу на то, что вы сказали. В синергетике ста-
вится, как видно, проблема целого и сложных систем
– общества, психики, тех систем, которые помогут нам
решить проблемы, которые мы сейчас обсуждаем.
Оказывается, что особенность в поведении сложно-
го не заключается в сумме поведений его частей. Вот
ответ на ваш вопрос. Из того, что мы знаем, вклю-
чая огромное количество деталей о функционирова-
нии клеток человека, ещё не следует, что мы можем
судить о поведении человека как целого.
В синергетике есть новые приёмы, новые конструк-
тивные подходы, которые сводят, синхронизируют по-
ведение многих элементов в согласованное поведе-
ние небольшого количества параметров, описываю-
щее целое. В этом заключается надежда, что не на-
до знать бесконечное многообразие всего, всех клеток,
всех атомов, а надо знать некие общие свойства цело-
го.
Александр Гордон. То есть вместо того, чтобы долбить стенку по
всему её периметру, достаточно открыть двери.
Сергей Курдюмов. Да. Но это сверхсложная задача. Это задача, ко-
торую мы называем задачей нелинейного мира. Когда
сумма частей не приводит к описанию целого. У цело-
го появляются новые свойства. Причём их ограничен-
ное количество в силу этой координации частей. Части
так согласовываются в процессе эволюции, что на са-
мом деле управлять целым, например, движением ру-
ки, можно одной мыслью. Включается синхронизм, си-
нергизм, от слова синергетика, когда все мышцы, уча-
ствующие в движении, может быть, десятки и сотни
мышц, согласованно выполняют одну функцию. Для
этого требуется только одно управляющее действие:
я хочу двинуть рукой. И я делаю это. Это новая наде-
жда и новое свойство: уметь оценивать ограниченные
определяющие параметры целого.
Александр Гордон. Что там происходит на экране?
Георгий Малинецкий. Как раз это я и хотел показать. Здесь показа-
на такая забавная генетическая структура, которая на-
зывается фрактал. Чем он любопытен? Он любопы-
тен следующим. Вы задали вопрос об огромном раз-
нообразии. То есть мы, в сущности, находимся в том
положении, в котором находилась средневековая нау-
ка, то есть перечисление, классификация.
Но смотрите, у нас есть сверхсложная, казалось бы,
структура. Эта структура возникает как некая очень
простая механическая задача. Не буду говорить о кон-
кретике, но важно следующее: мы увеличиваем мас-
штаб и мы видим в главном одну и ту же картину. Пони-
маете, то есть на самом деле вот здесь, в основе фрак-
талов, есть некое представление о том, что, изменяя
масштабы, мы будем видеть примерно одно и то же.
Оказывается, что самые важные объекты в биологии,
физиологии, в химии, в математике – для них абстрак-
ция о том, что на разных уровнях организации есть не-
кая универсальная геометрия оказалась очень важна.
Вторая вещь. Казалось бы, что она очевидна, но да-
вайте мы её напомним. У нас есть психология малых
групп. Совершенно неважно, какая это малая группа.
У нас есть члены политбюро, у нас есть родительский
комитет, у нас собрание школьников. И психологи во
многих случаях весьма серьёзно и аргументированно
говорят, что если вы имеете, скажем, численность ко-
митета больше, чем какая-то величина или наоборот
меньше, чем какая-то, то он неэффективен. Эффек-
тивно так-то и так-то.
И третий сильный аргумент. Вы говорите об очень
важной вещи. Когда Энрико Ферма поступал в универ-
ситет, он рассказывал, что просто прочёл всё, что было
написано по физике. Сейчас это невозможно. Но вме-
сте с тем люди, которые в состоянии оценивать очень
крупные задачи, исходя из своего пройденного науч-
ного пути, несомненно, есть. Вот наш знакомый, уже
ушедший от нас, Никита Николаевич Моисеев. Чело-
век решал конкретные задачи, сначала связанные с
космическими полётами, потом связанные с модели-
рованием биосферы. И далее оказалось, что на этой
основе, можно предложить некие общие принципы,
касающиеся моделирования, касающиеся построения
моделей. Такой же или близкий путь прошли многие
люди, которые занимаются обобщающими подходами.
И поэтому, на мой взгляд, тут можно многое сделать,
если правильно задавать вопросы, если двигаться в
правильном направлении.
Сергей Курдюмов. Я хочу немножко воодушевить наших слушате-
лей.
Александр Гордон. Попробуйте.
Сергей Курдюмов. Потому что возникает много сложностей, ожи-
дается множество кризисов, очередная война, кото-
рая неизвестно чем кончится. Это всех интересует. Как
выйти из этого противостояния слабо развитых стран,
почти миллиарда людей безработных, которые готовы
обвязаться гранатами и ответить на вызов развитых
стран? Ответить на вызов – это всё зависит от психи-
ки, от настроения, от религии иногда, от чего угодно.
Но это не способ жизни, это не способ устойчивого су-
ществования в тех условиях, о которых сказал Геор-
гий Геннадьевич, когда один командир подводной лод-
ки может уничтожить континент, когда можно перене-
сти в город атомную бомбу и устроить не взрыв дома, а
уничтожить полгорода и полгорода отравить на тысячу
лет. Как в этих условиях жить? Разве это не вызов, не
задача для науки, для культуры? Нельзя к этому отно-
ситься как к лавине, которая надвигается, а мы безмя-
тежно показываем голые ножки у женщин и резвимся
как морлоки в будущем. Вы помните эти предсказания
фантастов!?
Это вызов науке. Я хочу ответить на важный вопрос:
как жить в условиях очень неравномерно развитого ми-
ра, неравномерно обеспеченных людей, неравномер-
ной экономики, неравномерного уровня жизни? Можно
вместе жить или нет?
Ещё сильнее вопрос: как жить человечеству и приро-
де, не уничтожая друг друга, а коэволюционируя? Ме-
ня натолкнул на эту мысль мой коллега. Он вспомнил
Моисеева. Вот задача, сверзхзадача современной на-
уки. И она уже продвигается. Правила коэволюции. Это
значит, что не будет одинакового уровня у находящих-
ся сейчас на разной стадии цивилизаций, обществ или
стран. Но все будут вместе развиваться при некото-
рых жёстких условиях, которые выясняет новая наука
– синергетика, термодинамика режимов с обострени-
ем. Создаётся наука, которая говорит, кого с кем мож-
но объединить и чем при этом придётся пожертвовать.
Вот одна из задач науки. Тогда мир будет развиваться
как целое, как единый организм, а не уничтожать друг
друга.
Александр Гордон. Проблема вот ещё в чём, простите. Да, это за-
дача науки, наверное, но ещё одна задача науки это
быть услышанной.
Сергей Курдюмов. Это правильно.
Александр Гордон. Вы сейчас идеальные условия обрисовали. Учё-
ные создали науку, новую науку. Даже если учёные
предупреждают, дают точнейшие прогнозы, дают сце-
нарий развития человечества на ближайшие семьде-
сят лет.
Сергей Курдюмов. А для чего мы к вам приходим? Для того, чтобы
быть услышанными.
Александр Гордон. Кем? Наша аудитория может быть вас и услы-
шит.
Сергей Курдюмов. Сейчас есть много возможностей для воздей-
ствия.
Георгий Малинецкий. Я бы так ответил на этот вопрос. Я бы вернулся
к началу передачи. Знаете, мы опять находимся в по-
ложении студентов. У нас же здравый смысл, как у лю-
бого студента. Он получил двойку, значит, естествен-
но, он что-то не то выучил. Естественный вопрос: что
он выучил и что надо было выучить? Потому что, мо-
жет быть, его не слышат, потому что он выучил и гово-
рит не то, что надо говорить сейчас. А, может быть, он
плохо выучил то, что выучил. И вот здесь я хочу крат-
ко сформулировать вот такую мысль. 20-й век, сверх-
задача науки 20-го века – это проблема щита и ме-
ча. Ведь именно благодаря созданию сверхоружия бы-
ла развита математика, химия, масса других областей.
Это уже не будет сверхзадачей 21-го века, почему?
Потому что сейчас с вооружения снимаются те типы
устройств, которые никогда не использовались и, даст
бог, никогда использоваться не будут. Вторая сверхза-
дача – это товары и услуги. Но здесь мы очень жёстко
столкнулись с ресурсными ограничениями. Если раз-
вивающиеся страны захотят жить по стандартам раз-
витых, то всего, что было разведано, хватит всего на
несколько лет. Это тоже не сверхзадача. Про научную
картину мира мы уже говорили. Если наши классики
хотя бы заглядывали в будущее на своём уровне 19-го
века и имели такую теорию, как научный коммунизм,
мы же не можем похвастаться даже этим. Наши фу-
турологические исследования, например, Элвина Тоф-
флера, лауреата Нобелевской премии по экономике,
значительно слабее. Так вот, спрашивается, а что надо
бы выучить? И вот здесь синергетика, междисципли-
нарные подходы намечают три ключевые вещи. Пер-
вая вещь. Действительно, прежде всего, наука долж-
на предупреждать об опасностях. Мы нечто делаем.
Спрашивается, если получится плохо, то сумеем ли мы
вернуться туда, где были раньше? Естественно, кроме
учёных, на этот вопрос никто не ответит. Решать будут
политики, решать будут граждане, но учёные должны
просто понять. Сможем мы вернуться или нет? Цена
вопроса здесь фантастическая.
Александр Гордон. Совершенно необратимые действия.
Георгий Малинецкий. Абсолютно верно. Цена вопроса фантастиче-
ская. Казалось бы, привычная штука…
Сергей Курдюмов. Это не так просто.
Георгий Малинецкий. …атомные электростанции. Так вот, Швеция и
Германия принимают решение полностью отказаться
от атомного электричества, потому что у них слишком
маленькие страны, чтобы они могли себе позволить та-
кую опасную технологию. С другой стороны, Франция.
Она хочет довести долю атомного электричества до 90
процентов, потому что, как утверждают экологи, радио-
активное загрязнение от одной тепловой станции при
надлежащем использовании в тысячу раз больше, чем
от одной атомной. То есть атомные станции выступа-
ют как способ сохранения окружающей среды. Это гро-
мадная цена вопроса. И, казалось бы, долг учёных пе-
ред человечеством сейчас – ответить именно на этот
вопрос. Какие опасности и какую цену за принимаемое
решение нужно заплатить? Ну, назовём это условно
теорией риска и кризиса. Она не имеет красивого на-
звания, но это одна из сверхзадач. Вторая сверхзада-
ча. Вторая сверхзадача – человек. Понимаете? Ведь
для нас исключительно интересна не структура наше-
го знания, а структура нашего незнания. Мы не знаем
многих главных вещей. В самом деле, простой пара-
доксальный пример. Ребёнок нескольких лет от роду
смотрит на картинку и чётко отличает кошку от собаки.
Но мы не можем обучить этому компьютеры, понима-
ете? То есть в каком-то смысле мы гораздо сильнее. С
одной стороны. Но с другой стороны, скорость сраба-
тывания нервной клетки в миллион раз меньше у чело-
века, чем у компьютера. Наши возможности не срав-
нимы. Мы можем следить только за тремя-пятью, мак-
симум семью величинами, меняющимися во времени.
