Подразделы категории "Гордон": Формула эмоций
Расшифровка передачиВладимир Раевский. Мне хотелось бы рассказать о некоторых аспектах науки, которая родилась в нашей стране, науки о высшей нервной деятельности. Осо- бенно стоит её отметить сегодня, потому что в апреле этого года мы будем отмечать столетие выступления Ивана Петровича Павлова на Мадридской конферен- ции. Это первое его выступление, посвящённое дан- ной науке. Впервые была сделана заявка именно на этой конференции об этом новом направлении. Собственно говоря, высшую нервную деятельность сам Иван Петрович Павлов определял как науку о по- ведении. А поведение – это, собственно говоря, един- ственная форма адаптации организма к окружающей среде, независимо от того, что имеется в виду: или это адаптация к какому-то болевому или болезнетворному разрушающему воздействию, или это адаптация к со- циальным каким-то проблемам, или потребление не- обходимых веществ для жизни организма. Всё это по- ведение. И если мы будем знать о поведении доста- точно много, ну, например, принцип его формирования и механизмы, лежащие в основе его развития, мы смо- жем решать практически все вопросы, связанные с на- шей жизнедеятельностью. Поэтому очень важно было с самого начала определить, а что же является, лежит в основе поведения. Надо сказать, что в течение многих сотен лет осно- вополагающим было открытие, сделанное Рене Декар- том. Он сформулировал очень чёткую позицию, кото- рая давала возможность экспериментатору практиче- ски исследовать физиологические процессы, протека- ющие в организме. И всё это исходило из введения в обиход термина «стимул». После чего и сформирова- лась определённая последовательность «стимул-ре- акция». И до сегодняшнего дня мы не только пользу- емся этой формулой, но и много исследователей по- прежнему придерживаются убеждения, что именно по этому принципу формируется поведение. Иван Петрович Павлов совершил революцию в своё время в этом направлении. Он вводит новое предста- вление, он вводит понятие «сигнал». Это принципи- альное отличие. Принципиальное потому, что, вы по- нимаете, когда мы говорим о стимуле, который побу- ждает к какому-то поведению, мы сразу же обращаем внимание на то прошлое, от которого строится наша адаптация. Когда мы говорим о сигнале, мы говорим о напоминании, о предупреждении, о будущих собы- тиях. И таким образом, мы во всеоружии имеем воз- можность встретить будущее. В этом действительно заключается истинная адаптация. Надо сказать, что до сегодняшнего дня, пожалуй, это гениальное открытие Ивана Петровича Павловича, что поведение строится по принципу сигнала и последую- щей реакции, недостаточно востребовано в нашем об- ществе. А мне думается, что оно должно быть востре- бовано не только, скажем, применительно к физиоло- гическим исследованиям, к развитию научной мысли, но просто в нашем обществе. Потому что, одно дело, если мы будем строить своё произвольное поведение, ориентируясь на прошлые события (вас раздражает какой-то человек и вы рефлексируете в отношении не- го), и совсем другое, если вы строите своё поведение и отношение с ним по принципу – сигнал и будущие от- ношения с ним. Александр Гордон. Целая социальная философия тут складывается. Владимир Раевский. Абсолютно верно. Но интересным оказывается то, что Иван Петрович Павлов, введя вот это предста- вление о стимуле, о сигнале и реакции, дал в руки ис- следователя конкретный инструмент для изучения ме- ханизмов, лежащих в основе поведения, развёртыва- ющегося по этому принципу. К чему и относится, соб- ственно говоря, условный рефлекс. Вообще, появле- ние этого направления породило несколько интерес- ных моментов в истории науки, в развитии науки. Прежде всего, в поле зрения исследователя оказа- лась такая категория, как время. Естественно, если это сигнал, если это предупреждение о будущем событии, то мы, собственно говоря, должны были бы совершить путешествие в будущее. Мы должны были бы обладать какой-то машиной времени, которая перенесла нас в будущее; мы бы могли подсмотреть, что же там такое, и соответствующим образом легко и непринуждённо подойти готовыми к этому будущему событию. И вот, собственно говоря, роль этой машины времени и вы- полняет мозг, который позволяет нам предвидеть это будущее. А за счёт каких механизмов? И здесь оказы- вается очень интересная вещь. Действительно, мозг – это машина, не только позволяющая нам путешество- вать в будущее, но которая позволяет вообще путеше- ствовать во времени. Есть сигнал, который указывает на некоторые возможные события в будущем. Но что это за события? И вот здесь мы с помощью нашего мозга отправляемся в прошлое для того, чтобы выяс- нить – а о чём раньше говорили