загрузка...

Душа

  • 16.06.2010 / Просмотров: 10419
    //Тэги: Гордон   психология   человек  

    Когда-то психология рождалась как наука о душе, а в ХХ веке стала наукой о ее отсутствии. Можно ли объективно изучить предмет, предварительно расчленив его? Какие отношения связывают душу с духом и телом? Об онтологии души - доктор психологических наук Владимир Зинченко.







загрузка...

Для хранения и проигрывания видео используется сторонний видеохостинг, в основном rutube.ru. Поэтому администрация сайта не может контролировать скорость его работы и рекламу в видео. Если у вас тормозит онлайн-видео, нажмите паузу, дождитесь, пока серая полоска загрузки содержимого уедет на некоторое расстояние вправо, после чего нажмите "старт". У вас начнётся проигрывание уже скачанного куска видео. Подробнее

Если вам пишется, что видео заблокировано, кликните по ролику - вы попадёте на сайт видеохостинга, где сможете посмотреть этот же ролик. Если вам пишется что ролик удалён, напишите нам в комментариях об этом.


Расшифровка передачи


Александр Гордон.

…Воспроизвожу по памяти, по-
этому могу ошибиться. Я думаю, звучит это так:
Пробочка над крепким йодом,
Как ты быстро перетлела,
Так вот и душа незримо
Жжет и разъедает тело.

Вот что это за странная такая субстанция, которой
анатомически место не находится у нас, и тем не ме-
нее вся история человека и вся культура посвящена
все-таки завоеванию этой странной субстанции? Счи-
тается доблестью обладать ею и бесконечным пораже-
нием и унынием, когда она вдруг отходит, отлетает или
меняется. Что такое душа?
Владимир Зинченко: А я вам тоже отвечу стихотво-
рением.
Александр Гордон. Пожалуйста.
Владимир Зинченко.
Моя душа, как женщина,
Скрывает и возраст свой и опыт от меня.