Неважно сколько перед нами приборов. Казалось, ну
как же так? Поэтому человек – это загадка. Он загадка
в техническом смысле. Он загадка в социальном смы-
сле. То, о чём мечтали Маркс, Энгельс, Ленин, говоря
о материально-технической базе коммунизма и о мно-
гом другом, скажем честно: в 20-м веке, в конце, фак-
тически это было создано. Возьмём богатейшую стра-
ну Соединённые Штаты. 30 процентов американцев не
имеют медицинской страховки. То есть они лишены ка-
чественного медицинского обслуживания. То есть вы-
яснилось, что материальное это не всё. Выяснилось,
что такая сверхдержава, как Советский Союз, у кото-
рой было, казалось бы, всё: оружие, гарантированная
и весьма приличная медицина, отличное образование
и т.д., казалось бы, должна быть обеспечена и соци-
альная стабильность. Этого не произошло. Значит, бы-
ла неверная модель человека. Он загадка в социаль-
ном смысле. Поэтому можно высказать такой прогноз,
раз уж мы о прогнозах заговорили. Если одно из глав-
ных достижений 19-го века – это открытие химического
кода, когда всё оказалось записано на языке периоди-
ческой системы элементов, то одно из главных дости-
жений 20-го века – открытие биологического кода, вот
они – 4 основания и 20 аминокислот. Всё живое запи-
сано на этом языке. И теперь мы ждём в 21-м веке, как
одного из ключевых достижений – открытие психологи-
ческого кода. Способов, которым кодируется наше вос-
приятие, способов, которыми обрабатывается инфор-
мация в нервной системе. То есть это действительно
вызов. Действительно загадка. И третья задачка.
Александр Гордон. А кто-то обещал, что такой код существует?
Сергей Курдюмов. Вы знаете, хотелось бы, исходя из общих прин-
ципов, увидеть общность на разных уровнях реально-
сти, поэтому и ищется такой код. Синергетика – это по-
иск общих оснований.
Георгий Малинецкий. Своим студентам на физтехе я рассказываю
следующее: давайте, говорю, посчитаем сколько же у
нас нейронов, посмотрим как же всё происходит. Ну,
и, скажем, другая проблема. Когда человек стареет,
у него нейроны вымирают. Представьте себе компью-
тер, у которого вымирают логические элементы. Каза-
лось бы, у него должна портиться память, информа-
ция. Есть масса экспериментов, которые показывают,
что у ряда людей этого не происходит. Вот если мы
посчитаем, то выясняется, что всего, что у нас есть,
всей памяти, всех ресурсов хватает только на то, чтобы
запомнить одну лекцию. И потом я говорю студентам:
«Но я надеюсь, вы запомните больше. Вы запомните
весь мой курс и сдадите его». Поэтому это загадка.
Понимаете, мы сейчас говорим не о структуре наше-
го знания, а о структуре нашего незнания. Существует
громадный, белый континент на карте нашего незна-
ния. Это то, что касается, назовём это альтернативной
или теоретической историей. То, что сейчас происхо-
дит, вот Сергей Павлович говорил о ближайшей войне
с Ираком. Действительно на наших глазах происходят
страшные вещи. Система международной безопасно-
сти, она ломается. Помните Лигу наций, которая была
ещё перед войной, помните ООН и те надежды, свя-
занные с обеспечением безопасности в целом? Спра-
шивается, какие исторические последствия этого шага.
Потому что та наука, которой мы занимаемся показы-
вает, что есть некие точки, есть некие зоны, в которых
небольшие воздействия могут привести к совершенно
громадным последствиям.
Сергей Курдюмов. К такой цепной реакции.
Георгий Малинецкий. Именно в этой точке решение может оказаться
ключевым.
Александр Гордон. Принцип домино.
Георгий Малинецкий. Да, да, совершенно верно. Понимаете, вспо-
мните, как нас учили в университете. Что есть одна
формация, вторая формация. Есть, грубо говоря, на
языке понятном нашим слушателям, медленные пере-
менные, мы идём, мы восходим. Быстрые переменные
в этих самых точках выбора тоже существенны. По-
этому, на самом деле, у нас нет техники для анализа
важнейших вещей. Вот скажем так. Было беловежское
соглашение. Спрашивается, тот провал, который про-
изошёл после него, это на десять лет, это на двадцать
или это на много поколений? Другая вещь. Вот у нас
в Институте прикладной математики имени Келдыша,
мы оба оттуда, долгие годы работал профессор Его-
ров. И вот когда появились первые модели глобаль-
ной динамики в 70-е годы, то стало понятно, что для
того, чтобы вывести на траекторию, которую сейчас
называют траекторией устойчивого развития, ну хотя
бы стабилизировать подкрепление невозобновляемых
ресурсов, нужно создавать гигантские отрасли, новые
отрасли. Одна отрасль – это переработка уже суще-
ствующих отходов, вторая отрасль – это рекультива-
ция земли. Вы знаете, все последующие модели, сей-
час эти работы ведутся в нашем институте, подтвер-
ждают этот вывод. И они подтверждают, что чем поз-
же мы начнём переход на новый уровень, тем, соответ-
ственно, на более низком уровне нам удастся его ста-
билизировать. Поэтому, я так понимаю, есть две вещи.
Вещь первая, если мы будем отвечать на те вопросы и
решать те сверхзадачи, которые действительно волну-
ют человечество, скажем узко, и учёных, и налогопла-
тельщика. С одной стороны. И, с другой стороны, если
мы будем выделять главное. Вы в своём интервью в
журнале «Эксперт» пишите, что вы мыслите некую мо-
заику. Вот здесь один кусочек, здесь другой, здесь тре-
тий. И вот возникнет целая картина.
Сергей Курдюмов. Это весь мир сейчас так мыслит – мозаично.
Георгий Малинецкий. Понимаете, вот мы, те, кто занимается модели-
рованием, и опять же этот путь уже прошли американ-
цы, этот путь прошли наши коллеги в вычислительном
центре Российской академии. И как следствие, мы по-
лучаем сложное явление. Мы набираем, как в мозаи-
ке, из маленьких кусочков. Спрашивается, мы получим
что-нибудь? Вы знаете, практически во всех случаях, в
самых разных, – от биосферы до организма человека –
ничего разумного не получается, потому что на самом
деле выясняется, что надо двигаться не так. Сначала
нужно увидеть картину в целом и выделить главное. И
вот та наука, о которой мы говорим, синергетика, тео-
рия самоорганизации, она и пытается это сделать. Но
иногда получаются очень красивые картинки.
Сергей Курдюмов. Я вот хочу всё-таки вернуться к этой сверхза-
даче, о которой Жора начал говорить. Это фактически
новый интерес к обнаружению закономерности исто-
рического развития. Мы вообще-то привыкли, так ска-
зать, в старом нашем социалистическом обществе, что
у нас будущее определено. Социализм, потом комму-
низм и есть достаточно серьёзная научная основа для
этого. И теперь мы страшно растеряны, а как же жить
дальше, что с нами будет, а тут ещё отсутствие ини-
циативы, интереса, ощущение задавленности от ста-
рой идеологии. Но это научные задачи, у нас же нет
времени, сейчас так сжата история, так быстро проис-
ходят события катастрофического характера, связан-
ные с огромными энергиями, с чудовищными вооруже-
ниями, быстрыми изменениями, что нужно знать что и
как нужно делать. Нужно выбирать путь. А есть он или
нет непонятно. У большинства наших зрителей, навер-
няка, ощущение такое, что вот есть разные случайно-
сти, движения, политические движения, катастрофы,
всё вместе это – сложный мир, и нельзя предугадать,
куда его несёт, в одну сторону, в другую, в третью. Это с
точки зрения синергетики не верно. Есть будущее и оно
неоднозначно вопреки представлениям и Карла Марк-
са и Фридриха Энгельса, и Ленина, и Сталина. Оно
имеет пути развития, определённые пути, каналы, вну-
тренние цели развития и не только в обществе, но и в
мёртвой неравновесной природе, которую мы называ-
ем мёртвой. Я хочу подчеркнуть парадоксы синергети-
ческого мировоззрения. И вот я эти три парадокса сей-
час вам назову. Один – это знание путей развития, раз-
вития внутренних целей, в том числе и в истории. И,
мало того, знание ещё и тех структур, которые возник-
нут при данном направлении развития, а также созна-
тельный выбор с помощью науки, культуры, общества,
воздействия воспитания людей на выбор правильного,
этически применимого для человечества пути. Вот за-
дача.
Александр Гордон. Всё правильно.
Сергей Курдюмов. Это ещё не всё. А второе касается человека.
Сложная система. Оказалось, что модели общества,
которые нам кажутся такими сложными, непредсказуе-
мыми и так далее, они относительно просты по сравне-
нию с поведением, психикой, процессами описания че-
ловека. Это любопытно, что элемент общества – чело-
век – гораздо сложнее в некотором смысле, чем обще-
ство, у которого есть жёсткие каналы и это можно по-
яснять синергетикой: увеличение нелинейности, уве-
личение возможности поведения, увеличение свободы
воли и так далее. И ни один, а несколько и не какие
угодно, а ведущие к определённым, структурам аттрак-
торов, которые также определённым образом органи-
зованы. И как хочется вам, и как хочется человеку, ко-
торый тянет; одна группа населения тянет в свою сто-
рону в своих интересах, другая в другую. А всё равно,
если вы попали в канал развития общества, вы выйди-
те на тот аттрактор, который свойственен самому об-
ществу, а не отдельным интересам. Те, кто идут против
этого, будут сметены. Или нужно перейти в другой ка-
нал, а это очень сложный переход.
Александр Гордон. Тогда будут сметены другие.
Сергей Курдюмов. Да, тогда будут сметены другие.
Александр Гордон. Одну секунду, я просто хотел бы задать уточняю-
щий вопрос. Большое впечатление производит на лю-
бого человека, который посещает склоны Везувия, го-
род Помпея. Как вы думаете, не предупреждали ли лю-
дей, что нельзя здесь строить город? Учитывая, что ар-
хеологи нашли ещё одно поселение под этими Помпе-
ями, которое древнее на тысячу лет, которое тоже по-
гибло от извержения Везувия. Неужели не предупре-
ждали людей, которые сейчас населяют склоны Везу-
вия, что это может плохо кончиться. И что?
Георгий Малинецкий. Вы знаете, я отвечу на этот вопрос, поскольку
мы давно работаем, наш институт работает с Мини-
стерством по чрезвычайным ситуациям. Вот как здесь
обстоит дело детально. Более того, вы очень точно за-
дали вопрос. Симон Эльевич Шноль, участник вашей
передачи, обычно в таких случаях говорит: «А какой
толк будет от этого нашему колхозу?» Вот я и расскажу,
какой толк. Ситуация очень простая. На самом деле в
том, что вы сказали, затронуты две вещи. Первая. Это
парадокс планировщика. Решение, отличное решение,
лучшее, оптимальное решение на уровне пяти лет, мо-
жет оказаться посредственным на уровне десяти лет и
преступным на уровне пятнадцати лет. Поэтому, спра-
шивается, на какой горизонт нам рассчитывать? Это
очень тяжёлый вопрос.