подобные сигналы для нас? И потом начинаем выстраивать то будущее, к ко- торому, вероятнее всего, мы можем прийти. Александр Гордон. Простите, я перебью, но мне кажется, что эта схема, она идеальна для физиолога. В том же самом классическом опыте Павлова, после того как у собаки появлялся условный рефлекс, в ответ на сигнал начи- нал выделяться желудочный сок. Владимир Раевский. Совершенно верно. Александр Гордон. То есть собака готовила свой организм, предска- зывая каким-то образом будущее, «зная» в кавычках, что раньше этот сигнал предвещал появление пищи. И с физиологией здесь более-менее понятно. Но как пе- рейти к работе мозга в других отношениях, к той же са- мой психологии или к эмоциональной составляющей, к эмоциональной конгнитивности, если хотите? Как тут мостик провести? Владимир Раевский. Собственно говоря, важнейшим элементом, ко- торый появился в поле зрения исследователей яви- лось то, что всякое поведение строится на основе не- коей потребности. И даже во всех экспериментах на собаках Павлова, всё-таки нужно было сначала, чтобы собака поголодала, тогда можно было вырабатывать у неё пищевые условные рефлексы, иначе она просто не работала. Значит, здесь необходимо ввести такое очень важное понятие как потребность. Я думаю, что если мы введём это понятие, то мы сможем прийти и к тому вопросу, который вы ставите. Итак, потребность должна определять поведение всех, в том числе и человека. Что это за потребность? Вот мы обратили внимание на то, что мы обязатель- но должны путешествовать во времени. Так вот, акаде- мик Симонов, который предложил несколько очень ин- тересных и продуктивных идей, предложил разделить все потребности на три категории, причём, по крите- рию реализации во времени. Самая быстро реализуе- мая потребность – это биологическая потребность. Со- вершенно очевидно: я хочу пить, вот здесь у меня сто- ит стакан, я буду пить. Вторая категория потребностей – социальная. На их реализацию иногда уходит целая жизнь: я захотел стать директором банка – стану ли я им, ещё надо посмотреть, но я готов работать во имя этого в течение всей своей жизни. И третья категория – идеальная потребность, которая вообще предполага- ет возможность неудовлетворения её в течение чело- веческой жизни. Например, не стал я экономистом, но я постараюсь сделать всё, чтобы мои дети стали эко- номистами. И вы помните, сколько сил и энергии при- кладывал Наполеон Бонапарт для того, чтобы создать свою династию. И вот таким образом, если мы представим себе зна- чение такого важнейшего фактора как потребность, мы, наверное, можем с вами построить действительно принципиальную схему поведения, её организации и у человека тоже. Но здесь очень важным является и следующий мо- мент. Вы правильно заметили, что на самом деле с собакой Павлова всё было достаточно определённо. Скажем, в предварительных экспериментах ей давали какую-то еду и она ждала эту еду, или предъявляли бо- левые раздражения и она готова была прореагировать на это болевое раздражение. В реальной нашей жизни существует вероятность тех будущих событий, к которым мы стремимся. И если мы должны построить модель будущего, то мы, конеч- но, должны предугадать и рассчитать вероятность этих будущих событий. И это, собственно говоря, то обсто- ятельство, которое возникло реально после открытия Ивана Петровича Павлова и к которому в течение дли- тельного времени трудно было подступиться. И здесь опять же Павел Васильевич Симонов, имя которого я уже упоминал, сделал очень важное и принципиаль- ное открытие. Он предлагает использовать такое явле- ние как эмоция в качестве инструмента, определяю- щего возможность этого вероятностного прогнозиро- вания. Опять же, можно было бы закончить это тем философским заключением, что «да, эмоции имеют значение». Для этого важно было (Павел Васильевич был физиологом) опять же дать в руки эксперимента- тора конкретный инструмент, с помощью которого мож- но было бы объективно изучать те процессы в мозгу, которые протекают в это время и которые действитель- но управляют этими процессами. Александр Гордон. То есть эмоция как инструмент подготовки к од- ному из возможных сценариев будущего. Не как реак- ция на развитие этого сценария, а как подготовка. Владимир Раевский. Совершенно верно. В общем, к проблеме эмо- ций исследователи подступали с разных позиций. Ну, например, было представление о том, что эмо- ция является побудительным моментом для поиска ка- кого-то решения. Действительно, если вспомнить ту же собаку Павлова – есть некий условный сигнал, кото- рый ничего для неё как будто бы не значит, но явля- ется новым. Это действительно вызывает определён- ного рода возбуждение, которое можно классифици- ровать