Это не Ходасевич, это поэт средней руки, но велико-
лепный писатель, это Владимир Набоков.
Это загадка, как, впрочем, загадка и сам человек до
сих пор. Ведь Протагор две с половиной тысячи лет то-
му назад обратился к нам с просьбой – познай самого
себя, а я чего-то не слышал, чтобы кому-то удалось эту
просьбу выполнить.
Александр Гордон. Были случаи, просто они нам об этом не расска-
зывали.
Владимир Зинченко. Может быть. Тем не менее, душа – это нечто
сложнейшее из того, что человек познает. Хотя ведь
это и самое очевидное – наличие души. Правда, оно
занятное – наличие души. Каждый человек отличает,
скажем, душевную боль от зубной, и главное в этой ду-
шевной боли то, что эта боль может быть и беспричин-
ной.
Вопрос я понимаю, меня сюда и позвали, потому что
я психолог. Хотя должен честно сказать, что, после бо-
гословия и медицины, психология самая «точная» на-
ука. Так что я не хотел бы внушать телезрителям ка-
кие-то избыточные ожидания от нашей с вами беседы.
Психология в самом деле когда-то была наукой о ду-
ше, а потом стала наукой об ее отсутствии – это не мои
слова, эти слова произнес наш замечательный историк
Василий Осипович Ключевский. Это было в начале 20-
го столетия, большевики, слава Богу, к изгнанию души
из психологии отношения не имеют – так зарождалась
психология.
Психология, когда она появилась как наука, у нее,
пардон за тавтологию, появился комплекс неполно-
ценности: что-то такое у всех наук есть в руках, а здесь
что-то, что нельзя пощупать. Тогда говорили: «душев-
ное водолейство», и для того чтобы изучить душу, по-
строили очень разумную, на первый взгляд, программу
– решили расчленить душу, выделить в ней какие-то
свойства, атрибуты, тем более что большого ума для
этого не требовалось, это за нас сделали древние. Они
сказали, что есть познание, есть чувства, есть воля,
это главные атрибуты человеческой души. И давайте
тогда возьмем отдельно познания, отдельно чувство,
отдельно волю, начнем их исследовать. Ценой этого
анатомирования, расчленения возникла, я могу даже
с гордостью сказать, в общем, великая наука – класси-
ческая психология.
И классическая психология очень многое узнала,
узнала о глазе, о слухе, об обонянии, о памяти, о мы-
шлении, о внимании, о чувствах. Этот горох, так ска-
зать, имеется. Но он не желает собираться воедино,
одно дело анатомировать, а другое дело – собрать. Ге-
те великий говорил, что анализ и синтез – это как систо-
ла и диастола. Но мы не Гете, расчленить мы можем,
но душа не желает собираться из тех осколков, на ко-
торые наука ее расчленила. И, тем не менее, как пре-
ступника влечет на место преступления, так и многие
психологи, поупражнявших на исследованиях воспри-
ятия, на исследованиях движения, эмоций и так далее,
все-таки время от времени возвращаются к этой про-
блеме, к этой загадке души. И со мной тоже это случи-
лось, не могу сказать, что очень давно. Три года назад
меня японские коллеги попросили выступить на кон-
ференции о воспитании души, это было незадолго до
моего семидесятилетия. Я сначала решил отказаться,
а потом согласился, и более того, я их поблагодарил,
я начал свой доклад в Японии с того, что впервые за
50 лет моей научной работы ко мне обратились с во-
просом по моей прямой специальности – чтобы я рас-
сказал о душе.
Я начал собирать материал… И сейчас я шпильку
вставлю своей родной психологии. Меня давно при-
влекал замечательный ученый, мыслитель Алексей
Алексеевич ́Ухтомский, как себя он называл, мы его зо-
вем Ухт́омский, я тоже, наверное, буду ошибаться, ого-
вариваться. Он был князь. Жаль, его нельзя показать,
картинок как-то не предусмотрели мы. Осип Мандель-
штам когда-то сказал:
Духовное доступно взорам
И очертания живут.
И лицо Ухтомского, как лицо Бехтерева, как лицо Па-
влова, из последних – как лицо Мераба Мамардашви-
ли или самого Мандельштама, – это же живой дух. Ко-
гда смотришь на это лицо, не сомневаешься ни в на-
личии души, ни в силе духа этого человека.
Алексей Алексеевич Ухтомский закончил в Сергие-
вом Посаде Духовную академию, стал кандидатом бо-
гословия, и у него возник дерзкий замысел, который со-
стоял в том, чтобы познать анатомию и физиологию
человеческого духа. Заметьте, не тела, не мозга. Для
этого он поступил в Санкт-Петербургский университет,
его окончил, стал учеником нашего великого, замеча-
тельного физиолога Николая Евгеньевича Введенско-
го. И самое поразительное – он показал нам дорожку,
по которой имеет смысл идти.
Каждый человек знает, что у него есть руки, у него
есть ноги, у него есть голова. И даже когда мы говорим
кому-то «безрукий», «безголовый» и «бессердечный»,
то это не более чем метафора, все у него вроде бы на
месте. Но чего-то такого не хватает. И древние говори-
ли, что есть что-то, что нельзя свести к телу, нельзя по-
местить в теле, и это «что-то» определяет наше пове-
дение. Кто-то отождествлял это с «Я», но чаще всего
говорили о душе. Представление древних о ней (кото-
рое, между прочим, соответствует и вполне современ-
ным представлениям о душе) таково: это что-то, что
болит, радуется, плачет, стенает, но что не есть тело.
И Алексей Алексеевич выдвинул такую замечатель-
ную идею – у человека имеются анатомические, мор-
фологические органы, а на их базе мы строим наши
функциональные органы. Человек ведь не двурукое су-
щество, и даже не как Будда – шестирукое, человек
– тысячерукое существо, в смысле того, что он умеет.
Он умеет очень многое, он не подозревает даже, как
много он умеет. Наша походка, наша поза, между про-
чим, наши воспоминания, более того, наши знания –
это органы, которые мы построили на протяжении сво-
ей жизни, естественно, с помощью какой-то, робинзо-
нады здесь быть не может. По определению Ухтомско-
го, функциональный орган – это есть временное соче-
тание сил, способное осуществить определенное до-
стижение. Эти органы существуют виртуально, мы их
можем наблюдать только тогда, когда они в действии.
Например, я могу узнать – китаец может пользовать-
ся нашими приборами или только палочками? – только
предложив ему эти приборы.
Человек в машине – это функциональный орган.
Д`Артаньян и его шпага – это функциональный орган,
всадник на лошади – это функциональный орган, все
это суть временные сочетания сил.
Хотел бы обратить ваше внимание на энергийную
характеристику органа как сочетания сил. И здесь мы
можем переброситься снова на две с половиной тыся-
чи лет тому назад к замечательной метафоре Плато-
на, который говорил о том, что душа подобна упряжке
коней и вознице. Один конь – это разум, другой конь
– это «соединенная сила коней и возницы», возница
– воля, а кони – разум и чувства, аффекты. Значит, у
Платона мы встречаемся с энергийной характеристи-
кой души. И у Ухтомского тоже. Я не хочу сказать, что
любой построенный нами функциональный орган – это
и есть душа, но это уже есть подход, ход к духовному,
а не телесному организму.
Мне говорили, что у вас участвовал в одной из пе-
редач замечательный Сергей Сергеевич Хоружий, ко-
торый восстанавливает исихастскую традицию право-
славной патристики, в которой была предложена энер-
гийная модель человека. Я убежден, что Ухтомский,
имевший богословское образование, он не мог этого
не знать. Кстати, в 20-е годы его упрекали в том, что он
религиозен, и он был религиозен, он был старобряд-
цем и не очень это скрывал. Итак, возможен ход к ду-
ше как к некоторому энергийному образованию. Но как
все-таки это представить более конкретно, как это сде-
лать предметом изучения, а не только поэтического по-
знания? Хотя поэтические вещи, они сами по себе за-
мечательные, они очень часто не хуже, а прозорливее
и лучше, чем научные выводы и заключения.
И здесь я хочу обратиться еще к одной традиции,
которая существовала прежде, чем традиция Ухтом-
ского. У нас был замечательный Иван Михайлович Се-
ченов, которого справедливо называют отцом русской
физиологии. А мы называем его еще и отцом русской
психологии, он написал замечательную работу «Кому
и как разрабатывать психологию», поставив проблему,
которая, между прочим, до сих пор не имеет однознач-
ного решения. И вот в какую-то из юбилейных дат, уже
в советское время, академик Самойлов, биофизик, де-
лал доклад о Сеченове, о его вкладе в науку, и он ис-
пользовал такой ход мысли. Наш замечательный есте-
ствоиспытатель Климент Аркадьевич Тимирязев как-
то сказал: «лист – это есть растение». Конечно, он не
был сумасшедшим, он понимал, что есть корни, клуб-
ни, ствол, ветки и так далее – но лист концентрирует,
собирает, комплицирует в себе все свойства растения.
А дальше он сказал, что «мышца – есть животное».
Мышца сделала животное животным, мышца сделала
человека человеком – это вывод Сеченова.
И вот мы смотрим на организм: лист занят, это расте-
ние. Мышца? У нас есть не только мышца, у нас есть
скелетная система, кровеносная, нервная. Мышца –
есть животное, у животных душа есть, это отрицать ни-
кто не будет, особенно зрители, у которых есть кошки
и собаки дома. А душа – что такое? И вот возникает
лихое предположение: а может быть, душа есть живое
движение? Мы знаем, что есть живое вещество, есть
живое движение. Я вспоминаю еще одного нашего за-
мечательного ученого Николая Александровича Берн-
штейна, который ввел понятие «живое движение». Его
трудно определить, но его можно исследовать.
И это же живое движение мы можем рассматривать
как орган, функциональный орган, потому что в со-
ответствии с Бернштейном живое движение эволюци-
онирует: ребенок учится ходить, бегать, прыгать, мы
учимся каким-то движениям. Живое движение инволю-
ционирует: я сейчас уже не побегу, как я бегал в мо-
лодости, даже если есть за кем. Живое движение ре-
активно: я одним способом иду по паркету, другим –
по скользкому льду, третьим – по глубокому следу. Ма-
ло того, живое движение чувствительно. То есть живое
движение Бернштейн уподобил живому существу. Но
живое движение, между прочим, энергийно, и даже па-
узы, которые есть в нашем живом движении, – это же
накопленная энергия, энергия, которая может развер-
нуться в дальнейшем в действие. Опять-таки, я не хочу
сказать, что живое движение и есть душа. Хотя Алек-
сандр Сергеевич Пушкин, как вы помните, писал: «…