Сергей Курдюмов. И вообще можно ли прогнозировать дальше?
Георгий Малинецкий. Это действительно очень серьёзная научная за-
дача. Например, сейчас у нас в очень тяжёлом состо-
янии масса водохранилищ. Масса плотин. Поэтому это
тяжёлый вопрос. Вторая вещь. То, что вы показали, это
«эффект Касандры». Знаете, люди действительно не
готовы принять предсказания. Предсказания, которые
достаточно реалистичны. Я не хотел бы говорить о Ве-
зувии, потому что это действительно очень интерес-
ный вопрос. Многие опасные места крайне выгодно за-
селять. Возьмите Лос-Анджелес. Он стоит на разломе.
Сейчас наиболее развита теория прогноза землетря-
сений именно в штате Калифорния. Потому что на са-
мом деле это то место, где действительно может про-
изойти землетрясение.
Александр Гордон. Это ведь самый населённый штат США.
Георгий Малинецкий. Но, вместе с тем, есть инженерные сооружения,
есть специальные технологии, есть специальные ме-
тодики, которые позволяют управлять риском. Позво-
ляют, не бросая этого места, тем не менее жить там.
И жить очень успешно. Так вот, я приведу два приме-
ра по части управления риском. Несколько лет назад
я поставил вопрос перед нашими коллегами из МЧС
следующим образом. Давайте мы с вами проанализи-
руем те угрозы, на которые у нас нет сильного систем-
ного ответа. И вот, в частности, там было несколько ре-
шений. Не хотел бы говорить о многих, скажу только
об одном. Мегаполисы невозможно защитить. Это го-
ворилось примерно за год до 11 сентября. Представь-
те себе, что у вас взрывают две башни торгового цен-
тра, этот вот знаковый объект. Спрашивается, каков
должен быть системный ответ? Представим себе, что
у нас перерубают энергию, я не буду характеризовать
технические детали, но это можно сделать. И вся тер-
ритория России, европейская часть, может остаться
без света. Это тоже можно сделать. И так далее, и
так далее. Давайте мы всерьёз займёмся этим. Вот
сейчас есть коалиция, которую нам удаётся отчасти
организовать, но, к сожалению, очень медленно, ко-
торая будет этими вещами заниматься. Мы называем
это прогноз кризисов. Она только создаётся. И вторая
вещь по части пользы нашему колхозу. Вторая вещь
связана с проблемой человека. Вы знаете, в Финик-
се, в штате Аризона, когда я пришёл в университет и
мне показали, как они учат врачей, я спросил: «Чело-
век пришёл учиться на врача, на хирурга. Когда он на-
чнёт оперировать?» Вы знаете, какую мне цифру на-
звали? 15 лет. То есть после того, как он поступил, до
того, как он начнёт оперировать на сердце, пятнадцать
лет. Представьте себе, насколько профессиональная
жизнь увеличилась бы, если бы мы научились учить
быстрее. Понимаете? Мы просто не знаем как людей
учить. Вот сейчас, скажем, в нашем институте, недав-
но ушедший от нас академик Олег Иванович Ларичев
разрабатывал такие системы. Выясняется, как же мы
действительно учим. Есть ещё один очень любопыт-
ный прогноз. Если 20-й век был веком «хайтека», вы-
соких технологий в сфере промышленности, сельского
хозяйства, военного дела, то, видимо, 21-й век будет
веком высоких технологий, как в Соединённых Шта-
тах называют «хайхъюма» – высоких технологий, свя-
занных с реализацией возможностей человека. Здесь
есть гигантские возможности и громадная опасность.
Представьте себе, что вы в состоянии учить хотя бы
в пять раз быстрее. Более того, представьте себе, что
вы в состоянии организовать действительное взаимо-
действие людей очень активно, скажем, – врачей и ма-
тематиков. Вот у нас на прошлой неделе защищалась
докторская диссертация. Докторская диссертация, по-
свящённая математическому анализу, обратите вни-
мание, не организма, а процесса принятия решений
лечащим врачом.
Сергей Курдюмов. Совместно с математикой.
Георгий Малинецкий. Совместно.
Сергей Курдюмов. Это не вместо него, а вместе.
Георгий Малинецкий. Казалось бы, экзотический объект. И вот на за-
щите один человек, который занимается акушерством
и гинекологией, завотделением, который работал с ма-
тематиком, сказал следующее: когда врачи с мате-
матиками приступали, скажем, к анализу беременных
женщин, имеющих такое заболевание, как сахарный
диабет, то смертность была более 30 процентов. Сей-
час в результате совместной деятельности междис-
циплинарного подхода в результате выяснения того,
что здесь существенно, смертность сократилась до 2-3
процентов.
Александр Гордон. То есть, в десятки раз.
Сергей Курдюмов. Есть много разных признаков. До 500 призна-
ков. Их можно отобрать, классифицировать.
Георгий Малинецкий. В десятки раз. То есть, понимаете, ощущение
следующее. Вот мы не сдали экзамен, мы завалили
его. Но если мы откроем, посмотрим следующие биле-
ты, боже мой. Там есть всё для того, чтобы нашу науч-
ную эпоху вновь назвали героической.
Сергей Курдюмов. Это верно. Я хочу это поддержать. Но ещё ска-
зать и о некоторой особенности. Это всё палиатив та-
кой. Надо знать где кризис, нужно строить сейсмиче-
ски устойчивые здания, нужно предсказывать, чтобы
потратить в десять раз меньше на восстановление че-
го-то, а лучше на предупреждение. Нужно сберечь лю-
дей, нужно, так сказать, лечить их более правильно. Но
есть ещё более глубокие задачи, которые всегда где-то
в глубине души у наших слушателей, да и у нас тоже,
таятся и говорят, что мы всё-таки сверхсложных про-
блем, которые за всем этим прячутся, не решим. Всё
равно неизвестно, как мы будем жить вместе с приро-
дой, мы же её уничтожаем! За год мы уничтожаем то,
что природа накопила в виде угля, нефти, газа за не-
сколько миллионов лет. Разве можно так долго суще-
ствовать?
Есть такие вопросы, которые отодвигаются, а не ре-
шаются. Мы говорим об экологии, что нужно делать
очистные сооружения. И все это понимают, что их нуж-
но делать. Сложно добиться этого особенно в развива-
ющихся странах. Ну, в конце концов, при мощном воз-
действии средств информации, образования, вырав-
нивания уровня жизни, которое происходит во всём ми-
ре. Сейчас мы имеем золотой миллиард, но он долго
не продержится, он будет выровнен. Это определён-
ная стадия развития.
И всё-таки останутся вот эти нерешённые сверх-
кардинальные вопросы: как устойчиво жить вместе?
Устойчиво не означает без кризисов. Это пустяковое
утверждение наших горе-политологов, что больше ре-
волюций не будет, больше кризисов не будет.
Мир – это сложный нелинейный объект, а также обя-
зательный кризис, обязательная бифуркация, обяза-
тельно выбор. Психологи говорят о человеке, как о
сверхсложном объекте, который всё время делает вы-
бор: куда пойти, что сделать. Непрерывный выбор.
Время человеческого разума идёт в другом темпе. Без
выбора сложное не существует. Как найти нить Ариад-
ны, которая бы открыла далёкое будущее, а не чуть-
чуть отодвинутое дальше.
Ну, конечно, загадывать вперёд – это опасно. Мы
в институте прикладной математики занимались упра-
вляемым термоядерным синтезом, сначала неупра-
вляемым, потом управляемым. Оттуда, кстати, и по-
шли многие нелинейные задачи, которые ищут новые
принципы, новый необычный подход, роль хаоса в си-
стемах, способ их прохождения, а также они объясня-
ют очень много явлений современной культуры на со-
временной стадии развития.
Это не означает, что дальше всё погибнет, что будет
всеобщая катастрофа. Погибнуть можно. Всё сложное
смертно. Но это не железный барьер, который непре-
одолим. На самом деле, есть пути в будущее и после
этой хаотической стадии. Есть ещё более поразитель-
ные вещи, связанные с оценкой будущего. Они такой
же мощности, как специальная теория относительно-
сти.
Вот я просто привожу пример. В своё время, во
всех европейских гостиных многих государств, дамы
в кринолинах интересовались новым понятием време-
ни, тем, как можно попасть в будущее. Помните, близ-
нецы. Один из них очень ускорен, до скоростей близ-
ких к скорости света, а потом он возвращается. У того
близнеца прошли десятилетия, а у этого прошли всего
несколько часов.
То есть можно попасть в своё собственное буду-
щее. И многие другие вещи. Они, правда, проявляют-
ся вблизи больших скоростей. А оказалось, что есть
общая особенность в развитии нелинейных систем
специальной теории относительности. Это нелиней-
ная система, у которой, например, масса ускоряемой
частицы так возрастает, что при изменении скорости
до скорости света она увеличивается до бесконечно-
сти. Приблизительно так же, как растёт население в те-
чение сотен тысяч лет. Это доклады Капицы.
Ну, конечно, никаких бесконечностей не бывает. Есть
та особенность, которую сейчас человечество прохо-
дит. Демографический кризис, очень сильный рост на-
селения, сопровождающийся ростом науки, культуры,
потому что население нужно кормить, обеспечивать,
это единое системное тело общества.
А мы знаем, что пройти его можно. Но это кризисное
состояние, это срыв на увеличение доли хаоса, на раз-
равнивание, как мы говорили. И при этом проявляются
замечательные особенности. Вблизи этих резких про-
цессов, резких изменений, оказываются модели, кото-
рые, описывая эти процессы, колоссально упрощают-
ся.
Вопрос, как прогнозировать развитие общества? От-
куда вы возьмёте модель? Для того, чтобы предсказать
пути развития нужны правильные структуры. Не еди-
ничные структуры, а несколько, выбор структур.
А оказывается, что вблизи моментов обострения ко-
лоссально упрощаются модели, и это приводит к со-
вершенно замечательным результатам. В специаль-
ной теории относительности есть связь, особая связь –
пространство и время. Ну и есть пространственно-вре-
менная длина, инвариант такой.
Что нового появляется в сложных системах, таких
как общество и человечество, в смысле связи про-
странства и времени? Один из интереснейших вопро-
сов. Вот синергетика показывает, пока на частных слу-
чаях, и вместе с ней термодинамика режимов с обо-
стрением, что появляется связь с будущим. Мы привы-
кли думать, что развитие системы определяется толь-
ко прошлым. Ну, и то не всем прошлым, а тем про-
шлым, которое в той или иной степени воздействует,
помнится, а не стирается.
Что-то из прошлого исчезает, конечно, есть задний
фронт воспоминаний. Хотя психика, например, чело-
века содержит видовые рефлексы, половые, пищевые
и так далее, уходящие в глубину эволюции.
Оказывается, что в сложных системах таких, как че-
ловечество и человек, проявляется влияние будущего.
Самый простой пример это то, что разные страны на-
ходятся на разных уровнях развития. На разных ста-
диях развития. Есть аборигены, которые относятся по-
чти к родовому обществу где-нибудь в Африке, и есть
посткапитализм в Америке, есть постсоциализм в Ки-
тае и европейский постсоциализм. Понимаете, и они
действуют друг на друга.