как тревогу или, как Павлов образно говорил, как реакцию «что такое?» Действительно: «что это та- кое?» И вот это возбуждение, которое охватывало до- статочно широкие отделы мозга у собаки, было осно- ванием для того, чтобы установить связь этого индиф- ферентного, собственно говоря, раздражителя, с тем важным событием, которое последует в будущем. И ко- гда эта связь устанавливалась, то этот раздражитель приобретал то самое сигнальное значение, от которо- го и строилось поведение совершенно определённого порядка. Это один подход, где действительно очевид- но просматривается явление эмоции. Но формула эмоций, которую предложил Павел Ва- сильевич Симонов, если можно было бы каким-то образом на неё взглянуть, характеризовала несколько другое явление. Она характеризовала вероятность по- лучения полезного результата в перспективе. И, есте- ственно, она была построена от того, о чём мы с ва- ми говорили, – от потребности. Потребность – это са- мый основной фактор, который заложен был в данную форму. Итак, эмоция, с точки зрения Симонова, предста- вляла собой производное от потребности и информа- ции, позволяющей выявить вероятность удовлетворе- ния этой потребности. И вот в этих скобках вы можете увидеть, что первая П – это потребность, а дальше идёт разность инфор- мации, которая необходима для решения данной за- дачи для удовлетворения потребности; и информации, которая вычитается из неё, которой организм реально обладает в тот момент, когда эта потребность у него возникла. Очень важно отметить, что эту формулу, наверное, целесообразнее рассматривать не в статичном вари- анте. Потому что поведение разворачивается во вре- мени и на каждом этапе информация может быть боль- шей или меньшей. Собственно говоря, это и опреде- ляет особенность эмоционального переживания. Если для примера взглянуть просто в статике, то это можно одной формулой оценить следующим образом. Если необходимая информация совпадает с той, которая реально присутствует, то эмоция возникает положи- тельная, потому что организм знает, как решить эту проблему. Если же информация реально недостаточ- на, то возникает негативная эмоция. И, собственно го- воря, она в этом случае может быть побудительным мотивом к поиску тех сигналов из окружающей среды, которые смогут направить это поведение в нужное ру- сло. Причём, даже временное получение какой-то по- лезной дополнительной информации может сразу вы- звать воодушевление и, соответственно, положитель- ные эмоции. Это немножко напоминает игру, в которую играют дети, «холодно и горячо», когда они выискива- ют что-то спрятанное. Действительно, он ещё не на- шёл, но уже когда ему говорят о том, что «вы двигае- тесь в нужном направлении» он знает, что делать, и у него появляется позитивная эмоция. Что ещё можно сказать по поводу этого явления? Де- ло в том, что, выведя эту формулу, как основополагаю- щую, Павел Васильевич смог наделить её определён- ным физиологическим содержанием и морфологиче- ской основой. Я не знаю точно, как действительно раз- вивалась эта мысль, но на самом деле можно предста- вить себе такой сценарий, логику того рассуждения, на какие структуры в центральной нервной системе мож- но было бы выйти при решении вопроса – где же проис- ходят те процессы, о которых мы говорили? Совершен- но очевидно, что если мы говорим о потребности, то это должны быть те структуры, в которых в биологиче- ском отношении рождается та или иная потребность. А к этому времени уже знали, что основные потребности биологического порядка – такие, как жажда, и такие, как голод, – они связаны с определёнными областями в гипоталамусе. И, конечно, прежде всего, эта структу- ра должна была оказаться в поле зрения исследовате- лей. Не менее значимыми в плане связанности с идеей мотивации (то есть потребности) оказались структуры лимбической системы. Вообще, структуры лимбической системы в эво- люции появляются тогда, когда необходимым стано- вится обучение новым серьёзным навыкам и хране- ние приобретённых навыков в памяти. И так как этот комплекс структур появляется во исполнение данной функции, то, конечно, все структуры лимбической си- стемы должны были оказаться в поле зрения экспери- ментатора. И, наконец, – новая кора. Новая кора – выс- ший уровень анализаторов, которые позволяют оцени- вать информацию на самом высоком уровне. И она, значит, должна была быть включена в список тех струк- тур, которые надо было очень серьёзно исследовать для того, чтобы определить, а как же действительно складываются те процессы, которые определяют пове- дение, основываясь на вероятностном прогнозирова- нии будущих событий. И, действительно, удалось установить, что доста- точно много структур принимают