партер уж полон, ложи блещут…» и так далее, «…узрю
ли русской Терпсихоры душой исполненный полет?» –
душой, а не ногами. Когда вы смотрите на балерину,
то ее тело-то исчезает, мы же видим душу. А когда вы
читаете стихотворение, то вольно или невольно, при-
ходит на память Иосиф Бродский, который сказал, что
стихотворения можно рассматривать как фотографии
души поэта – не самого поэта, а его души.
Итак, энергийность. Но и какая-то реальность, мо-
торика, движение. Это реальность, мы ее можем за-
фиксировать, мы ее можем воспроизвести. В ней мно-
го непонятного, мы до сих пор не можем как следует
отличать живое движение от механического, хотя мы
догадываемся, что механическое движение есть пере-
мещение в пространстве, а живое движение есть пре-
одоление пространства и времени.
Я опять укоряю психологов – мне обидно, что не они
сказали это. Великий английский физиолог Чарльз Ше-
рингтон написал, что на конечных стадиях осуществле-
ния действия есть место элементам памяти, есть ме-
сто элементам предвидения, которые в дальнейшем
своем развитии могут превратиться в то, что мы назы-
ваем умственными способностями. Я обращаю ваше
внимание, это как раз для данного сюжета важно – ве-
ликий физиолог ищет память, мышление, то есть пси-
хические процессы, не в мозгу. Как он сам сказал, тоже
замечательно: не ищите сознание в мозгу – не обря-
щете, нет его там. Может быть, живое движение – это
есть душа души?
Ну, а теперь: а что она есть все-таки сама и в нашей
жизни? Михаил Михайлович Бахтин, великий гумани-
тарий, просто сказал: «душа это есть дар, это есть дар
моего духа другому человеку, когда я думаю о другом
человеке, я думаю о его душе. Что касается меня са-
мого, то сам я живу в духе». То же самое говорил и Па-
стернак, помните – «растворение нас в других, как бы
им в даренье». Причем, это дар замечательный, пото-
му что это не презенты, которыми мы с вами обмени-
ваемся, а это дар, который не скудеет от дарения. Ка-
ждый человек, обратившись к самому себе, может об-
наружить в себе дар, который ему дали родители, да-
ли учителя, дали близкие люди, друзья и так далее.
И если он приличный человек, то он сумеет передать
этот дар другому. И в этом смысле душа, я уж не го-
ворю, что она бессмертна, но она передается из поко-
ления в поколение. В этом состоит, между прочим, па-
мять души, и это нечто иное, по сравнению с памятью
истории. История ведь разрушает традицию, история
разрушает душу, многое делает для того, чтобы разру-
шить. Помните: «любовь к отеческим гробам, любовь
к родному пепелищу» – в этом смысле душа и память
сопротивляются истории, хранят другую историю, хра-
нят человечность. И следует надеется, что эта чело-
вечность будет продолжать передаваться из поколе-
ния в поколение.
Итак, дар. Далее, где все-таки мы должны искать ду-
шу? Но прежде об еще одной важной вещи, о которой я
должен упомянуть в связи с движением. В древнегре-
ческом языке слово «грация» означало не «спасибо»,
и даже не «грация» в нашем понимании – как «дви-
жение», а означало «великодушие». Кто-то из фило-
софов говорил, что самое красивое мертвое лицо ме-
нее красиво, чем некрасивое живое лицо, потому что в
этом живом лице есть своя грация и есть душа.
Я говорю о том, что имеется некоторый шанс по-
дойти к этой «виртуальной реальности», хотя мне бы
не хотелось душу называть виртуальной реальностью,
потому что эта реальность более реальна, чем наша
внешняя реальность. Слушайте, в конце концов, мой
субъективный мир, разве он не объективен? Еще как
объективен! Я же могу, между прочим, от этого внешне-
го мира спрятаться в конце концов в своем мире, отго-
родиться, и я знаю, что я могу стать заложником своего
внутреннего мира, могу стать его жертвой. Это очень
суровая реальность, в которой ориентироваться вовсе
не проще, чем ориентироваться во внешнем мире.
Мы, психологи, говорим, что предметом психологии
является ориентировка в окружающем, то есть субъ-
ективное отражение объективного мира. Но на черта
мне нужен этот объективный мир такой, какой он есть?
Я строю свой мир и хочу этот построенный мир как-то
реализовать.
Я возвращаюсь к вопросу о, так сказать, седалище
души. Она внутри меня или вовне меня? Еще один наш
замечательный, убиенный Сталиным универсальный
человек, философ, историк, лингвист, эстет, Густав Гу-
ставович Шпет говорил: душа мягким, нежным покро-
вом обволакивает нас. Но и удары, которые наносят-
ся нашей душе, морщины и шрамы можно увидеть на
внешнем нашем лике. На внешнем лике мы видим,
что человек испытал, что человек пережил. Посмотри-
те рембрандтовские автопортреты, их есть целый аль-
бом – это же действительно эволюция его души, от мо-
лодого с Саскией на коленях, до глубокого старика; это
же биография его души.
Далее. Душа находится в замечательном простран-
стве, пространстве между людьми. Между прочим, она
в этом отношении не уникальна, так же между нами на-
ходится наше сознание, идея существует в простран-
стве «между». Это я опять ссылаюсь на Бахтина, фи-
зиологи бы мне сказали, что ты какой-то бред несешь,
сознание в моем мозгу находится. Но душа – между.
И мы же догадываемся, что души, в конце-то концов,
могут сливаться воедино. Но они могут и разливаться,
они могут и расставаться.
Далее. Душа находится не только между людьми,
но душа находится между мной и миром. Мы говорим:
«душа лежит к этому» или «не лежит». Душа находит-
ся не только между нами и миром, но душа находится
между телом и между духом. Опять же, что касается
тела, здесь большой интуиции не надо, чтобы понять,
что оно существует, хотя и это тоже проблема. Помни-
те, «дано мне тело, что мне делать с ним, с таким еди-
ным и таким моим?» Или, автоэпиграмма на самого се-
бя: «с таким голодным и таким моим».
Но дух всё-таки мы отличаем от души: мы же пони-
маем, что душа-то у нас есть, а с духом собраться на-
до. Надо набраться духа или надо набраться окаян-
ства для того, чтобы что-то совершить. Это теологиче-
ский сюжет, конечно, оставим Богу богово, но у религии
нет монополии, между прочим, ни на дух, ни на душу,
ни тем более на тело, хотя претензий много. Но наука
имеет право, как минимум, размышлять об этом, так
же, как и искусство размышляет об этом.
И, между прочим, над духом тоже нужен какой-то
контроль. Прочитав в самом начале стихи, вы хороший
запев задали. Тютчев говорил, что душа – это в узах
заключенный дух. И, между прочим, его опасно выпус-
кать, душа должна была бы держать его на коротком
поводке. Потому что дух, лишенный души, удесятеряет
силы, это слова Набокова, но цели оказываются без-
душными.
Александр Гордон. Я хотел бы задать вопрос о целеположении. Ду-
шу можно определить по-разному: как функциональ-
ный орган, виртуальный или не очень, энергейный,
данный нам в дар, существующий в неком простран-
стве, которое равно и вне нас, и внутри. Как у всякого
органа, особенно у органа того типа, который вы опи-
сали – функционального органа – у неё есть задача,
которую она должна выполнить. И есть некие пределы,
в которых она должна существовать. Вы сейчас сказа-
ли, что она должна держать дух в узде. Что это за око-
вы такие? Я процитирую вам московского поэта Алек-
сея Королева. Он сказал так:
Пора и о душе подумать, если это
Душа, а не клеше из Ветхого Завета.
Насколько всё-таки человечество интуитивно нащу-
пало ту клетку, в которой нужно содержать душу? И
является ли религия единственным ответом на это? И
ещё один вопрос вдогонку: у каждого ли есть душа?
Владимир Зинченко. Сначала первый вопрос.
…Поэта долг – единить
Края разрыва меж душой и телом.
Талант – игла, а голос – нить.
И только смерть всему пределом.
Так юноша Бродский в 63 году поставил, между про-
чим, задачу перед научной психологией – «единить
края разрыва меж душой и телом». А задача очень оче-
видная – держать свой дух в узде, и дух человечества,
между прочим, тоже. Бергсон – Нобелевский лауреат
начала 20 столетия, еще тогда говорил, что этой ги-
гантской промышленности и технике не хватает такой
же большой души. Джина-то выпустили из бутылки, а
цели бездушны.
Теперь – что это значит для нас с вами. Отвлечем-
ся сейчас от того, что душа ориентирует нас в социу-
ме, а она ориентирует нас там. Мы же с первого взгля-
да можем оценить, лежит или нет душа не только к де-
лу, но и к человеку. Я сейчас процитирую философа
Фихте: «Человек создает себе органы». Он не сказал
«функциональные», но имел в виду это – «душой и со-
знанием назначенные». Вот вам ещё одна ее полезная
функция, целевая функция.
Второй вопрос. Мы когда-то с Мерабом Константи-
новичем Мамардашвили писали одно непростое сочи-
нение и там шутили, что душ меньше, чем людей, не
всем хватает. Особенно явно это было в стране дефи-
цита. Но, я думаю, что она всё-таки есть у каждого че-
ловека, только у одного она может быть светлая, а у
другого она может быть черная или «мелкая душонка».
Это точно так же, как нам популярно объяснял Сергей
Сергеевич Аверинцев, что, когда мы говорим о безду-
ховности, то это скверный русский язык. Потому что
бездуховных людей нет, а есть дух, скажем так, с плю-
сом, и есть…
Александр Гордон. Слабые духом и сильные.
Владимир Зинченко. Да, или есть дух с минусом.
Любой язык, пожалуй, замечателен, не только рус-
ский. Но в русском языке мы имеем совершенно неве-
роятное богатство слов в сочетании с «духом» и с «ду-
ховностью»: печать духа, память духа, духовное обще-
ние, духовная способность, духовные потребности, и
так далее.
Александр Гордон. Сила духа…
Владимир Зинченко. Мы действительно имеем дело с духовным ор-
ганизмом. И Ухтомский определял, между прочим, ду-
шу, как «внимание духу». Правда, он имел в виду, ско-
рее всего – как религиозный человек – дух в несколько
ином смысле.
У него есть и еще один термин, который наверняка
Хоружий в беседе с вами использовал, – доминанта.
Его последователи сейчас издали книгу, которая так и
называется – «Доминанта души». И главная доминан-
та души, это доминанта на лицо другого человека. На
этом, наверное, мы можем и закончить – Ухтомский па-
тетически сказал: пока у тебя не сформируется доми-
нанта на лицо другого человека, о тебе самом нельзя
будет говорить, как о лице. Так что доминанта души –
это хороший сюжет…