Но в человеке, как показала целая серия вышед-
ших сейчас статей, есть странная вещь, – оказывается,
что в человеке есть влияние абсолютного будущего. То
есть в каких-то участках сложной структуры процессы
сегодня происходят как в прошлом, а в других участках
сегодня при определённых условиях, при автомодель-
ных установлениях происходят как в будущем. Как бу-
дут во всей структуре происходить в будущем.
Это есть то принципиальное отличие, которое отли-
чает его от специальной теории относительности. Но
оно такой же мощности. Оно позволяет думать, что мы
не только управляемся прошлым, но есть и влияние
будущего. Что это такое? Одна из интереснейших тайн.
Александр Гордон. Возникает вопрос, какая из моделей, существу-
ющих сегодня, это модель будущего: аборигены Астра-
лии или постиндустриальное общество Америки?
Георгий Малинецкий. Вы знаете, давайте мы вернёмся к началу.
Сергей Курдюмов. К студентам.
Георгий Малинецкий. К студентам, да. Естественно, к студенту, кото-
рый нас слушает и говорит: «Боже мой, какие же умные
люди. Они берутся рассуждать о принципах, они гото-
вы заглянуть сколь угодно далеко в будущее». Один из
принципиальных результатов синергетики и нелиней-
ной динамики состоит в следующем: для систем, при-
чём в неких случаях достаточно простых систем, есть
горизонт прогноза. Понимаете, для погоды, несмотря
на то, что громадные усилия были вложены в то, чтобы
получить прогноз погоды среднесрочный, это 2-3 не-
дели. Для состояния океана – это месяц. Но понима-
ете, мы действительно подходим, может быть, к теме
следующей передачи, к некому парадоксу. У нас есть
масса сложных процессов, социальных процессов, по-
литических процессов, исторических процессов. И ка-
ждый имеет свой горизонт прогноза. Путей несколько,
но вместе с тем, когда какой-то путь начат и когда он
кончится, мы можем указать только на некий его уча-
сток.
С другой стороны, человеческая культура, мораль,
наши цели, наша идеология – это гораздо более инерт-
ные вещи. Тот же самый гумилевский этногенез. И мы
не можем жить без дальнего прогноза. То есть с одной
стороны, точные науки нас…
Сергей Курдюмов. Ограничивают.
Георгий Малинецкий. Ограничивают. То есть это такой же силы огра-
ничение, как скажем, законы сохранения. Мы не можем
устроить вечный двигатель первого или второго рода.
Мы не можем бесконечно точно измерить координаты
и скорость микрочастицы. То есть это такое же серьёз-
ное ограничение.
Но вместе с тем, без некоего представления о своём
будущем мы жить не можем. Более того, на мой взгляд,
одна из громадных системных угроз России связана не
с развалом экономики, не с тем, что у нас другая сре-
да. Она связана с тем, что у нас нет сейчас образа бу-
дущего.
Так вот. И, пожалуй, я бы завершил наш разговор так.
У Ричарда Фейнмана есть такой прекрасный пассаж.
Представьте себе, что все физики умрут завтра. Но
им можно передать сейчас от всех живущих физиков
одну фразу. Спрашивают: «Какую фразу вы бы пере-
дали?» И тогда он говорит первокурсникам: «Если вы
окажетесь в такой ситуации, передайте им одну фразу:
„Весь мир состоит из атомов и пустоты“. Остальное они
додумают». Вот если бы нашим слушателям, которые
проспали эту передачу, требовалось бы объяснить её
смысл. Что им можно передать, если нас с вами зав-
тра, скажем, уже не будет?
Три вещи. В 21 веке крайне важно научиться упра-
влять рисками и кризисами. Это первая сверхзадача.
Вторая сверхзадача – это нейронаука, или проблема
человека, надо понять, что же такое человек. Мы по-
ка этого не поняли. И третья сверхзадача – нужно на-
учиться понимать, как мы можем влиять на своё буду-
щее и на ход исторических процессов. Это задача, от
которой зависит сейчас всё. В институте астрономии
наши коллеги оценили характерное время жизни тех-
ногенной цивилизации. Космос молчит. Казалось бы,
это означает только несколько вещей: либо у нас пло-
хие приборы, либо мы не то слушаем, либо те циви-
лизации, которые были, просто погибли. Вот исходя из
последней вещи, они оценивают время жизни техно-
генной цивилизации в этот период, в эти часы, которые
для нас уже пошли, начиная с 50-го года. Нас уже мож-
но заметить…

Обзор темы


Краткий обзор темы:
Наука XXI века будет принципиально отличаться от науки XX века. В ней будут другие сверхзадачи. Это теория управления рисками, нейронаука и теоретическая история. От того, насколько успешно они будут решаться, зависит судьба науки как социального института. В этом контексте принципиальную роль приобретают междисциплинарные подходы.
Наша цель — обратить внимание коллег на несколько областей, в которых информационные технологии будут играть возрастающую роль. Мне бы очень хотелось, чтобы деревья не заслоняли леса, чтобы отдельные примеры и результаты подчеркивали, а не скрывали главное — несколько крупных проблем, которые встали перед всем научным сообществом. Этот текст в какой-то мере отражает «философию», исполнителей нескольких крупных проектов, «центром кристаллизации» которых был или является в настоящее время Институт прикладной математики им. М. В. Келдыша РАН.
На будущие проблемы естественно посмотреть «сверху», увидеть их в контексте тех сверхзадач, которые предстоит решать исследователям в наступившем веке. В том, что коренные изменения, в том числе и касающиеся стратегии научных исследований, произойдут на наших глазах, сомневаться не приходится.
Для этого есть веские, внешние по отношению к науке, причины. В последние десятилетия коренным образом меняется мировая динамика. К примеру, в течение последних 100 тысяч лет, как утверждают демографы, численность населения мира росла со скоростью, пропорциональной квадрату числа людей. В течение последних двадцати с лишним лет этот закон изменился, и на наших глазах происходит демографический переход — резкое уменьшение скорости роста населения мира.
Разные модели дают довольно близкие значения численности человечества, на которой, вероятно, произойдет стабилизация. (Разумеется, модели строились, исходя из благоприятного сценария, в предположении об отсутствии мировых войн и глобальных катаклизмов, о сохранении нынешних тенденций.) Это 10–12 миллиардов человек. Однако независимо от конкретного числа ясно, что стратегия расширенного воспроизводства, под знаком которой прошли два предыдущих века, себя исчерпала. На первый план выходят стабилизация и стабильность.
Однако есть не менее важные внутренние причины изменения стратегии. В пятидесятые годы один из отцов квантовой механики Е.Вигнер опубликовал статью, посвященную пределам науки. По его мнению, развитие науки в будущем будут тормозить следующие факторы:
— увеличение пути до переднего края науки, что потребует от будущих исследователей потратить большую часть активной жизни на освоение уже накопленных результатов;
— сверхспециализация и рождение новых наук на стыке различных дисциплин приведут к утрате перспективы и общего языка даже у ученых, работающих в близких областях;
— экономический эффект большинства достижений в области фундаментальной науки окажется более чем скромным.
Станислав Лем в известной книге «Сумма технологии» предсказывал в 60-е годы отказ от научных исследований «по всему фронту», спад активности в ряде областей, снижение социального статуса ученых и уменьшение влияния науки на общество уже к концу XX века.
Когда эти прогнозы начали оправдываться, когда не только в отечественной, но и в мировой науке возникли серьезные трудности, эти взгляды стали особенно популярны и еще более радикальны. Автор одного из недавних бестселлеров Дж.Хорган предрекает конец большинства естественных наук уже в ближайшей перспективе.
Вместе с тем многое проясняется, если взглянуть на то, какие именно потребности общества удовлетворяла наука, каких результатов от нее ожидали, во что вкладывали деньги и усилия. Для краткости эти потребности назовем сверхзадачами.
Первой сверхзадачей науки в XX веке, несомненно, было создание систем вооружений и средств защиты. Бурное развитие физики, химии, механики, информатики, математики было, в первую очередь, связано с созданием новых видов оружия. По оценкам науковедов, более половины фундаментальных исследований в развитых странах в ушедшем веке инициировалась потребностями военно-промышленных комплексов.
Однако с созданием систем стратегических вооружений эти направления работ подошли к естественному пределу — ряд стран получили возможность нанести неприемлемый ущерб всем мыслимым противникам тысячи раз самыми разными способами. Соответствующие работы перестали быть стимулом для фундаментальных исследований и вышли на инженерный, технический уровень. По-видимому, создание нового щита и меча не будет сверхзадачей в начавшемся веке.
Не будет сверхзадачей и другое направление, ориентированное на создание новых технологий, направленных на расширенное воспроизводство, на создание новых товаров и услуг.
Здесь человечество столкнулось с жесткими ресурсными ограничениями. Например, сейчас в США годовое потребление нефти на душу населения в 250 раз превышает соответствующий показатель во многих развивающихся странах. И если последние захотят жить по стандартам развитых, то основная часть многих разведанных и доступных ресурсов окажется добыта в ближайшие пять лет.
Нельзя не согласиться с авторами известной книги «Фактор четыре» — если в XX веке промышленность стремилась производить больше и разнообразнее, то в XXI веке ей предстоит производить дешевле и экономичнее. Поэтому и производство товаров и услуг не будет сверхзадачей.
Однако о конце науки пока говорить рано. По-видимому, в новом веке будут свои сверхзадачи, которые и дадут новые стимулы к развитию исследований. Пока можно очертить три круга таких проблем.
В качестве первой сверхзадачи можно выделить управление риском и безопасностью сложных систем. Одной из главных функций науки в ближайшем будущем, по-видимому, станет прогноз и предупреждение бедствий, катастроф, других опасностей в природной, техногенной, социальной сферах. Причин для этого несколько.
Сложившаяся тенденция такова, что количество природных катастроф с большим экономическим ущербом за последние двадцать лет возросло вчетверо. Глобальные климатические изменения сопряжены со многими новыми угрозами. Кроме того мегаполисы и техносфера в целом стали крайне уязвимы, что показали и последние террористические акты в США.
По оценкам экспертов, ликвидация последствий Чернобыльской аварии только в том году, в котором она произошла, обошлась Советскому Союзу примерно в 10 миллиардов долларов. Не менее важно и то, что эта авария на десятилетия изменила стратегию развития атомной промышленности.
«Цена вопроса» здесь очень велика. Германия и Швеция отказываются от атомной энергетики, несмотря на большие издержки и неизбежное подорожание многих видов продукции, производимой в этих странах. Франция же, напротив, развивает эту отрасль форсированными темпами, стремясь довести до 90% долю электричества, вырабатываемого на АЭС. Во Франции развитие атомной энергетики рассматривается как важнейшее направление, обеспечивающее сохранение окружающей среды.
Новые технологии — создание микромашин, генная инженерия и та же атомная энергетика выводят на новый уровень пространственных и временных масштабов, на котором человечество раньше не оперировало. Например, многие радиоактивные отходы будут представлять опасность на временах в сотни тысяч лет. С другой стороны, ускоренная эволюция микроорганизмов, которую обеспечило массовое применение антибиотиков, с большой вероятностью сделает многие, не слишком тяжелые на сегодняшний день болезни, смертельными завтра. В XXI веке нас ждет много новых опасностей и постиндустриальных рисков. Естественно, здесь открывается огромный простор для компьютерного моделирования, прогнозирования, широкого применения вычислительных технологий.