участие в этом про- цессе, но их можно разделить на две принципиальные группы. Опять же, одни из них мотивационные, то есть связанные с потребностью. Это две структуры, это тот гипоталамус, о котором я говорил, и особые ядра в подкорке, так называемый миндалевидный комплекс. А к информационным структурам с полным основани- ем можно было отнести гиппокамп и новую фронталь- ную кору. И вот дальше возникает действительно огромное ко- личество исследований, которые подтверждают значе- ние каждой из них. Я думаю, что вообще на самом де- ле, может быть, интересно было бы обратиться к кон- кретным примерам, которые иллюстрируют это собы- тие. Итак, потребность. Потребность – это, действи- тельно, гипоталамус. Можно выделить, например, ла- теральную зону, где можно было обнаружить (и дей- ствительно были обнаружены) нейроны, по крайней мере, двух классов. Одни нейроны возбуждались при голоде и при нарастании этой негативной эмоции, кото- рая требовала удовлетворения. А другие нейроны воз- буждались в тот момент, когда животное становилось сытым или когда стимулировались особые зоны в цен- тральной нервной системе, так называемые зоны са- мостимуляции. Я, на всякий случай, расскажу об этих зонах самостимуляции, может быть, наши слушатели не все об этом знают. Смысл заключается в том, что в своё время Олдсом были обнаружены такие точки в мозгу, при стимуля- ции которых возникала ярко выраженная позитивная эмоция, которую можно было проверить в поведенче- ских экспериментах. Если этим животным, в частности крысам, представлялась возможность самим наносить раздражение в эти структуры, они не слезали с этой педали и стимулировали себя, получая всё время удо- вольствие. Так вот, нейроны, которые были обнаруже- ны в гипоталамусе (второй класс нейронов) действи- тельно прежде всего реагировали на эту форму само- стимуляции. Таким образом, в гипоталамусе можно было выде- лить, по крайней мере, два класса структур. С одной стороны, возбуждающихся во время мотивации, кото- рая требовала удовлетворения. И с другой стороны, нейроны, активность которых подавляла эту мотива- цию и свидетельствовала о том, что всё благополучно, что это возбуждение снимается. Особенно интересным оказалось, на мой взгляд, значение вот этого амигдолярного комплекса. Здесь произошла удивительная вещь. Ведь на самом деле редко, когда у нас существует одна мотивация или од- на потребность, правильнее сказать. Их может быть и несколько. И в силу каких-то причин мы в данный мо- мент выбираем одну из них в качестве главного мотива нашего поведения, актуализируем её, а в силу каких-то других причин мы выбираем другую как объект нашей реализации. Это очень интересные эксперименты, ко- торые были придуманы основателем нашего институ- та Эзрасом Асратовичем Асратяном. Он сделал сле- дующее: одна и та же комната, одна и та же собака, один и тот же условный сигнал. Но только утром этот условный сигнал подкрепляется едой, а вечером даёт- ся болевое раздражение. И вот эта модель переклю- чения поведения из одного в другое оказалась очень интересной для объективного изучения роли различ- ных структур, и оказалось, что если разрушить этот ми- гдолярный комплекс, то переключение с выбора одной мотивации на другую существенно затрудняется. Его очень трудно реализовать. Теперь о значении информации. Здесь, в частности, важным является эффективность или достоверность подкрепления данного условного сигнала каким-то по- ложительным моментом, например, едой. Можно под- креплять условный сигнал стопроцентно, на каждый сигнал давать подкрепление, а можно подкреплять его, скажем, в 50 процентах случаев. Так вот оказалось, что если разрушить гиппокамп (это ещё одна структура, очень интересная), то живот- ные теряют способность вырабатывать условный ре- флекс на маловероятное подкрепление. А если разру- шить фронтальную кору, – это совсем удивительно, – у неё улучшается выработка на маловероятное подкре- пление. Вот как интересно складывается аранжировка в этих структурах, которые реально позволяют строить поведение в зависимости от разных ситуаций. Причём, жизненных ситуаций, более или менее вероятных под- креплений и, соответственно, более или менее веро- ятного прогнозирования будущих событий. Надо сказать, что это направление исследований позволило поставить целый ряд конкретных экспери- ментальных проблем, которые, на мой взгляд, были очень интересны для решения. Например, выбор жи- вотного между высоко вероятным подкреплением, но низким по качеству – дают собаке, например, мясо-су- харную смесь. И второй вариант, когда той же самой собаке предоставляется возможность получить мясо, но не каждый условный сигнал будет подкреплён мя- сом. Примерно в 50 