Материалы к программе


Из книги В. П. Зинченко «Психологические основы педагогики» (М., 2002):
Размышление о душе и духовном развитии человека. Воспитание души — вызов психологии. Воспитание души — вечная проблема. Каждое новое поколение людей ищет свои пути ее решения. И то, что человечество все еще существует, — лучшее свидетельство тому, что такие пути, в конце концов, отыскиваются. Другое дело, осознание найденных путей. Известно, что люди сначала научаются ходить, а потом задумываются над тем, как им это удалось. Если задумываются?! Такова же ситуация и с воспитанием души.
Психология не может похвастаться успехами в ее решении, так как психологи почти 150 лет назад начали «расчленять» душу на отдельные функции в целях их объективного изучения. Они успешно продолжают это интересное занятие до сих пор. Попытки собрать душу воедино редки и малоуспешны. «Сущее не делится на разум без остатка» (Гёте), и измерить алгеброй гармонию еще никому не удавалось. До сих пор остается верной оценка психологии, данная русским историком В. О. Ключевским в начале XX в. : раньше психология была наукой о душе, а теперь стала наукой об ее отсутствии. Душа оказывается в остатке, по поводу чего психология проявляет полное равнодушие, не испытывает угрызений совести, ибо и она сама не страдает от избытка души.
Тема «Воспитание души» может рассматриваться как вызов всей академической психологии, который она, возможно, примет, достигнув соответствующего духовного возраста. Или последует примеру философов, уже начавших возвращать душу в свой дискурс о бытии и сознании, о познании и деятельности. Ф. Т. Михайлов интересно размышляет об основании единства всех сил души, участвующих в осознании Бытия, о том, что разделяет и объединяет в людях интуицию, воображение, интеллект, высшие эмоции и аффекты, нравственное чувство и волю. Для обсуждаемой темы существенно, хотя и спорно, что с точки зрения романтического философа главной силой души является фантазия. Нам представляется, что память имеет на это не меньше прав,
Память души отличается от исторической памяти. Первая не столько хронологична, сколько структурна, синхронистична. В памяти души, видимо, большое место занимает традиция, которая, конечно, не вечна, но она меняется, подвергается реконструкциям и разрушениям существенно медленнее, чем историческая память. Душа более устойчива и ее память менее подвержена историческим влияниям, благодаря чему эстафета человечности передается через самые глухие и мрачные исторические эпохи. Душа в отличие от психики и сознания всечеловечна, внеисторична, если угодно, архетипична. В ее эмоциональной памяти хранятся общечеловеческие, внеисторические символы, ценности и смыслы. Другими словами, душа причастна к абсолютному, к истине, и при этом умудряется быть на границе прошлого и будущего, сохранять чувство времени, без которого она не может жить. Отношения со временем у души очень не простые: считаясь с действительностью времени, она в силу своей причастности к абсолютному может сопротивляться «духу времени». Душа не столько развивается, сколько раскрывается, для чего могут иметься более или менее благоприятные условия. Важнейшим посредником между душой и абсолютным является искусство, не только понимающее, но и создающее язык души. Бурный сократовский анамнезис есть возвращение не к истории, а к истокам, благодаря чему, например, поэты провидят будущее:
Дыханье вещее в стихах моих
Животворящего их духа…
(Осип Мандельштам)
Психологию, конечно, можно и нужно укорять по поводу отказа от изучения души. Вместе с душой она потеряла чувство времени, которое пытается обрести вновь культурно-историческая психология и некоторые другие направления. Но пока только его, а не душу. Раскрыть механизм чудесного, взять приступом абсолютное еще никому не удавалось (не только в области психологии). Приведенные соображения о «взаимоотношениях» психологии и души не следует воспринимать как критику в адрес науки. Психология, действительно, выполнила поставленную перед собой задачу и стала объективной наукой. Сегодня ее методическая вооруженность и изощренность вполне сопоставима со многими разделами физиологии, биофизики и других наук, вплоть до генетики, с которыми она тесно сотрудничает. Психологи давно утратили комплекс неполноценности по поводу субъективности (субъективизма) своей науки. Исчезли также упреки в ее адрес по поводу старинного «душевного водолейства». Психология почти освободилась от «субъективизма» примерно в то же время, когда физики пришли к выводу, что печать субъективности лежит на фундаментальных законах физики (А. Эддингтон).
Несмотря на сравнительно недавний срок рождения экспериментальной психологии, она накопила солидный багаж научных фактов, ставший фундаментом для многих отраслей психологии и ее практических приложений. Как и в любой другой науке, в психологии есть множество конкурирующих теорий, научных направлений и школ. И все же можно сказать, что построена онтология психики, но не души. Приблизиться к пониманию души пока удается лишь литературе и искусству. Возможно, это удастся и науке, если она извлечет накопленный ими опыт.
Душа — дар моего духа другому человеку. Мифотворческая фантазия Платона породила замечательный образ души, которую он уподобил соединенной силе окрыленной пары коней и возничего. Возничий — разум; добрый конь — волевой порыв; дурной конь — аффект (страсть). Если какой-либо из атрибутов души отсутствует, душа оказывается ущербной. Даже наличие всех трех атрибутов души: разума, чувства и воли не гарантирует ее духовного богатства. Глубокий ум, высокий талант, замечательное профессиональное мастерство могут быть отравлены завистью, гордыней, которые опустошают душу, убивают дух. Может быть, платоновской соединенной силе не хватает крыльев?! Подобное объяснение красиво, но его трудно принять в качестве определения. Но из него следует, что душу нельзя свести к познанию, чувству и воле. Душа — это таинственный избыток познания, чувства и воли, без которого невозможно их полноценное развитие.
Взаимоотношения души и духа достаточно парадоксальны. С одной стороны, душа питается духовной энергией и щедро тратит ее, так сказать, в мирных целях. С другой — если верить Набокову, изъятие души удесятеряет дух, но цели… бездушны, бесчеловечны, чему, к несчастью, дает новые страшные примеры только что наступившее новое тысячелетие. Ф. И. Тютчев, видимо, имел основания характеризовать душу как «в узах заключенный дух», с которым она не всегда может справиться.
Духовный организм и его функциональные органы. Русский мыслитель А. А. Ухтомский в начале XX в. сформулировал дерзкий замысел: познать анатомию и физиологию человеческого духа. Ему принадлежит идея функциональных (не анатомических!) органов индивида и его духовного организма. Согласно Ухтомскому, функциональный орган — это всякое временное сочетание сил, способное осуществить определенное достижение. (Еще раз вспомним соединенную силу в метафоре души Платона.) Такими органами являются движение, действие, образ мира, психологическое воспоминание, творческий разум, состояния человека, например, сон, бодрствование, аффект, даже личность. Особую роль в формировании функциональных органов играет живое движение. Возможно, с ним связано и обсуждение вопроса об онтологии души. Аристоксен, ученик Аристотеля, утверждал, что душа есть не что иное, как напряженность, ритмическая настроенность телесных вибраций. В этом же духе рассуждал Плотин.
Что есть душа? Телесный организм занят. Может быть, живое движение, если не душа, то ее удачная метафора или душа души, ее энергийное ядро? Живое движение иначе, чем механическое, связано с пространством и временем. Механическое движение есть перемещение в пространстве, а живое — преодоление пространства, претерпевание такого преодоления и построение собственного пространства. Механическое движение пожирает, убивает время, а живое, напротив, оживляет, создает, строит живое время. Живое движение души одухотворяет индивидуальное и историческое время, членит, ритмизирует его, образует в нем зазоры, периоды активного покоя, соединяет его с пространством.
Не давая определения души, зафиксируем, что душа и дух есть реальность. Они не менее объективны, чем так называемое объективное, например материя (в философском смысле). Подобное утверждение было бы смешно, если бы не было так грустно. Как отмечалось ранее, психология в свое время пожертвовала душой ради объективности, как тогда казалось, своей субъективной науки.
Функциональные органы, согласно Ухтомскому, это не механизмы первичной конструкции. Они представляют собой новообразования, возникающие в жизни, деятельности индивида, в процессе его развития и обучения. Понятие «новообразование» широко использовали многие философы и психологи, в том числе Л. С. Выготский, А. В. Запорожец, А. Н. Леонтьев. Но все эти ученые, характеризуя функциональные свойства новообразований, не замечали их энергийную природу и суть, о которой писал Ухтомский, хотя и понимали, что их создание — главный признак развития человека.
В реальном поведении и деятельности многочисленные функциональные органы работают не изолированно, они вступают во взаимодействие не только с миром, но и друг с другом. В своей совокупности они составляют трудно дифференцируемый организм — одновременно предметный, телесный и духовный. Особенность этого организма, назовем его духовным или одухотворенным, состоит в активности, действенности, направленности не только вовне — на созидание, творчество, но и вовнутрь — на самосозидание. Интересно и продуктивно различение души и духа, предложенное Бахтиным: «Внутреннюю жизнь другого я переживаю как душу, в себе самом я живу в духе. Душа — это образ совокупности всего действительно пережитого, всего наличного в душе во времени, дух же — совокупность всех смысловых значимостей, направленностей жизни, актов исхождения из себя (без отвлечения от Я)».
Значит, человек, его сознание, как и произведение искусства, подобны символу. Узнать и понять человека можно только целиком. Шанс узнать и понять невидимое и таинственное состоит в том, что при всей своей невидимости, внутреннее прорывается вовне, его можно скрывать лишь до поры до времени. Оно прорывается даже против воли своего носителя. Автономность внешних и внутренних форм весьма относительна. Они не только взаимодействуют одна с другой, но и взаимоопределяют друг друга, связаны отношениями взаимного порождения. Внешнее рождается внутри, а внутреннее рождается вовне.