Вторую сверхзадачу сейчас часто называют нейронаукой. Вступая в XXI-й век, важно осознать, что человек остается одной из главных загадок. Прежде всего это загадка в «техническом смысле». Скорость срабатывания нервной клетки — нейрона — в миллион раз меньше, чем скорость срабатывания логического элемента в персональном компьютере. Скорость передачи информации в нервной системе также в миллион раз меньше, чем в ЭВМ (она связана не только с электрическими, но и с химическими процессами и диффузией, а последние достаточно инертны).
Многие «выходные параметры» человека также достаточно скромны, — например, как показали психологи, он в состоянии следить не более, чем за семью переменными, меняющимися во времени.
Разумеется, это слишком оптимистичный взгляд. Число переменных, за которыми может эффективно следить человек, зависит от того, насколько быстро они меняются и насколько сложные управляющие действия связи с их вариациями могут понадобиться. В эргономике показывается, что в случае критической ситуации на дороге, в ходе воздушного боя или действий комплекса ПВО есть возможность следить и оперировать не более, чем с 2–3 переменными.
Несмотря на это человек решает многие задачи, связанные с распознаванием образов, с обучением, управлением движением на уровне современных суперкомпьютеров или лучше их. Это означает, что мозг основан на иных принципах, по сравнению с компьютером. Эти принципы пока не поняты. И отдельные успехи теории нейронных сетей только подчеркивают этот факт. Огромный, быстро растущий массив данных нейробиологии, нейрохимии, когнитивный психологии и многих других дисциплин пока ждет осмысления и отражения в компьютерных моделях, концепциях, теориях, использующих представления точных наук.
Социология и социальная психология показали, что человек оказывается загадкой и в социальном смысле. Несмотря на технологический прогресс и достаточно высокий уровень образования современного общества, оно оказывается крайне уязвимым относительно манипуляции общественным сознанием. Изменение шкалы ценностей, эволюция смыслов, предпочтений, поведенческих стратегий — огромное количество эмпирического материала — пока не привели к созданию теорий, обладающих предсказательной силой и использующих методы точных наук.
Можно предположить, что, как и при решении многих других фундаментальных задач, применение компьютерных технологий здесь будет все более широким и успешным по мере того, как углубляться наше понимание проблемы.
В этой связи можно привести следующую аналогию. Ключевым достижением XX века было открытие периодической таблицы — универсального «химического кода», на котором можно «записать» все вещества. И в конце прошлого века компьютерная химия завоевала принципиальные позиции. Несколько лет назад впервые Нобелевская премия по химии была присуждена математику и программисту за создание программы Gaussian — компьютерного «химического конструктора», позволяющего оценивать и прогнозировать свойства молекул, в которых не более 200–300 атомов. Обычно только после такого анализа в большинстве случаев становится ясно, можно ли синтезировать придуманную исследователями молекулу, каковы ее свойства и стоит ли это делать. В практику фармацевтических компаний вошло компьютерное проектирование лекарств. Глобальные компьютерные сети и технологии метакомпьютинга позволили начать крупнейший химико-биологический поиск веществ, замедляющих рост раковых опухолей или уничтожающих их, не повреждая здоровые ткани.
Одним из важнейших прогнозируемых достижений науки XXI века, по мнению многих экспертов, станет открытие «психологического кода». То есть выяснение способа кодирования, передачи, алгоритмов обработки информации в нервной системе, биохимический анализ работы сознания. Современные информационные технологии, использование ряда типов томографов и алгоритмов реконструкции объемных структур позволяют «увидеть мысль», — зафиксировать активность различных отделов мозга в режиме реального времени. Однако выяснение «психологического кода» может открыть новую главу информатики.
Третью сверхзадачу иногда называют альтернативной или теоретической историей. Эту задачу все чаще связывают с анализом стратегических рисков — событий, технологий, решений, которые могут существенно сузить коридор возможностей стран, регионов или цивилизаций, привести их к кризису или к катастрофе.
Масштаб деятельности человечества в XX веке не только превратил его в геологическую силу, как писал В. И. Вернадский. Этот масштаб заставил по-новому осмыслить прошлую и будущую траекторию нашей цивилизации. Глубина и высокий темп изменений, крушение ряда «больших проектов» поставили проблему анализа возможных исторических альтернатив. Академик Н. Н. Моисеев, который привлек к анализу этого круга проблем вычислительные технологии, назвал эту задачу проблемой изменения алгоритмов развития.
Речь идет о принципиальном переходе от существующего набора технологий, неразрывно связанных с потреблением невознобновляемых ресурсов и иерархическими системами управления, к спектру технологий, позволяющих существовать не ближайшие десятилетия, а века, от иерархических структур к сетевым управляющим системам. Предположение о разрешимости этой задачи — одна из основ концепции устойчивого развития.
Компьютерный анализ первых моделей мировой динамики, ориентированных на долговременный прогноз, показал, что сохранение нынешней экономико-технологической системы ведет к деградации и катастрофе. Последующие исследования, проведенные под руководством профессора В. А. Егорова в Институте прикладной математики АН СССР, использующие методы теории управления, показали, что стабилизация биосферы, техносферы, мирового сообщества возможна только при условии создания новых гигантских отраслей промышленности (в частности, связанных с рекультивации земли и переработкой уже накопленных отходов).
С тех времен прошло уже много времени, исследовательские центры, использующие вычислительные технологии, занимающиеся среднесрочными и долгосрочным прогнозированием, сейчас имеют не только все развитые государства, но и большинство транснациональных корпораций. В их задачу входит анализ вероятных будущих изменений и способов направить события в желаемое русло.
Первые работы, посвященные количественному анализу мировой динамики, появились три десятилетия назад. Более двадцати лет назад Олвину Тоффлеру, нарисовавшему проект мира будущего, была присуждена Нобелевская премия по экономике. Многократно увеличились возможности компьютеров. Тем не менее остается констатировать, что уровень компьютерных моделей и систем прогноза остается не сравним с масштабом и остротой проблем, вставших и перед мировым сообществом, и перед Россией. В частности, концепция устойчивого развития, положенная в основу многих национальных доктрин и стратегий, пока не имеет убедительного системного, естественнонаучного и компьютерного обоснования.
Обращу внимание на то, что все эти сверхзадачи являются междисциплинарными. Это предполагает наличие общего языка и общих представлений о целом, о стратегических, глобальных, а не только локальных проблемах. Отсюда вытекает и необходимость «проще и понятнее» объяснять новым поколениям исследователей и руководителей имеющиеся достижения и стоящие задачи. Роль «системного интегратора», облегчающего восприятие имеющихся знаний и информационных потоков, извлечение следствий из имеющихся фактов, количественная и качественная оценка влияния различных факторов на исследуемые явления, прогноз последствий принимаемых решений, по-видимому, и будут обеспечивать информационные и вычислительные технологии.

Материалы к программе:
Из статьи Г.Малинецкого, С.Курдюмова «НЕЛИНЕЙНАЯ ДИНАМИКА И ПРОБЛЕМЫ ПРОГНОЗА»:
Проблемами прогноза давно и очень успешно занимаются в России — и в Академии наук, и в высшей школе. Мы расскажем, что нового внесла нелинейная динамика в анализ такого информационного процесса, как прогноз. В частности, рассмотрим установленные в последние десятилетия фундаментальные ограничения на предсказуемость сложных систем, обсудим концепцию управления риском, гипотезу о «человеческих алгоритмах» прогноза. Затем приведем несколько примеров, показывающих, как эти идеи применяются при прогнозе поведения сложных социальных систем, а также раскроем новые возможности в этой сфере.
ПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ И АНАЛИЗ СЛОЖНЫХ СИСТЕМ.
Динамический хаос и фундаментальные ограничения в области прогноза.До 60-х годов предполагалось, что есть два класса процессов. Первые описываются динамическими системами, где будущее однозначно определяется прошлым. Они, как думали раньше, полностью предсказуемы. Великий Лаплас, имея в виду такие системы, говорил (если перевести его слова на современный язык), что, располагая достаточно мощными компьютерами, мы сможем заглянуть как угодно далеко в будущее и как угодно далеко в прошлое. Ко второму классу относятся процессы, где будущее не зависит от прошлого. Мы бросаем игральную кость и выпадает случайная величина, никак не связанная с тем, что выпадало раньше.
В 70-е годы было понято, что существует третий, очень важный класс процессов, которые формально описываются динамическими системами, но их поведение может быть предсказано только на небольшой промежуток времени. А дальше исследователи будут вынуждены иметь дело со статистикой.
В 1963 г. Р. Брэдбери опубликовал фантастический рассказ, в котором фактически сформулировал идею динамического хаоса. В этом рассказе один из организаторов предвыборной кампании после победы своего кандидата отправляется в путешествие во времени. Фирма, организующая такую поездку, предлагает охоту на динозавров, которым в ближайшее время суждено умереть. Чтобы не нарушить сложную ткань причинно-следственных связей и не изменить будущее, следует двигаться по специальным тропам. Однако герой не смог выполнить этого условия и нечаянно раздавил золотистую бабочку. Возвратившись назад, он видит, что изменились состав атмосферы, правила правописания и итог предвыборной кампании. Едва заметное движение повалило маленькие костяшки домино, те повалили костяшки побольше, и, наконец, падение гигантских костяшек привело к катастрофе. Отклонения от исходной траектории, вызванные гибелью бабочки, стремительно нарастали. Малые причины имели большие последствия. Математики называют это свойство чувствительностью к начальным данным.
В том же 1963 г. мысль о принципиальной ограниченности нашей способности предсказывать даже в мире, который идеально описывается классической механикой, была высказана лауреатом Нобелевской премии Р. Фейнманом. Для существования горизонта прогноза не нужно, чтобы «Бог играл в кости», добавляя в уравнения, описывающие нашу реальность, какие-то случайные члены. Не надо опускаться на уровень микромира, на котором квантовая механика дает вероятностное описание Вселенной. Объекты, поведение которых мы не может предсказывать на достаточно большие времена, могут быть очень простыми.
С точки зрения математики, любая динамическая система, что бы она ни моделировала, описывает движение точки в фазовом пространстве. Важнейшая характеристика этого пространства — его размерность, или, попросту говоря, число величин, которые необходимо задать для определения состояния системы. С математической и компьютерной точек зрения, не так уж и важно, что это за величины — число рысей и зайцев на определенной территории, переменные, описывающие солнечную активность или кардиограмму, или процент избирателей, поддерживающих президента.
Развитие науки показывает, что каждая фундаментальная теория не только открывала новые возможности, но и лишала нас иллюзий. Классическая механика лишила иллюзии, что можно построить вечный двигатель первого рода, термодинамика — второго, квантовая механика — что мы можем одновременно сколь угодно точно измерять координату микрочастицы и ее импульс, теория относительности — что удастся передавать информацию в вакууме со сверхсветовой скоростью. Сегодня нелинейная динамика развеяла иллюзию глобальной предсказуемости: мы не можем предсказать, начиная с какого-то горизонта прогноза, поведение многих достаточно простых систем.