процентах случаев будет мясо, в 50 процентах – ничего. И предоставляется свобода вы- бора. Либо вырабатывается одна тактика поведения, либо другая. И действительно удаётся обнаружить, что животные разделяются на эти две группы. Одна из них предпочи- тает маловероятное, но всегда, то есть «синицу в ру- ках», а другие – «я хочу журавля в небе, пусть даже не каждый раз поймаю». От чего это зависит? Зависит, оказывается, от двух причин, очень интересных. Раз здесь задействовано удовлетворение пищевого воз- буждения, то, конечно, это зависит от уровня голода. Если очень голодные животные, все они начинают пе- реходить на маловероятное подкрепление, ведь на- до есть. А если у них оптимальный уровень сытости? Здесь, оказывается, это зависит от типа высшей нерв- ной деятельности. И здесь мы подходим к очень инте- ресному моменту, толчок которому дал тоже Иван Пе- трович Павлов. Отталкиваясь от типов темперамента, которые были открыты Гиппократом, он обнаружил, что всех живот- ных можно классифицировать по типу высшей нерв- ной деятельности, которая весьма хорошо наклады- вается на типы темперамента по Гиппократу. Это хо- лерик, сангвиник, меланхолик и флегматик. Оказалась удивительная вещь: абсолютно как будто бы нестыкуе- мые, очень далеко стоящие друг от друга по типу выс- шей нервной деятельности животные, такие как, на- пример, сангвиник (положительный тип) и меланхолик (трус и вообще непонятно что), предпочитают малове- роятное, но высококачественное подкрепление. А хо- лерик и флегматик склоняются к низкокачественному, но постоянно выдаваемому подкреплению. Это был первый шаг. Но после этого исследователи задумались: а можно ли каким-нибудь образом посмотреть нейрохимию это- го процесса? Связано ли это с какими-то нейрохими- ческими механизмами, определяющими ту или иную стратегию поведения? Это был очень важный момент. Потому что эти исследования сразу выходили на но- вый качественный уровень. И удалось обнаружить, что блокада одной из медиаторных систем мозга – дофа- миновой – переводит сангвиника и меланхолика из предпочитающих высококачественное, но маловеро- ятное подкрепление на высоковероятное, но низкока- чественное подкрепление (как у холерика и флегма- тика). Я привожу эти примеры не для того, чтобы оха- рактеризовать значение флегматика или сангвиника. Дело в том, что толчок, который дала информацион- ная теория эмоций теории потребности, выражался в том, что стали возможны конкретные исследования, характеризующие структурную аранжировку организа- ции поведения, нейронный механизм этого поведения и нейрохимический механизм этого поведения. Александр Гордон. Тут возникает вот какой вопрос. Здесь, во-пер- вых, бытовое выражение «эмоциональная тупость» приобретает своё яркое воплощение, а во-вторых, это заставляет задуматься – если эти типы характеров ге- нетически детерминированы, следовательно, и эмо- циональное поведение генетически детерминировано. Или всё-таки обучение, которое особь проходит в со- циуме, или в лабораториях, или в природе, оказывает какое-то влияние на тот путь, который она выбирает, на стратегию поведения? Владимир Раевский. Совершенно разумный вопрос. И, знаете, очень сложный для решения. Сейчас в литературе встреча- ются заявления о том, что на 70 процентов наше пове- дение определяется генетическими факторами и на 30 – факторами обучения. Александр Гордон. Как это подсчитать, интересно? Владимир Раевский. Как это посчитать, действительно. Хотел бы я знать, как посчитать. Давайте обратимся к конкретным экспериментам, а после этого вы мне подскажете, как это считать. Очень хорошо известно, что животные, например утёнок (будем говорить даже о конкретном животном), сразу после вылупления из яйца способен выделить в окружающей среде материнское «кря-кря» и следо- вать в этом направлении. Возникает совершенно оче- видный вопрос: выделение этого сигнала – это генети- чески предопределено или нет? Этот вопрос задал се- бе один из американских исследователей, Джильберт Готлиб и решил от него сразу не отмахиваться, а ре- шил поставить несколько экспериментов. Основа для первого эксперимента заключалась в том, что он знал: утка, высиживающая яйца, произ- носит «кря-кря», а скорлупа звукопроводна. И таким образом утята могут запечатлеть это «кря-кря», да ещё в тот момент, когда у них создаётся комфортное состо- яние в связи с присутствием утки в гнезде. Да, да, про- сто идёт элементарное обучение. Решить вопрос мож- но было очень просто, что он и сделал на самом деле. Берут яйца, кладут их в инкубатор, вылупляются эти птенцы и им предъявляется «кря-кря». Надо сказать, что первый эксперимент дал совер- шенно определённый результат. Эти птенцы выделяют «кря-кря» и