В психологии отношения взаимного порождения внешней и внутренней форм обозначаются понятиями интериоризации и экстериоризации. Экстериоризация есть более или менее совершенное воплощение внутренней формы. Оба процесса (акта) идут навстречу один другому. Они синергичны и невозможны один без другого. Их встреча обеспечивает объективацию субъективного и субъективацию объективного.
В человеческой жизни гармония (или единство) внешнего и внутреннего, формы и содержания, сознания и деятельности, образа и действия, аффекта и интеллекта, внешней и внутренней форм, первого и второго Я, души и тела и т.д. есть лишь преходящие моменты. Они только условно могут быть вписаны одна в другую. Реальная жизнь есть преодоление напряжений и противоречий между ними. Последние составляют источник и движущую силу развития человека.
Пограничье и проницаемость души. Что же является источником внутренней формы человека? Нельзя ли его представить более конкретно? Наша гипотеза состоит в том, что человек по мере активного, деятельного и созерцательного проникновения во внутреннюю форму слова, символа, другого человека, произведения искусства, природы, в том числе и своей собственной, строит свою внутреннюю форму, расширяет внутреннее пространство своей души. Еще раз подчеркнем, что мифологическое и символическое понимание мира подготовило представление о нем как о едином существе, имеющем внешние и внутренние формы, и такое же представление о человеке, об искусстве, о языке. Именно в этом смысле мир соприроден человеку, человек соприроден миру. Можно считать, что это еще одна символическая размерность введенного космологами антропного принципа устройства мира. Согласно ему, дружественный Универсум поддерживает жизнь, в том числе и человеческую!
Итак, вышеизложенное можно резюмировать следующим образом. Создаваемые человеком в процессе развития внешняя и внутренняя формы представляют собой пространство, в котором может находиться душа. Или она сама является пространством, в котором создаются эти формы? Внутренняя форма сама по себе лишь потенциально является пространством души. Это пространство активно, энергийно, его внутренний избыток стремится наружу, чтобы реализовать себя, и таким образом влияет на внешние формы активности, поведения и деятельности своего носителя как и на внешнюю форму — облик и лик последнего. Прорываясь вовне, внутренняя форма становится внешней, а следовательно, может быть предъявлена, дарована другому человеку. Именно в этом смысле душа не может погибнуть: она переходит к другому. Конечно, при условии, что этот дар будет принят в себя другим, а если последний к тому же обладает благодарной памятью, душа сохраняет авторство дарителя.
Если вспомнить тезис об обратимости внешней и внутренней форм, то можно предположить, что душу человека следует рассматривать как нечто объемлющее внешнюю и внутреннюю формы. Или, по крайней мере, как то, что может ими распоряжаться. В каждом человеке имеются археологические, согласно К. Юнгу, архетипические пласты знаний, опыта, нераскрытых способностей, виртуальных внутренних форм поведения и деятельности, о которых речь уже шла. Все они труднодоступны не только постороннему наблюдателю, но и их носителю.
Есть еще одна давняя, красивая, романтическая идея Новалиса. Он нашел место души на границе между внешним и внутренним (понятия внешней и внутренней формы Новалис не использовал). Именно в точках их взаимодействия и взаимопроникновения разворачивается жизнь нашей души. Само собой разумеется, что внешние и внутренние формы различаются одна от другой, неравны друг другу, и это различие создает как бы разность потенциалов. Возможно, душа, находящаяся между ними, ощущает (сознает) неравенство внешней и внутренней формы и тем самым выступает источником идей, чувств, действий, в конце концов, источником и движущей силой развития. Вспомним также о неравновесности, асимметричности избытка недостатка и избытка возможностей. Сильная душа трансформирует разрушительную (отрицательную) энергию, порождаемую избытком недостатка, в энергию положительную, в энергию созидания и достижений, как сказал Набоков, «в ваятельную волю».
Ранее говорилось о пространстве «между», т. е. о пространстве между людьми, в котором также протекает жизнь нашей души. Есть еще одна граница, о которой говорил Э. Фромм: «Душа — это переход и поэтому ее нужно рассматривать в двух аспектах. С одной стороны, она дает образ, составленный из обрывков и слепков всех прошлых событий. С другой — набрасывает в том образе контуры будущих событий, поскольку душа сама создает свое будущее». Но она же, согласно Канту, воспринимает внутренние состояния человека, т. е. воспринимает и оценивает настоящее, без чего невозможен и не нужен поиск будущего. Другими словами, бодрствующая душа всегда находится на грани, на пороге преобразования:
Состояние души не только мерило времени, но и его создатель. Она похожа на безумную компасную стрелку, о которой писал Мандельштам в «Разговоре о Данте»: «Дрожащая компасная стрелка не только потакает магнитной буре, но и сама ее делает».
Итак, существует, как минимум, три пространства «между» или три границы, на которых располагается душа: между людьми; между внешней и внутренней формами самого человека; между прошлым и будущим. Она выполняет огромную работу, связывая все перечисленные пары по горизонтали, а возможно, и по вертикали. Мы пока не готовы обсуждать, какое из указанных пространств играет наибольшую роль в ее воспитании. Но сама по себе идея пограничья заслуживает самого пристального внимания. Не так ли обстоит дело с душой? Замкнувшись исключительно на себе или в себе, она деградирует.
Пограничье души не противоречит тому, что она может проявить себя, воздействуя на внешнюю и на внутреннюю формы (или находиться, переселяться в них). Г. Г. Шпет писал: «Вообще, не потому ли философам и психологам не удавалось найти „седалище души“, что его искали внутри, тогда как вся она, душа, вовне, мягким, воздушным покровом облекает „нас“. Но зато и удары, которые наносятся ей, — морщины и шрамы на внешнем нашем лике. Вся душа есть внешность. Человек живет, пока у него есть внешность. И личность есть внешность. Проблема бессмертия была бы разрешена, если бы была решена проблема бессмертного овнешнения». Лишь на первый взгляд, это суждение кажется эпатирующим. Оно направлено против крайней расплывчатости понятий внешнего и внутреннего. Шпет возражает против заключения души в некое таинственное внутреннее. Аристотель ведь рассматривал душу не только как причину и начало живого тела, но и как сущность, своего рода форму естественного тела, потенциально одаренного жизнью. Сущность же есть осуществление (энтелехия), следовательно, душа есть и завершение такого тела. В определении души Аристотеля дважды звучит слово осуществление: «[Душа] есть известное осуществление и осмысление того, что обладает возможностью быть осуществленным». Значит, душа не только виртуальна, потенциальна, но и реальна. Она — «жилица двух миров» а может быть, многих?
Пространство и время души. Пограничье и проницаемость границ — в этом тайна и ее разгадка, к которой подходил Борис Пастернак:
Перегородок тонкоребрость
Пройду насквозь, пройду, как сеет.
Пройду как образ входит в образ
И как предмет сечет предмет.
Это одинаково справедливо и для культуры, и для души. Идея пограничья души не противоречит тому, что душа может быть высокой и низкой, большой и малой, широкой (так обычно характеризуется русская душа) и узкой, даже тесной. Поэты говорят, что душа имеет свои пределы. Значит, при всем своем пограничьи, душа имеет и свое пространство, но пространство совершенно особое.
Но ведь стена, будучи виртуальным сооружением поэта, — это та же граница! И она же пространство. Пространство души, ее чертоги нельзя измерить метрическими и даже топологическими категориями, хотя свою топологию душа, видимо, имеет. Однако топология души не единственная, а множественная, т. е. топология не сциентистская, а гуманитарная, предполагающая даже взаимную обратимость пространства и времени. В ее свете граница (стена) может быть и пространством, а точка может быть представлена как многомерное пространство. Последнее, в свою очередь, может свернуться в точку:
…И вы, часов кремлевские бои, -
Язык пространства, сжатого до точки…
(Осип Мандельштам)
Конечно, задача (и забота) воспитания души сильно бы упростилась, если бы мы могли сколько-нибудь точно определить и предсказать такой час или миг, который является фиксированной точкой предельной жизненной интенсивности, точкой события и «моментальной навек» грозы. Мамардашвили называл ее «Punc-tum Cartesianum»:
Подобные точки (час, миг, мгновение) приобретают символическое значение, накладывают свою печать на развивающуюся душу: «Моя душа мгновений след…» (М. Цветаева). «Мгновений, становящихся откровениями» (P. M. Рильке).
К сожалению (или к счастью), для раскрытия души далеко не все из них являются «цветущими мгновениями» (О. Мандельштам). Так или иначе, но в фиксированной точке интенсивности сходятся все три цвета времени: прошлое, настоящее и будущее. Каждая из них, если она случается, представляет собой вечное мгновение или элементарную, виртуальную единицу вечности, без которой не могла бы она явиться ни в каком облике, не могла бы возникнуть идея вечности как таковой.
Здесь важна дискретность живого движения, являющаяся необходимым условием его управляемости. Трудно лучше определить рефлексию, чем Новалис: «Живая рефлексия есть подлинное самопроникновение духа». Проникновение духа — это еще как-то можно представить. Он проникает в нечто иное, отличное от него самого. Но что значит самопроникновение? Дух проникает в самого себя, что точно соответствует понятию «рефлексия». И мы в очередной раз возвращаемся к вопросу, а что же есть сам дух? Вполне земной ответ на этот вопрос дал мудрый Гегель. Размышляя о том, каким образом человек становится хозяином своего тела, Гегель указывал на особую форму рефлексии, благодаря которой движения соразмеряются с многообразными обстоятельствами внешнего мира, становятся свободными. Объяснить последнее можно, только связав движения со свободным духом. Но связь, установленная Гегелем, оказалась в высшей степени примечательной: «…сам дух не есть нечто абстрактно-простое, а есть система движений, в которой он различает себя в моментах, но в самом этом различении остается свободным».
Чтобы не брать на себя ответственность за отождествление духа с системой движений, ограничимся тем, что самопроникновение духа есть проникновение его в собственные деяния. Важно, что «разрешающая способность» различения духом «себя в моментах» превосходит не только размерность нашего сознательного опыта, но и нашего обыденного воображения. Вообразить подобное смогли лишь поэты, нагрузившие мгновение невероятным по объему и разнообразию содержанием, чему выше было приведено избыточное число примеров. К интереснейшей интерпретации Punctum Cartesianum мыслителями (Аверинцев С. С., Мамардашвили М. К.) можно добавить доказательства современной экспериментальной психологии об актуальных и потенциальных возможностях человека (возможно, набравшегося духа или окаянства) с поразительной точностью различать свои движения в моментах, оценивать их и управлять ими.