Нелинейная динамика, анализируя системы такого рода, позволяет устанавливать, сколько переменных необходимо для их описания, сколько переменных нужно для прогнозирования, она помогает выяснить, каким должен быть их мониторинг. Оказывается, что для такой системы нужно не более десятка переменных. Это открывает совершенно новые возможности. У нас есть формально очень сложная система и нам требуется выделить из нее самое главное. Если раньше, в 60-е годы, был моден системный анализ, рассматривавший некие общие свойства систем, которые возникают у них, как у целого, то сейчас в Институте прикладной математики им. М. В. Келдыша РАН доминирует системный синтез. Такой синтез позволяет из массы переменных извлечь именно то, что нужно для принятия решения.
После того, как было понято, что есть принципиальные ограничения в области прогноза, созданы новые поколения моделей и алгоритмов, прогноз стал индустрией. Сейчас мы наблюдаем скачок в прогнозировании, который можно сравнить с тем, что произошло с наступлением эпохи персональных компьютеров. До персональных компьютеров ЭВМ были огромными и дорогими комплексами, которые были по силам только очень крупным фирмам. А после появления персональных компьютеров вычислительная техника стала доступна очень многим. То же самое происходит сейчас в области прогнозов. Прогнозирование перестало быть наукой, оно становится технологией. Если раньше «РЭНД корпорейшн» и несколько других коллективов обеспечивали прогнозами правительство США и еще несколько ведомств, то в наши дни даже не очень крупные фирмы имеют лаборатории, занимающиеся прогнозированием, или как чаще говорят, — «проектированием будущего».
Динамический хаос позволил в ряде случаев диагностировать серьезные заболевания по данным об электрической активности с помощью довольно простых компьютерных программ, предложить новые алгоритмы сжатия данных и защиты информации. Экономические прогнозы, опирающиеся на представления о хаосе и странных аттракторах, стали бурно развивающейся областью деятельности. Нельзя не вспомнить о «нелинейных журналах» — «Physica D», «Chaos», «Nonlinearity», «Physical Review E», «Известия вузов. Прикладная нелинейная динамика». Оказалось, что, с точки зрения прогноза, гораздо большее связывает объекты различных научных дисциплин, чем разделяет их.
Управление рисками и прогноз редких катастрофических событий. В области научных исследований, связанных с прогнозом, в центре внимания сейчас находятся описание и предсказание редких катастрофических событий. В свое время один из создателей современной химии и первый лауреат Нобелевской премии по химии Я. Вант-Гофф говорил: «Я убрал из своих трудов все то, что трудно наблюдать, и то, что происходит достаточно редко». Возможности, которые дают нам сегодня информационные технологии, позволяют обратиться к анализу и прогнозу редких катастрофических событий.
В свое время Д. фон Нейман заявил: «Я не верю, что можно найти общие закономерности в поведении сложных систем. Это то же самое, что построить теорию не слонов». Развитие нелинейной динамики опровергло это утверждение. Нелинейная динамика позволила установить универсальные сценарии возникновения хаоса из упорядоченного состояния. То, что происходит сейчас в науке, показывает, что в ряде случаев можно говорить и о неких универсальных сценариях возникновения катастроф.
Лет тридцать назад Фейнмана спросили: «Если бы завтра все живущие ныне физики погибли и от всех них в будущее можно было бы передать только одну фразу, что бы вы сказали?»
«Весь мир состоит из атомов и пустоты — ответил Фейнман. — Остальное они додумают». Если бы такой же вопрос сейчас был задан всем ученым, а не только физикам, вероятно, фраза должна была бы быть иной: «Научитесь управлять рисками». Управление рисками — одна из важнейших технологий нашей цивилизации. Она соответствует магистральному пути прогресса — менять одни угрозы и опасности на другие. Например, опасность голодать и мерзнуть — на риск пожинать плоды заражения воды, земли, воздуха, связанные с работой тепловых или атомных станций.
Не надо думать, что здесь «иного не дано», что здесь можно только плыть по течению. Иное дано. Швеция приняла решение отказаться от атомной энергетики как от слишком опасной технологии. В то же время во Франции, где более 70% электроэнергии производится на атомных электростанциях, правительство рассматривает форсированное развитие этой отрасли как важнейший способ сохранения окружающей среды. Цена вопроса весьма высока, и свобода маневра достаточно велика.
Глубокая связь между идеями нелинейной динамики и управлением рисками стала ясна недавно. Осознать ее помогла парадоксальная статистика аварий. Вспомним «Титаник», «Челленджер», Чернобыль, Тримайл, Бхопал… Каждая из этих крупнейших катастроф XX в. связана с длинной цепью причинно-следственных связей, с «неблагоприятным стечением многих маловероятных случайных обстоятельств», как часто пишут в актах государственных комиссий. И в самом деле, вздумай злоумышленник специально сделать что-то подобное, ему пришлось бы трудно. При знакомстве с бедствиями не оставляет чувство, что нам просто очень не везет.
Что же является математическим образом этого «невезения»?
Выше уже звучало слово «случайность». В начале XIX в. К. Гаусс установил, что сумма независимых, одинаково распределенных случайных величин подчиняется вполне определенному закону.
Гауссово распределение лежит в основе множества инженерных расчетов и технических норм. Все инженеры знают, что есть «правило трех сигм». Это правило говорит о том, что вероятность отклонения случайной величины от среднего значения более, чем на три «сигмы», составляет менее 0.001. «Сигма» здесь — среднеквадратичное отклонение. Простой пример: по закону Гаусса распределен рост людей, поэтому вероятностью встречи с трехметровым гигантом с легким сердцем можно пренебречь.
Но есть и другой класс законов, которые называют степенными. «Хвост» этого распределения убывает гораздо медленнее, поэтому такие законы часто называют «распределениями с тяжелыми хвостами». В этом случае большими отклонениями пренебречь нельзя. Если бы по такому закону был распределен рост, то это был бы уже мир восточных сказок с тридцатиметровыми джиннами, ифритами, дэвами, которые вполне могли встретиться в жизни простых смертных. Именно в мире восточных сказок мы обычно и оказываемся, сталкиваясь с бедствиями, катастрофами, авариями. Такова статистика землетрясений, наводнений, ураганов, инцидентов с хранением ядерного оружия, биржевых крахов, ущерба от утечки конфиденциальной информации, многих других невзгод.
Когда мы определяем, браться ли нам за какой-то технический проект или не браться, то есть несколько подходов. Первый подход был реализован и доведен до совершенства еще во времена Колумба: определяются все возможные исходы N, их вероятности pi, умножается на соответствующие выигрыши или проигрыши xi и суммируется. И в зависимости от того, какая величина получится, мы беремся за этот проект или не беремся.
Следует отметить, что единственной экспедицией, которая пошла за государственный счет в Новый Свет, была экспедиция Колумба. А после этого в Испании торговые дома начали заниматься страхованием и перестрахованием таких проектов, потому что финансовый риск для отдельного торгового дома был слишком велик. Но зато и выигрыш был очень велик. Исторический анекдот: Ф. Дрейк после своей экспедиции в Новый Свет преподнес английской королеве подарок, который равнялся двум годовым бюджетам Англии. И королева расплатилась со всеми долгами. Итак, в нашем мире действительно есть много очень опасных, но и очень выгодных проектов. И на этой основе, заложенной еще во времена Колумба, до 50-х годов XX в. оценивались очень многие технические инициативы.
Однако еще в XVIII в. был замечен следующий парадокс. Представим такую игру: мы бросаем монетку — выпадает орел или решка. Если выпал орел, вы получаете два золотых дуката, и игра заканчивается. Если орел выпал во второй раз, вы получаете четыре золотых дуката, и игра заканчивается, если в третий раз — восемь. При этом сумма S1, которая входит в «колумбов алгоритм», бесконечна. Спрашивается, сколько можно заплатить за право войти в такую игру?
Бернулли, который в Санкт-Петербурге наблюдал за такой игрой, был поражен тем, что люди готовы платить за это не более 20 дукатов. Когда человек оценивает вероятность и решает, следует ли рисковать, то, по мнению Бернулли, он действует не по «колумбову алгоритму». Он оценивает не реальный выигрыш, а полезность выигрыша. Если у вас есть рубль, то 100 рублей для вас — огромный выигрыш. А если у вас есть 1000 рублей, то 100 рублей вы цените гораздо меньше, его «полезность» для вас гораздо меньше. В середине XX в. фон Нейман показал, что в экономическом поведении для массы ситуаций «бернуллиевский алгоритм» хорош.
Однако дальнейшие исследования экономического поведения, в частности работы М. Алле и его школы, показали, что алгоритм принятия решений у людей во многих ситуациях иной, более сложный. Человек имеет дело не с формулой Бернулли, а с формулой, где есть не только функция полезности, но и субъективные вероятности f(pi), отражающие наши представления об опасности.
Психологи утверждают, что если человеку сообщают, что риск меньше 10–6 год-1, то он просто игнорирует эту возможность, то есть для того, чтобы анализировать какие-то проекты, мы должны иметь некую систему оценок.
В 50-е годы предполагалось, что люди, если им регулярно платят зарплату и они имеют достаточную квалификацию, способны обеспечить абсолютную безопасность работы любого объекта. Но в рамках Государственной научно-технической программы «Безопасность» (руководитель член-корреспондент РАН. Н. А.Махутов) удалось показать, что разумнее действовать так, как действуют во всем мире, а именно, выделяя проектные, запроектные и гипотетические аварии. Последствия проектных аварий (для них есть некая вероятность) компания должна устранять сама, последствия запроектных (свои вероятности) должны ликвидировать МЧС и соответствующие организации, которые могут это делать. Что касается гипотетических аварий, то их вероятностью, как еще недавно считали, можно пренебречь.
Исходя из этого положения, в нашей стране проектировали очень многое, начиная с систем вооружений и кончая атомными станциями. Оказалось, что предположение о гауссовой статистике, собственно, и приводит к заключению о том, что вероятность возможной аварии на атомной станции 10–7 год-1, то есть одна авария за 10 млн. лет. Однако, как показали проведенные в последние годы исследования, во всех этих случаях мы имеем дело со степенной статистикой. Поэтому оценки должны быть совершенно другие. В случае «степенных бедствий» надо рассчитывать на худшее. Чтобы представить масштаб редких катастрофических событий, достаточно напомнить несколько эпизодов из истории XX в. При наводнении 1931 г. на реке Янцзы в Китае погибло 1.3 млн. человек, при Тянь-Шанском землетрясении в 1976 г. — около 650 тыс. Наводнение в Бангладеш в 1970 г. унесло более 500 тыс. жизней и оставило без крова 28 млн. человек.
В управлении риском основное и наиболее важное связано не только с описанием, со статистикой, с пониманием механизмов, но и с тем, что в ряде случаев можно определить предвестники. Пример такого поведения дает интересное явление, которое называется жесткой турбулентностью. В 70-х годах его обнаружили в физике плазмы, а в последнее время в самых разных системах типа «реакция-диффузия».