следуют за ним. Ну, казалось бы, можно было бы и закончить. А Готлиб не закончил. Он обра- тил внимание на то, что на определённой стадии на- хождения в яйце эмбрионы начинают вокализировать и таким образом озвучивать друг друга. А вдруг они учат друг друга? Он взял одно яйцо, положил его в ин- кубатор, вылупился птенец, дали ему «кря-кря», и он пошёл на него. И Готлиб ставит третий эксперимент. А вдруг этот птенец сам себя озвучивает и поэтому запо- минает это «кря-кря»? Он подрезает голосовые связки эмбриону. Представляете? Этот птенец не произносит «кря-кря» до момента вылупления. Он вылупляется и не идёт на «кря-кря». Вот теперь давайте посмотрим, в чём здесь дело. Понятно, что в данном случае совершенно очевид- на необходимость запечатления этого «кря-кря» в пе- риод эмбрионального развития. Этот вопрос решён. А как можно решить: нужен ли элемент обучения для какой-то формы поведения или она может разворачи- ваться исключительно на генетической основе? Разве нельзя сказать в любом случае, что вы были не столь настойчивы, как Готлиб? И надо сказать, что это не единственный пример. На самом деле, можно было привести несколько примеров, которые действитель- но показывают и подчёркивают, что необходим опре- делённый опыт, пусть даже в эмбриональный период, до рождения, для того, чтобы были возможны самые первые реакции, которые производят новорождённые. Александр Гордон. Но в данном случае существует генетически де- терминированная программа самообучения. Владимир Раевский. Хорошо. Безусловно, никто же не говорит, и не дай бог кто-нибудь подумает, что генетика не нужна и генетический код не нужен. Ни в коем случае. Просто речь идёт о том, что, наверное, не стоит отделять одно от другого, что и информация, заложенная в геноме, и факторы среды, которые присутствуют на всех стадиях эмбрионального развития, и то и другое имеют прин- ципиальное значение для нормального развития. Александр Гордон. Простите, а Готлиб остановился на этом экспе- рименте? Владимир Раевский. С этим экспериментом – да. Александр Гордон. Потому что напрашивается ещё один экспери- мент. Утёнку с подрезанными голосовыми связками во время эмбрионального периода предъявляется «му- му». И дальше смотрят, идёт он на «му-му» или не идёт. Владимир Раевский. Насколько мне известно, нечто подобное дей- ствительно есть, но не в этом эксперименте. Но про- сто нужно сказать, что у всех животных, в том числе и у этих птиц, всё-таки есть определённое, связанное с динамикой и с принципом развития, соответствие слу- ховых анализаторов и предпочтения к видоспецифи- ческому сигналу. Всё-таки видоспецифический сигнал, возможность его выделения в определённой степени детерминируется динамикой развития в данном слу- чае слухового анализатора на всех его этажах, начи- ная от слухового эпителия и кончая высшими отдела- ми мозга. Александр Гордон. Но с другой стороны, известно, что визуализа- ция у тех же утят происходит на первый объект, попав- шийся в их поле зрения, если этот объект совпадает с представлением о матери. Владимир Раевский. Абсолютно верно. Я думаю, что в этом случае нужно было бы также присмотреться. И я убеждён, что где-нибудь можно было бы выкопать основания для то- го, чтобы обнаружить, где там есть элемент обучения. С другой стороны, можно себе задать следующий вопрос: а в какой, в общем-то, степени это имеет зна- чение для конкретных исследований и не является ли это просто философствованием, которое то ли нужно, то ли нет? Мне думается, что это действительно име- ет принципиальное значение. И я тоже хотел бы при- вести пример, как мы пробуем использовать это в сво- их реальных экспериментах. Если мы говорим о ран- них формах поведения, то среди них есть такая фор- ма поведения как оборонительное поведение. Удиви- тельная вещь – как оно формируется. Когда мы гово- рим об экспериментах на животных, очень часто мы используем некий условный сигнал и болевое раздра- жение, которое должно сформировать некоторое авер- сивное поведение и оборонительное поведение этих животных. К сожалению, в природе так сделать нельзя. И реально в жизни целого ряда живых существ подоб- ная проба на контакт с хищником может закончиться сразу, одномоментно, и больше у них никаких возмож- ностей для существования не будет. Особенно драма- тичным это может оказаться для птенцов в гнезде. Представьте себе, птенцы галдят, они зовут родите- лей, они голодны. И в это время появляется где-то в округе хищник. И родители издают специфический сиг- нал тревоги – птенцы должны замолчать, причём, все. Если один из них не замолчал, хищник его найдёт, и за- кончится онтогенез всего выводка, а не только того, кто нарушил покой. Как формируется это поведение? Так