Все перечисленное создает необходимые условия для осуществления свободного действия, как, впрочем, и для свободного движения души. А невероятная избыточность фиксированной (абсолютной) точки интенсивности, ее когнитивная и эмоциональная наполненность есть необходимое условие разумного и страстного свободного действия. Именно такие мгновения раскрывают душу. Здесь уместно вернуться к началу разговора о душе, к платоновской метафоре души.
В мгновении-длении есть место для познания, чувства и воли, для пространства, времени, смысла и еще для чего-то избыточного, чем, по-видимому, является свобода. Хотя М. К. Мамардашвили утверждал, что свобода ничего не производит, кроме желания еще большей свободы, но без нее вообще ничего не происходит. Конечно, имеются вполне рациональные формы организации поведения и деятельности, имеются, возможно, даже более высокие, но медлительные, часто мешающие, иногда устрашающие уровни сознательной рефлексии. Сомнения, капризы, каверзы и перемены сознания, происходящие тоже не без участия души, требуют значительно большего времени, чем особые формы фоновой рефлексии, питающиеся обеими формами чувствительности и духом. О первых психологии известно значительно больше, что не может служить основанием для недооценки последних. На самом деле они сверхсознательны, в них в концентрированной форме выражает себя духовная эмпирия, накапливающаяся с первых дней жизни ребенка. Ее результаты — это знание до знания, неответчивое знание, рассудок до рассудка, разум до разума. Подобное предположение не столь уж фантастично в свете размышлений С. Л. Франка о духовной эмпирии и живом знании и в свете еще одной характеристики духа, данной Гегелем: дух — это рассудочный разум и разумный рассудок. Надо ли говорить, что подобное одновременное и двойное сочетание является редчайшим событием в человеческой культуре.
Пространство и время души — это предмет особых размышлений об увлекательной и бесконечной области хронотопии сознательной и бессознательной жизни человека.
Подобные точки, если воспользоваться космологическими гипотезами, можно представить как конформный пространственно-временной интервал, т. е. тот же хронотоп. В таком интервале, с точки зрения космологов, возникает и сохраняется световой конус (И. Пригожий). Не будем вдаваться в оценку энергетической роли конформного интервала и светового конуса в возникновении Вселенной и ее вещества. Не исключено, что физики, астрономы, космологи последовали совету романтического философа Ф. Шлегеля и заговорили о материи языком мистерии, прежде всего поэтической. Прототипы конформного интервала и светового конуса встречаются у Хлебникова, у Белого и других поэтов. Здесь лишь скажем, что световой конус — это замечательная метафора Часа Души, человеческих состояний молниеносного озарения пониманием, сатори, инсайта, вызывающих бурный прилив духовной энергии, выливающейся во вдохновение, творчество, в создание своей собственной Вселенной. Последняя может включать в себя множество миров, которые в разной степени осознаются, выражаются вовне. Особая работа — овладение ими:
Все в мире переплетено
Моею собственной рукою.
(Осип Мандельштам)
Его «дуговая растяжка», «трансцендентальный привод», «зарядка бытия», «событие и гроза» — все это поэтические аналоги конформного интервала и светового конуса. В этом же ряду стоят размышления Ю. М. Лотмана о культуре и взрыве. Все приведенные метафоры свидетельствуют об одном и том же. Их прототип был известен античности. Это воронка, т. е. тот же, но только перевернутый конус, окруженная натяжениями противоречий. Внутри вспыхнет или не вспыхнет. А если вспыхнет — тогда целостно. М. К. Мамардашвили именно так объяснял античное понимание диалектики.
Трата духовной энергии есть одновременно ее приращение, обеспечивающее раскрытие и рост души, а также создание вокруг нее (в пространстве и времени) духовной атмосферы, своего рода художественного хронотопа.
Встречи пространства и времени в точке или в конформном интервале (хронотопе) рождают не только красоту, но и определяют судьбу человека. Конечно, лучше быть хозяином своей судьбы и самому содействовать появлению конформных пространственно-временных интервалов, а не ожидать их как «дара небес». Так или иначе, но непременным условием раскрытия, роста и обогащения человеческой души, приобретения ею новых сил являются события и поступки.
Возвращаясь к теме воспитания души, отметим, что «гигантским шагам души» должны предшествовать малые шаги — шаги со-присутствия, со-действия, со-чувствия, со-пережива-ния, со-страдания, со-участия, со-причастия, вчувствования в сокровенное, которое есть в людях, в природе, в произведениях искусства и даже в вещах, в утвари. А свое сокровенное нужно стараться представлять себе и задумываться о нем. Совершая такие шаги, впадая в состояние понимания мира, другого человека, произведения искусства, самой себя, душа будет расти и крепнуть.
Нам удалось удержаться от попыток определить, что такое душа. Душа и до написания настоящего текста и после его написания была и остается для нас тайной. Есть тайна фиктивная и тайна онтологическая. С последней следует обращаться бережно, например так, как рекомендовал М. Хайдеггер: «Тайну мы познаем никоей образом не через то, что мы ее разоблачаем и расчленяем, но единственно через то, что мы сохраняем тайну как тайну». С. С. Аверинцев приводит эти слова философа в контексте разговора о символе и так комментирует их: «Этот антианалитизм имеет основания в объективной природе символа и может быть „снят“ лишь в такой позитивной теории символа, которая сумела бы вполне учесть его рациональные и внерациональные аспекты, не мистифицируя последних».
Сознание наличия тайны полезно не только для анализа произведений искусства, но и для исследования человека, его души и духа, его психики, сознания, личности, деятельности. Такое сознание, по крайней мере, является надежной профилактикой против скоропалительных и плоских решений, провоцируемых классическими идеалами объективности и рациональности.
Сказанное о символе, о произведении искусства имеет самое непосредственное отношение к душе. Она для психологии не только символ возможной будущей целостности ее как науки, но и путь к ней. Психологи должны вначале признать существование души, ее объективность, а потом уже строить догадки о том, что она такое!
Мы попытались обосновать идею пограничья души, ее способности к всепроницаемости времени (прошлого и будущего), пространства (внешнего и внутреннего) и межчеловеческих отношений. Душа, как и сознание в трактовке М. М. Бахтина, диалогична и полифонична. Она способна к раскрытию, к развитию и расширению опыта. Идея пограничья полезна для поиска путей воспитания души.
Из книги В. П. Зинченко «Живое знание» (Самара, 1998):
Функциональный организм индивида и духовный организм. В культуре издавна существует различение глаза телесного и глаза духовного, или ока души. Последнее направлено как вовне, так и вовнутрь. Духовный глаз — это целое семейство сформировавшихся на единой анатомо-физиологической основе функциональных органов-новообразований. Это органы, обеспечивающие формирование образа, узнавание, точную идентификацию, представление и представливание, визуализацию, воображение, внимание, эстетическое восприятие, образное, визуальное мышление. На этой же основе формируются определенные коммуникативные, жестовые функции. Мы можем попросить, указать, даже приказать взглядом, выразить восхищение и возмущение. Вполне заслуженно мы называем глаз зеркалом души.
С глазом же связано мировоззрение, у-зрение, озарение, просветление. С. С. Хоружий насчитывает в практике Духовного Процесса даже три вида зрения.
Поскольку индивид простирает свою активность в мир, то ее механизмы, как и механизмы нашего тела — это не механизмы первичной конструкции, — писал А. А. Ухтомский. Они не могут быть только интерацеребральными, интрателесными, интраиндивидными. Человек деятельно идет навстречу среде, «борется за внешние связи со средой» (Ф. Д. Горбов), поэтому механизмы его активности столь же интраиндивидны, сколь и экстраиндивидны. Они и внутри, и вовне организма. Это, конечно, можно понимать в том смысле, что активность живого существа определяется внешними обстоятельствами и внутренними условиями ее осуществления. Для реакции, для рефлекса, для инстинкта это справедливо. Можно даже сказать, что внешние обстоятельства действуют не прямо, а через внутренние условия. Эта позиция С. Л. Рубинштейна уводит от прямолинейной и примитивной трактовки активности и поведения как зависимых от изолированных внешних и внутренних факторов. Она существенно расширяет число видов и форм активности, которые могут быть более или менее удовлетворительно объяснены на ее основе.
Однако, следует сделать следующий шаг и признать наличие относительно автономных форм активности индивида, который способен преодолеть как внешние обстоятельства, так и внутренние условия и механизмы, т. е. выйти за пределы ограничений, накладываемых теми и другими, выйти за пределы самого себя. Для этого нужно набраться духа (или окаянства), которого нет в рефлексах. Ф. Ницше сказал: «Созидающее тело создало себе дух, как дань своей воле». Он, правда, не сказал, как? Подобные формы созидающей активности в философии, психологии и, вообще, в культуре получали различные наименования: «акт», «акция», «деяние», «действо», «свободное поведение», «поле-независимое поведение», «надситуативная активность», «свободное действие», «поступок» и т. п. П. А. Флоренский даже заметил, что человек — это не факт, а акт. Последний предполагает свободу воли. Свободное действие, разумеется, также, как и реактивное, должно осуществляться посредством тех или иных механизмов, но это уже не только механизмы нервной деятельности, пусть даже и высшей, а механизмы психической, в том числе и сознательной деятельности.