И вот для таких модельных задач удается выявить предвестники, которые сигнализируют об опасности. Еще ничего не произошло, катастрофа далеко, а некоторая медленно меняющаяся переменная уже говорит о том, что мы вошли в опасную область. Сейчас такие вещи ищутся для многих реальных систем.
Парадигма сложности и теория самоорганизованной критичности. Откуда берется степенная статистика? Ответ на этот вопрос дает новая парадигма нелинейной динамики — парадигма сложности и построенная в ее рамках теория самоорганизованной критичности.
Степенные зависимости характерны для многих сложных систем — разломов земной коры (знаменитый закон Рихтера-Гутенберга), фондовых рынков, биосферы на временах, на которых происходит эволюция. Они типичны для движения по автобанам, трафика через компьютерные сети, многих других систем. Для всех них общим является возникновение длинных причинно-следственных связей. Одно событие может повлечь другое, третье, лавину изменений, затрагивающих всю систему. Например, мутация, с течением времени меняющая облик биологического вида, влияет на его экологическую нишу. Изменение экологической ниши этого вида, естественно, сказывается на экологических нишах других видов. Им приходится приспосабливаться. Окончание «лавины изменений» — переход к новому состоянию равновесия — может произойти нескоро.
Простейшая физическая модель, демонстрирующая такое поведение, — это куча песка. Представим следующую картину. Мы бросаем песчинку на самый верх кучи песка. Она либо останется на ней, либо скатится вниз, вызывая лавину. В лавине может быть одна или две песчинки, а может быть очень много. Статистика для кучи песка оказывается степенной, как для ряда бедствий и катастроф. Она очень похожа на ту статистику, которую мы имеем, скажем, для землетрясений, то есть опасность находится на грани между детерминированным и вероятностным поведением или, как сейчас говорят, на кромке хаоса.
Исследование сложных систем, демонстрирующих самоорганизованную критичность, показало, что такие системы сами по себе стремятся к критическому состоянию, в котором возможны лавины любых масштабов. Поскольку к системам такого сорта относится биосфера, общество, инфраструктуры различного типа, военно-промышленный комплекс, множество других иерархических систем, результаты теории самоорганизованной критичности очень важны для анализа управляющих воздействий, разработки методов защиты и разрушения.
Почему нам удается предсказывать? Если предсказывать, даже с помощью современных компьютерных технологий, так непросто, то как же мы ориентируемся в нашем сложном и быстро меняющемся мире? Как нам удается разумно действовать, несмотря на свой весьма скромный горизонт прогноза? Попытки получить ответ на эти вопросы, а с ним и алгоритмы прогноза, предпринимаются в создаваемой сейчас теории русел и джокеров.
Одним из ее авторов по праву может считаться известный финансист Дж. Сорос. В своей «Алхимии финансов» он выдвинул идею «информационной», или «рефлексивной» экономики. В соответствии с ней такие переменные, как «уровень доверия», «ожидаемые прибыли» и многие другие, характеризующие нашу «виртуальную реальность», играют ключевую роль в современной экономике. Именно они позволяют строить, а затем уничтожать величественные финансовые пирамиды. Но именно эти переменные могут меняться скачком, что совершенно не характерно для математических моделей, построенных в естественных науках.
Другими словами, в фазовом пространстве многих объектов, с которыми мы имеем дело в жизни, есть места, называемые областями джокеров, в которых случайность или игровой элемент либо фактор, не имеющий никакого значения в другой ситуации, может оказаться решающим и не только повлиять на судьбу системы, но и скачком перевести ее в другую точку фазового пространства. Правило, по которому совершается этот скачок, и называется джокером. Название пришло из карточной игры. Джокер — карта, которой можно присвоить статус любой карты по желанию играющего. Понятно, что это резко увеличивает число вариантов и степень неопределенности.
Простой пример. Допустим, у нас есть небольшой банк. И дела день ото дня идут все хуже. Да и как может быть иначе в эпоху кризиса? Пора принимать решение. Первое, наиболее естественное (оно принимается с вероятностью p1, при этом система скачком переходит в точку фазового пространства a1 рис. 10) — организовать презентацию в «Хилтоне». Шумиха, журналисты, новые клиенты и возможности. Второе — поступить как честные люди и объявить о банкротстве (вероятность p2 и соответственно точка a2). Наконец, можно подумать о семье и близких друзьях и улизнуть, прихватив всю оставшуюся наличность, чтобы с другого берега океана поучать местных реформаторов (вероятность p3, и точка a3). Видим, что у нас вновь и вновь возникает симбиоз динамики, предопределенности и случайности.
Но если нам не везет с прогнозами в области джокера, то где-то должно и везти. Подумаем: что значит «везет с прогнозом»? Это значит, что поведение системы с устраивающей нас точностью определяется лишь несколькими переменными, а обо все остальном в первом приближении можно забыть. Кроме того, у нас должна быть возможность предсказывать на довольно большой срок. Области фазового пространства, где осуществляются данные условия, были названы руслами.
Вероятно, способность эффективно выделять русла, учиться не только методом проб и ошибок, совершенствуя свою предсказывающую систему, но и опираясь на здравый смысл, и дала человечеству решающее преимущество в ходе эволюции. Можно взглянуть и более широко: разные теории, подходы, науки оказываются полезными и востребованными, если они удачно нашли свои русла. Ведь наука — это искусство упрощать, а упрощать особенно удобно, имея дело с руслами. Разумеется, «в среднем», «в общем случае» мы не можем заглянуть за горизонт прогноза, но «в частности», оказавшись в области параметров, соответствующих руслу, и осознав это, можно действовать разумно и осмотрительно.
Но тут возникает вопрос: где начинается и где кончается русло? Какова структура нашего незнания? Как от одного информационного поля и одних представлений, адекватных этому руслу, переходить к другим, когда это русло закончилось? Знакомясь с разными экономическими, психологическими, биологическими теориями, трудно отделаться от ощущения, что, сами того не осознавая, их создатели имеют дело с разными реальностями, с разными руслами. Это сродни дополнительности в квантовой механике, когда ответ на вопрос, является электрон волной или частицей, зависит от конкретного эксперимента.
ПРОГНОЗ И ДИНАМИКА СЛОЖНЫХ СОЦИАЛЬНО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ СИСТЕМ. После того как мы осознали существование горизонта прогноза, поняли, с системами какой сложности можно иметь дело, уточнили вопросы, которые можно задать, и данные, необходимые для того, чтобы ответить на эти вопросы, мы получили инструмент для описания самых разных явлений и процессов. Он особенно полезен при прогнозировании поведения социально-технологических систем, для которых пока не известны количественные законы, определяющие их динамику.
На пути к «социологии быстрого реагирования». Сейчас открываются совершенно новые возможности в области управления обществом. Чтобы охарактеризовать их, воспользуемся термином «социальный барометр», или «социология быстрого реагирования». Что это означает?
Допустим, что мы измеряем параметры нашего общества. Спрашивается, сколько переменных на самом деле характеризуют его? Данные социологических опросов и имеющиеся во многих регионах России информационные возможности позволяют проводить подробный мониторинг общества — это десятки и сотни показателей. С помощью компьютерных сетей такой мониторинг можно осуществлять с интервалом в дни или часы. Но что делать с этой огромной и, очевидно, важной информацией? Ведь лицо, принимающее решения, способно удержать в поле зрения только несколько факторов и несколько количественных показателей (психологи утверждают, что не более семи). Как выбрать эти показатели и помочь принимать разумные и взвешенные решения?
То, что помочь можно, показывает такая несложная вещь, как барометр. Пусть мы не умеем (или не знаем как) эффективно решать уравнения, описывающие динамику атмосферы, на основе которых можно было бы предсказывать погоду. Но барометр перед бурей предупреждает, что нас могут поджидать проблемы.
Для социальных систем компьютерные технологии могут служить своеобразным барометром: они «сворачивают» имеющуюся информацию в несколько показателей, которые помогают принять решение. В основу этих подходов легли методы, апробированные при прогнозе землетрясений. Мы не знаем уравнений, решая которые можно прогнозировать катастрофу, однако имеем огромный массив данных, используя которые можем «научить» прогнозировать соответствующие компьютерные системы.
И здесь хотелось бы предостеречь относительно преувеличенных ожиданий, типичных для общества, связывающего слишком много надежд с компьютерными технологиями. Вначале предполагалось, что автоматизированные системы управления позволят резко повысить эффективность экономики. Но экономика оказалась не готова к этому. Большие надежды возлагались на вычислительный эксперимент, связанный с компьютерным решением различных уравнений. Но выяснилось, что для описания многих важных объектов у нас нет соответствующих уравнений, а если они и есть, то определение коэффициентов и настройка модели сами по себе представляют исключительно сложную задачу.
«Ахиллесовой пятой» алгоритмов прогноза для социально-экономических систем и задач по управлению риском являются данные. Для того чтобы «научить» соответствующие компьютерные системы, нужно иметь длинные ряды достоверных и достаточно точные данных, характеризующих различные стороны изучаемого объекта. Пока этого практически нигде нет. Восполнив этот пробел, можно повысить качество прогноза.
Инновационное развитие. Сценарии для России. Сейчас многие надежды связываются со словами «инновационная экономика». И мы в Институте прикладной математики вместе с коллегами из других академических институтов занимаемся по поручению Министерства промышленности, науки и технологий РФ исследованием возможностей выхода России на траекторию устойчивого развития и перехода к инновационной экономике.
Проведенный анализ показал, что в десятилетней перспективе сложной социально-экономической системе, каковой является мир России, угрожает коллапс. Системный кризис подвел страну к черте, где закритический износ основных фондов ведет к череде техногенных и социальных катастроф, рост цен на энергоносители — к окончательному уничтожению обрабатывающей промышленности, повышение транспортных тарифов — к необратимому распаду страны. При сохранении нынешних тенденций произойдет окончательная утрата суверенитета, распад страны, уход российского этноса с исторической арены.
Из-за своего географического и геоэкономического положения, в силу высокой энергоемкости производства и жизни в холодной стране, 4/5 территории которой лежит в зоне вечной мерзлоты, Россия не может сколь-нибудь долгое время быть сырьевым придатком стран «золотого миллиарда». Поэтому жизненно важным стал вопрос о новых ресурсах развития. Одна из возможностей связана с переориентацией экономики на производство высокотехнологичной продукции в нескольких отраслях. Правительством России заявлен курс на переход от «экономики трубы» к инновационному развитию.
Официальный взгляд на развитие инноваций ориентирован на неолиберальную концепцию и следование зарубежным образцам. Это — трактовка инноваций как нововведений, нашедших место на рынке, ставка на развитие венчурного предпринимательства, понимание роли государства как арбитра, обеспечивающего условия и инфраструктуру для внедрения инноваций. Исследования, проведенные сотрудниками Института прикладной математики и других академических институтов, показали, что это тупиковый путь для России.