и напрашивается ответ, что это всё генетически пред- определено, правда? Памятуя об экспериментах Готлиба и памятуя о том, что среда оказывает определённое регулирую- щее влияние, мы начали исследование того, как фор- мируется это оборонительное поведение у птенцов мухоловки-пеструшки. И вышли на очень интересные результаты, причём, с хорошим морфологическим и функциональным подтверждением. Результат в том, что, во-первых, этому надо учиться. И, действительно, несколько дней после вылупления птенцы этому в той или иной форме учатся. Но самое интересное то, что ранняя поведенческая реакция – вот это самое зами- рание, – оно как бы взято блоком из пищевого поведе- ния. Может быть, где-нибудь есть птенцы? Это можно бы- ло бы показать, это очень интересно. С одной стороны, существуют птенцы, которые раскрывают клюв и при- зывают родителей, и прилетевшая взрослая птица бу- дет кормить их. Вот вверху справа изображены птен- цы, которых накормили – кого-то накормили, он сытый, он уже улёгся, а кто-то ещё с полуоткрытым ртом. А что из себя представляет оборонительное поведе- ние, которое приведено на нижнем рисунке? Это тот же самый выводок – немножко позже звучит сигнал тре- воги, они все улеглись как сытые птенцы и замолча- ли. И вот оказалось, что не только по поведенческому критерию, но и по эмоциональному критерию эти реак- ции практически однозначны. И в том и в другом случае происходит уменьшение частоты сердечных сокраще- ний. Это удивительно, что первая поведенческая реак- ция – оборонительная – сопровождается не повыше- нием сердечного ритма, что свойственно оборонитель- ной реакции, а наоборот, снижением его. Александр Гордон. Правильно ли я понял, что родители, используя вторую фазу пищевого поведения, подавая сигналы, учат птенцов реагировать на этот сигнал, даже если он прозвучит в то время, когда птенцы голодные, чтобы птенцы перешли во вторую фазу пищевого поведения, то есть в оборонительное поведение? Владимир Раевский. Мы так считаем. Хотя на самом деле работа не закончена, но у нас есть достаточно серьёзные данные для того, чтобы бы думать именно так, как вы сказали. И здесь я хочу сказать, что эти исследования дей- ствительно очень трудоёмкие, их нужно проводить на территории реального обитания этих животных. И нам здесь повезло, это всё сделано в Приокско-террасном заповеднике, и Михаил Николаевич Брынский, дирек- тор этого заповедника, как раз опекает наши исследо- вания и мы ему искренне признательны. Александр Гордон. А это птенцы какой птицы? Владимир Раевский. Это мухоловка-пеструшка, это дуплянки. Если у вас будет возможность, приезжайте к нам, покажем эксперимент. Александр Гордон. Благодарю за приглашение. К слову, перейдём к поведению высших животных, с вашего позволения. Владимир Раевский. Конечно. Александр Гордон. Я вдруг вспомнил, как отбирают народы Севера щенков в помёте. Когда сука принесла пять или шесть щенков, понятно, что всех оставлять не резон; их вы- носят из тёплого помещения, из чума или из дома, где они лежали, и относят на некоторое расстояние от до- ма. Щенки инстинктивно возвращаются обратно; пер- вого, кто вернётся домой, оставляют в живых. Но так- же в живых оставляют того, кто вообще не идёт до- мой, кто начинает заниматься исследованием местно- сти вокруг. Эти два щенка выживают, остальных уби- рают. Это врождённый темперамент? Такое поведение щенков, – оно детерминировано генетически? Владимир Раевский. Я хотел бы сказать следующее. Что опять же является врождённым, а что является приобретён- ным? Очень интересная проблема. Является ли врождённой та форма поведения, кото- рая выявляется у животного сразу после рождения? Ну да, это можно назвать врождённым. Но требует ли эта форма поведения определённого пренатального опы- та в то время, когда этот щенок находился в утробе ма- тери? И, действительно, я могу привести достаточно много примеров тому. Вы, например, говорите о том, что кто-то ищет, а кто- то нет. Замечательно. Каким образом происходит по- иск соска матери у тех же самых кошек, у всех мле- копитающих? Этому нужно учится или он знает, какой сосок нужно искать? Казалось бы, должен знать, и он этому учится. А каки оборонительная м образом? Он запечатлевает за- пах околоплодных вод, которые по своему химическо- му составу весьма близки к молозиву. Это очень кра- сиво было показано. Вводили феромоны в амниотиче- скую полость матери-мыши, и после рождения мышат каждый из них полз к тому соску, который был смочен соответствующим феромоном. Я думаю, что не следует говорить о чём-то как цели- ком генетически предопределённом, и, безусловно, не- льзя придавать чрезмерное значение средовым фак- торам. И то и другое просто необходимо. Александр