Функциональный орган, согласно Ухтомскому, — это не морфологическое, а энергийное образование («сочетание сил», «вихревое движение Декарта»). Ему же принадлежит и энергийная характеристика жизни: «Жизнь — ассиметрия с постоянным колебанием на острие меча, удерживающаяся более или менее в равновесии лишь при устремлении, при постоянном движении». Эта характеристика вполне в духе появившейся десятилетия спустя теории необратимых процессов и диссиативных структур И. Р. Пригожина. Понятие «орган» применительно к психическим явлениям (образ, галлюцинация, воспоминание) и состояниям (утомление, рабочая поза, внимание, иерархия доминант, вплоть до «доминанты на лицо другого») свидетельствует об их объективности. Он утверждал это и прямо, говоря, что субъективное не менее объективно, чем так называемое объективное. «Субъективное и объективное идут об руку и соотносительно, непосредственно переходя одно в другое».
Возможный ответ на этот вопрос состоит в том, что замысел Ухтомского имел своим источником несомненно хорошо знакомую ему, благодаря богословскому образованию, традицию православной патристики и исихастской антропологии. В последней особенно детально была проработана своего рода энергийная проекция человеческого существа и создан интереснейший концептуальный аппарат для ее описания. В него входили понятия свободы, динамических и этических установок, телесной, душевной и умстченной доминант, их упорядоченного энергийного единства и др.
Хочу предупредить читателя против наивного представления, что духовный организм получается путем простого сложения функциональных органов. Сами по себе функциональные органы могут быть совершенны, филигранны, но к ним нужно еще нечто, для характеристики которого подходят только слова «дух», «душа». Древняя китайская мудрость, поведанная А. Швейцером, гласит: «Когда человек пользуется машиной, его сердце тоже становится как машина». Духовность имеет не операционально-техническое, а другое происхождение.
Это другое описано в превосходной книге В. А. Пономаренко «Психология духовности профессионала». В качестве профессионалов выступают летчики, которые абсолютно доверяют автору-психологу, что само по себе большая редкость. Отсылаю читателя к книге, в которой сделана интересная попытка раскрытия «материи» духовности. В. А. Пономаренко показывает, что не только образование, но и профессиональная деятельность есть «возрастание к гуманности». Напомню, что именно так Гердер определял образование. Книга Пономаренко — важное свидетельство не только того, что человек делает себя духовным существом, но и как он это делает. Духовность, конечно, связана с деятельностью, но эта связь не прямая, не автоматическая.
В реальном поведении и деятельности многочисленные функциональные органы работают не изолированно, они вступают во взаимодействие не только с миром, но и друг с другом. В своей совокупности они составляют труднодифференцируемый организм — одновременно предметный, телесный и духовный.
Особенность этого организма, назовем его духовным, состоит в активности, действенности, направленности не только вовне — на созидание, творчество, но и вовнутрь — на самосозидание.
Духовный организм конституируют вполне вещественные и «воздушные» орудия, телесные органы и органы, которые можно назвать ментальными или духовными. Как разобраться во всем этом переплетении субстрата и функции или hardware и software?
Напоминание о реальности уха, или «материализация духа». Наука, философия и религия не обладают монополией на изучение природы духа. Иное дело, что у теологии имеется огромный опыт в познании духа, а современной науке полезно вначале хотя бы его признать!
Сейчас появилась возможность (осознанная необходимость существовала давно) движения к вершинной или акамеистической психологии, которая, согласно Л. С. Выготскому, определяет не глубины, а вершины личности. Но движение к ним «снизу» лишь со стороны предметной деятельности или со стороны фрейдовского Оно, как бы ни была важна их роль в развитии человека, не только бесплодно, но и опасно. Такое движение неотвратимо приводит к человеку-машине, к искусственному интеллекту, к искусственной интеллигенции. Движение снизу обязательно должно быть дополнено движением «сверху», со стороны Духа. Психологи и педагоги, которые поставят себе такую цель, должны будут погрузиться в духовный опыт человечества, с тем чтобы расширить свое сознание и укрепить собственный дух.
Для этого полезно обратиться к нижеследующим, к счастью, сохранившимся в культуре и забытым наукой рядам словосочетаний не как к странным и само собой разумеющимся метафорам, а как к предмету серьезных научных размышлений и исследований.
Итак, первый ряд, свидетельствующий о действительности духа, назовем оптимистическим, вдохновляющим, духотворяю-щим: Богодуховенность, Духосфера, Духовная вертикаль, Духо-проводность, Духовная субстанция, Духовное материнство, Духовное лоно, Духовная близость, Духовные потенции, Духовный организм, Духовная конституция, Духовный генофонд, Духовная установка, Духовный фон, Духовное начало, Духовная опора, Духовные устои, Духовная ситуация, Духовное зеркало, Духовный облик, Духовное здоровье, Духовное равновесие, Духовное единство, Духовное измерение, Духовная красота, Духовный взор, Глаз Духовный, Духовный нерв, Духовный свет, Духовное обоняние, Духовная жажда, Духовный поиск, Духовное руководство, Духовные потребности, Духовные способности, Духовная практика, Деятельность Духа, Духовное действие, Духовное производство, Духовное оборудование, Духовная мастерская, Духовный уклад, Духовные упражнения, Сила Духа, Духовное развитие, Духовный рост, Духовное общение, Духовный результат, Духовный подвиг, Духовный расцвет, Духовное наследие, Памятник Духа, Духовное царство, Память Духа, Печать Духа, Культура Духа, Духовный род, Духовная родина, Духовная щедрость, Духовное самоопределение, Духовное самоотречение, Духовная аскеза, Духовное величие, Духовное бытие, Духовная жизнь, Духовная перспектива, Духовная вселенная…
Второй ряд, назовем его пессимистическим или, точнее, трагическим: духовный аристократизм, духовное варварство, духовная слабость, духовная нагота, духовное искушение, духовная спячка, нечистый дух, злой дух, духовный идол, духовное насилие, духовный геноцид, духовный кризис, духовная капитуляция, духовное рабство, нищета духа, духовный рынок, духовный онанизм, духовное ничтожество, духовный маразм, духовное самообнажение, духовный разброд, духовное небытие, духовная смерть, духовная преисподняя…
Нашим «духоборцам» и «духовидцам» хорошо бы определиться, в каком ряду они находятся, за возрождение какого духа они ратуют.
За этими, разумеется, неполными, хотя и избыточными перечнями стоит не столько феноменология и фикции, сколько онтология (анатомия, физиология, реальные средства, инструменты и функции) духа, зафиксированная в языке, в искусстве, в религии, в бытийных слоях народного сознания, в народной памяти и поведении. От этого богатства на многие десятилетия отказалась научная психология, впрочем, не только отечественная. Поскольку природа Духа есть свобода («Дух дышит, где хочет»), то игнорирование Духа — это одна из причин, может быть даже главная, капитуляции психологии перед явлением свободы, будь то свободная воля, свободное действие или свободная личность.
Краткость второго ряда в приведенных перечнях вовсе не означает, что скрывающаяся за ним онтология слабее той, которая скрыта за первым. Возможно, она даже и слабее, поскольку рано или поздно обнаруживается внутреннее и конечное бессилие энтузиазма и энергии зла. Поэтому она значительно более нетерпелива, агрессивна, коварна, каверзна, пользуется незаконными приемами, далеко выходящими за пределы духовных распрей. А Дух долго терпит! Страшится попасть во второй ряд.
Я привел эти перечни, поскольку все должно быть названо, поименовано, без этого не может быть сознательного пересмотра себя, самопроверки, самоосуждения. Не может быть ни смирения, ни преодоления гордыни и самообожения, ни подвижничества, ни личного и общественного покаяния. Наконец, без этого не может быть ни возрождения, ни выпрямления духа. Согласимся с Мишелем Фуко и назовем духовностью «тот поиск, ту практическую деятельность, тот опыт, посредством которых субъект осуществляет в самом себе преобразования, необходимые для достижения истины».
Это практическая деятельность по самосозиданию, самоопределению, духовному росту человека. Без нее невозможны ни самостоянье человека, ни величие его.
Из книги В. П. Зинченко «Посох Мандельштама и трубка Мамардашвили» (М., 1997):
О духовном слое сознания. В своих ранних работах по структуре сознания я развивал двухслойную модель. Теперь я убежден в ее недостаточности. Духовный слой сознания в человеческой жизни играет не меньшую роль, чем бытийный (экзистенциальный) и рефлексивный слои. Однако требуется немалая концептуальная работа для того, чтобы без противоречий «вписать» духовный слой в структуру сознания. В психологии еще слишком мало опыта обсуждения проблем на основе трехслойной модели. Вероятно, придется поучиться у философов, к примеру, у Гегеля, Франка, Шелера, хотя если бы это было просто, то психологи давно бы так поступили. Ведь ни для кого не секрет, что учение Гегеля о субъективном духе состоит из трех разделов — антропологии, феноменологии и психологии, которым в первом приближении могут быть поставлены в соответствие три слоя сознания. Это — задача, входящая в зону ближайшего развития. Здесь же я хотел бы поделиться некоторыми соображениями о духовном слое сознания.
Наличие духовного слоя очевидно. Более того, в структуре целого сознания он должен играть ведущую роль, одушевлять и воодушевлять бытийный и рефлексивный слои. Чтобы быть последовательными, мы должны поставить вопрос об образующих духовного слоя. В качестве таких образующих, как и в предыдущих случаях, не могут выступить «чистые» субъективности. Напомню, что в бытийном слое в качестве, по крайней мере, квази-прсдмста выступала биодинамическая ткань, способная, вкупе с чувственной, становиться образом, в том числе и образом собственной деятельности, или фантомом. В рефлексивном слое в качестве компонента, репрезентирующего объектность и объективность, выступало значение, способное, вкупе со смыслом, становиться со-значением, личностным и живым знанием или заблуждением, ментальной иллюзией. Соответственно, чувственная ткань и смысл репрезентировали человеческую субъективность.
Видимо, в духовном слое сознания человеческую субъективность представляет феноменологическое Я в его различных модификациях и ипостасях. Именно это Я должно рассматриваться в качестве одной из образующих духовного слоя сознания — его субъективной или субъектной составляющей. Эти положения не противоречат понятию личности в философской антропологии: «Личность — центр духовных актов, по Максу Шелеру, и соответственно центр всего сознания, который сам не может быть, однако, осознан» (В. Франкл). Парадокс состоит в том, что центр духовных актов обычно вообще не осознает структуру сознания.