Инновации в России в настоящее время должны обеспечивать решение стратегических задач по жизнеобеспечению населения, по постепенному переходу страны на траекторию прогрессивного устойчивого развития, а не по «заполнению рынка», «обеспечению макроэкономической стабилизации» и т.д. Большинство жизненно важных для России инноваций имеет нерыночный характер. Это производство качественных и доступных населению продуктов питания и лекарств, строительство жилья и дорог, обеспечение коммуникаций, ресурсосберегающие технологии, нововведения, повышающие безопасность техносферы. Многие из широко обсуждаемых сейчас инноваций нужны не для гармонизации экономики, а для выживания страны. На передний план выходят надежность, долговечность, ремонтопригодность новых образцов техники для России.
Единственным заказчиком таких инноваций может и должно выступить государство. Оно должно вновь взять на себя важнейшую функцию — функцию целеполагания в области экономики и социального развития. Это требует принципиально иного уровня координации по сравнению с нынешним, гораздо более высоких требований к прогнозу и мониторингу социально-экономической системы. Это предполагает воссоздание на основе новых методов социального управления, прогнозирования, современных информационных технологий такой структуры, как Госплан России.
Следует отдать себе отчет, что страна находится в чрезвычайной ситуации, в историческом тупике. Чтобы вывести ее оттуда, нужны программы масштаба «Нового курса» Рузвельта. Выработка такого курса должна стать одной из главных задач и для научного сообщества, и для руководства страны.
ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА В ПРЕЗИДИУМЕ РАН:
Академик А. Ф. Андреев:Здесь все время говорилось слово «прогноз». Между тем прогноз — это то, чем занимается наука всегда: по данным начальным условиям определить, что будет с системой потом. Поэтому наш разговор о прогнозе — это фактический разговор о судьбе науки в современном обществе. Когда Дума принимает закон о прогнозе, она тем самым принимает закон о науке. Нельзя отделить прогноз от науки и науку от прогноза. Это одно и то же.
В последнее время под проблемой прогнозов имеется в виду действительно нечто жизненно важное для экономики, для жизни, поэтому отношение к прогнозу чисто человеческое, оно как бы отличается от отношения к науке. Я с этим глубоко не согласен.
Доклад мне очень понравился. В нем показано, что когда мы приступаем к решению какой-то задачи о прогнозе, то есть предсказании, что будет со структурой, с системой, надо иметь в виду всякие тонкости, которых тут очень много. Система может с очень большой точностью описываться простыми уравнениями, и это есть модель системы. Никакая простая модель полностью систему никогда не опишет. Всегда есть что-то неучтенное. Простая модель имеет некоторую точность, и бывает, что точность очень хорошая. Но когда система развивается, она может войти в область неустойчивости. Это может быть собственная неустойчивость модели, которая всем очевидна, а может быть неустойчивость по отношению к параметрам, в этой модели не учитываемым. Тогда, сколько бы вы ни анализировали модель, неустойчивости не увидите. Докладчик приводил пример с электромагнитным полем в маятнике, действие которого, на первый взгляд, не видно.
Я не согласен с тем, что до 60-х годов прошлого века люди всего этого не понимали. Просто начиная с 60-х годов наука о прогнозировании начала бурно развиваться. Сейчас эта очень важная область исследований находит все большее применение во всех науках и в обществе. Эти прогнозы, в принципе, ничем не отличаются от всех тех задач, которые наукой уже очень давно решены. И к ним надо относится с тем же почтением, как и вообще к науке.
Д. С. Львов: Доклад мне показался исключительно интересным своей многоаспектностью, включающей в том числе исследования экономических процессов. С моей точки зрения, такие исследования могли бы иметь большое прикладное значение. И в этой связи я попросил слово не случайно.
Как ни прискорбно мне, специалисту в области экономики, но я должен сказать, что мы оперируем информацией сугубо индивидуальной, с огромным числом наслоений. Поэтому любой экспериментатор, желающий с помощью модели, которой я пользуюсь, повторить мой результат, получит результат совершенно другой. Мы с легкостью необычайной позволяем вольно обращаться с важнейшими статистическими показателями. Везде актуальна проблема статистики, однако только в нашей стране система измерений, которой мы пользуемся, с самого начала имеет прогнозный период, близкий к нулю. А мы в такие прогнозы верим и создаем повышенные ожидания от экономической науки. Считаем, что якобы она что-то умеет, что-то делает, вместо того, чтобы анализировать модели, лежащие в основе тех или иных построений. Это первый момент.
Второе. Мне представляется совершенно очевидным, что в академии (и доклад, который мы прослушали, как мне кажется, наглядное тому подтверждение) имеется достаточно большой научный задел, используя который при анализе экономической информации, в оценке экономических параметров развития, можно сделать существенный шаг вперед. Однако академия сегодня стоит в стороне от этих работ (прошу меня правильно понять), демонстрируя абсолютную беспринципность. Мы знаем: то, что закладывается в развитие нашей экономики, научно не обосновано. А что мы делаем? — поднимаем руки, поддерживаем.
В заключение относительно ожиданий, которые мы создаем у студентов. В любом учебнике экономики описывается какая-то модель, предложенная лауреатом Нобелевской премии по экономике. Но модель не подтверждается реальной действительностью, потому что если вы возьмете различные временные интервалы, возьмете разные страны, эта модель не работает. Таковы факты и надо что-то с ними делать.
Р. Ф. Ганиев: Нелинейная механика — это та область, которой наш коллектив всю жизнь занимается, особенно в последние годы в связи с необходимостью разработки наукоемких технологических процессов. Но есть любители создать новую науку. Придумают название, берут пример из биологии, типа автоколебательной системы: зайцев много, волков больше; волков много, зайцев меньше. Это и есть новая наука — синергетика. Нет, наука только тогда становится наукой, когда есть общие математические модели, общие механизмы, общие методы. Их в синергетике нет! Есть разнообразные области применения, есть прекрасные аналогии, которые из механики могут брать физики, из физики — биологи. Но модели в биологии очень сложные, ими нужно заниматься конкретно и серьезно.
Кстати, недавно я прочитал статью математика В. И. Арнольда. На простейших математических системах он пытался прогнозировать некоторые социальные процессы. Это очень интересно, но при всем моем уважении к этому крупному математику, такими вопросами должны заниматься студенты, может быть, специалисты в области социологии, чтобы почувствовать тенденции. Модели, которые сегодня рассматривались, очень просты, поэтому специалисты в области социологии, экономических наук должны к ним относиться с большой осторожностью. Предстоит еще большая работа по созданию самих математических моделей. Мне бы хотелось больше услышать и об аттракторных моделях, и о хаосе.
Когда это модное направление появилось, мы, механики, хорошо знали, что в детерминированных системах наряду с регулярными процессами всегда наблюдаются и неустойчивые. Возьмем стакан, наполненный водой, и начнем его колебать. На каких-то определенных частотах поверхность жидкости в стакане будет совершать плоские колебания, на других частотах она будет вращаться, то есть пространственные движения будет совершать колебания в двух плоскостях. А между этими двумя состояниями существует неустойчивая область — вся жидкость будет совершать хаотические движения. Это явление описывается простыми механическими методами без участия таких терминов, как странные аттракторы, хаос и т.д.
В заключение хочу еще раз подчеркнуть, что модели, которые имеют отношение к социальным явлениям, к явлениям экономическим, очень сложны. И поэтому основывать на них далеко идущие выводы надо очень осторожно.

Библиография


www.spkurdyumov.narod.ru
Вайцзеккер Э., Левине Э., Левине Л. Фактор четыре. М., 2000 Владимиров B. A., Воробьев ЮЛ., Малинецкий Г. Г. и др. Управление риском. Риск, устойчивое развитие, синергетика. М., 2000 Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Синергетика и прогнозы будущего. М., 2001 Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Нелинейная динамика и проблемы прогноза//Вестник РАН. 2001. Т. 71. № 3 Малинецкий Г. Г., Подлазов А. В. Парадигма самоорганизованной критичности. Иерархия моделей и пределы предсказуемости//Известия вузов. Прикладная нелинейная динамика. 1997. Т. 5. № 5 Малинецкий Г. Г. Хаос. Структуры. Вычислительный эксперимент. Введение в нелинейную динамику. М., 1997 Малинецкий Г. Г., Потопов А. Б. Современные проблемы нелинейной динамики. М., 2000 Малинецкий Г. Г. Новый облик нелинейной динамики//Природа. 2001. № 3 Малков С. Ю., Ковалев В. И., Малков А. С. История человечества и стабильность (опыт математического моделирования)//Стратегическая стабильность. 2000. № 3 Новое в синергетике: Взгляд в третье тысячелетие/Под ред. Г. Г. Малинецкого, С. П. Курдюмова. М., 2002 Пределы предсказуемости. М., 1997 Режимы с обострением. Эволюция идеи: Законы коэволюции сложных структур. М., 1998 Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 1996 году: анализ и прогноз/Под ред. Г. В. Осипова, В. К. Левашова, В. В. Локосова. М., 1997 Чернавский Д. С., Пирогов Г. Г. и др. Динамика экономической структуры общества//Известия вузов. Прикладная нелинейная динамика. 1996. Т. 4. № 3 Bak P. How nature works: the science of self-organized criticality. N.Y., 1996 Waldrop MM. Complexity: The emerging science at the edge of order and chaos. N.Y., 1993 http://www.keldysh.ru/departments/dpt_17/gmalin.html

  • ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ РАЗДЕЛА:
  • РЕДАКЦИЯ РЕКОМЕНДУЕТ:
  • ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ:
    Имя
    Сообщение
    Введите текст с картинки:

  • ГЕННАДИЙ 2010-10-20 11:05:09

    …особенность в поведении сложного не заключается в сумме поведений его частей
    Я думаю, что поведение более сложного пусть неоднозначно, с большей или меньшей величиной зависимости, парадоксальности но, всё же, определяются поведением менее сложного. Чем больше разница в уровне сложности, тем меньше зависимости, больше неоднозначности и парадоксальности. ( По функционированию клеток сложно судить о поведении всего организма, но каждому организму соответствуют только его клетки, так же, как каждой клетке – только её организм. И от состояния клеток зависит состояние организма).

    …Сначала нужно увидеть картину в целом и выделить главное.
    Я представляю реальность, как кучу малу из всего, что в принципе может быть, и даже того, чего быть не может. Все между собой связано множеством связей. Что-то, может быть, мы пока не можем связать ни с чем. И, я не знаю, как будет правильней назвать – аналогия (?) ассоциация (?) бред (?) но, что-то, может быть, как параллельные структуры, явно не связанное, ни с чем, но оказывающее влияние на все. Примерно как в организме лимфатическая система. Это мораль, идеология, искусство. Я думаю, невозможно заранее знать, что - будет картина в целом, а что – кусочек мозаики и что среди этого - главное. Можно только на основе имеющегося опыта обобщать и предсказывать. А практически …, надо очень многое одновременно, но, если очень кратко и самое главное: правильно определиться с конечной целью и не принимать желаемое за действительное (самое трудное – не принимать…).

    …мы не только управляемся прошлым, но есть и влияние будущего.
    Может быть, это влияние не того будущего, которое будет, а того, что мы хотим, о чем мечтаем сегодня и, пытаемся сделать? Тогда нет никакого предназначения, предопределения. Есть только общие законы, которые невозможно отменить, но можно по- разному применить. Как мы это сделаем?
    Я так думаю.

Интеллект-видео. 2010.
RSS
X