Библиография


Бахтин М. М. Собр. соч.: В 7 т. М., 1996
Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1982–1986
Зинченко В. П., Мамардашвили М. К. К проблеме объективного метода в психологии // Вопросы философии. 1977. № 7
Зинченко В. П. Миры сознания и структура сознания // Вопросы психологии. 1991. № 2
Зинченко В. П. Посох Мандельштама и трубка Мамардашвили. М., 1997
Зинченко В. П. Живое знание. Самара, 1998
Зинченко В. П. Психологические основы педагогики. М., 2002
Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975
Михайлов Ф. Т. Фантазия — главная сила души человека / Э. В. Ильенков. Личность и творчество. М., 1999
Рубинштейн С. Л. Человек и мир // Проблемы общей психологии. М., 1973
Ухтомский А. А. Избранные труды. Л., 1978 Фромм Э. Душа человека. М., 1992
Хоружий С. С. Подвиг как органон. Организация и герменевтика опыта в исихастской традиции // Вопросы философии. 1988. № 3
Шпет Г. Г. Сочинения. М., 1989

  • ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ РАЗДЕЛА:
  • РЕДАКЦИЯ РЕКОМЕНДУЕТ:
  • ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ:
    Имя
    Сообщение
    Введите текст с картинки:

Интеллект-видео. 2010.
RSS
X