Гордон. Вернёмся всё-таки к форме эмоций. Владимир Раевский. Конечно. Александр Гордон. Что касается высшей нервной деятельности высших животных, включая и человека. В этой форму- ле меня заинтересовала одна из характеристик эмо- ций – там были степень, знак и качество. Что такое качество эмоций, как оно определяется и зависит ли оно от того, кого мы рассматриваем в каче- стве биологического объекта? Владимир Раевский. Единственное, что я хотел бы уточнить – здесь очень важной является качественная сторона той ин- формации, которая будет определять эмоцию. Она складывается, как вы помните, из двух состав- ных элементов. Один составной элемент – это та ин- формация, которая необходима. Но эта же информа- ция не дана от Бога, это та информация, которая из- влечена из памяти у конкретного данного животного и именно она зависит от качества той потребности, кото- рую сейчас испытывает это живое существо. Это пер- вое значение. Второе – это информация, которой располагает дан- ный субъект. И опять же – это не то, что находится вокруг нас, нужно же ещё определить и уточнить, что именно это является очень важным для данного пове- дения. Это процесс в высшей степени активный. Опять же в нашем институте, в двух лабораториях, это очень чётко было показано. Например, в исследованиях на человеке в лаборатории Алексея Михайловича Ива- ницкого было очень хорошо показано, что восприятие внешних раздражителей, внешних сигналов проходит через разные структуры мозга и то, что не имеет отно- шения конкретно к выполнению, или к реализации дан- ной потребности просто вытормаживается. А на уров- не отдельных нейронов (это работы директора наше- го института; кстати, он был у вас здесь, это Игорь Александрович Шевелев) была показана удивитель- ная вещь, что вообще в зрительной коре целый класс нейронов способен реагировать практически на любой стимул. Но есть такой механизм как торможение, который как искусный скульптор, из всего круглого рецептив- ного поля вычленяет какую-то определённую конфигу- рацию, которую будет воспринимать данный нейрон. То есть, представляете, мы подходим с вами к полке. Мы ищем книгу определённой толщины, определённо- го наклона или определённого цвета и так далее, что соответствующим образом обеспечивает нам эффек- тивный поиск. Этот элемент должен быть заложен в представление о той информации, которую мы способ- ны избрать. И теперь очень важный момент: а можем мы поме- рить то, что необходимо и то, что есть? И выделить: а каким-то образом хватает этого или не хватает? При- чём, лучше было бы это померить и определить до то- го, как будет совершено действие. Конечно, если действие характеризуется тем, что испытуемый не принял правильное решение, то это, очевидно, значит, что здесь у него был дефицит той ин- формации, которая обеспечила бы ему решение этой задачи. Можно ли это обнаружить? Оказывается, да. Проводились исследования активности мозга у чело- века на стадии между предъявлением раздражителя и его решением какой-то определённой когнитивной за- дачи. Изучая связи, которые формируются между раз- личными структурами мозга, можно определить, что если связи идут по этому типу, то вероятнее всего за- дача будет решена правильно, а если по этому типу, то вероятнее всего он не сможет найти правильное ре- шение. И это можно предугадать до того, как он реаль- но это совершит. То есть в руках исследователей сей- час есть инструменты, позволяющие выделить такие функции и их анализировать. Александр Гордон. Раз уж вы заговорили о человеке и об экспери- ментах в этой области – всё-таки наш с вами мозг не- много отличается от мозга других высших животных, в том числе и асимметрией, – хотя доказано, что асим- метрия есть у целого ряда птиц. Какую роль асимме- трия мозга играет в выборе линии когнитивного пове- дения и в том числе в эмоциональном выборе? Владимир Раевский. Дело в том, что по поводу асимметрии мозга и эмоций (как и по поводу многих других проблем) суще- ствуют разные точки зрения. Мне кажется очень инте- ресным и продуктивным такой взгляд на асимметрию: на самом деле каждая функция представлена и в ле- вом, и правом полушарии, но по-разному. Способ, ко- торым решается задача в левом полушарии, отличает- ся от способа решения в правом. И, по всей видимости, у человека этот разный спо- соб решения одной и той же задачи весьма серьёзно раздвинут, и различия очень высоки. Но мозг сможет работать только в том случае эффективно, если он мо- жет всё время сравнивать и включать способности ле- вого и правого полушария. И здесь мы сталкиваемся с удивительным и очень интересным фактором. Чем мозг человека отличается от мозга животных наиболее разительно? Оказывает- ся, он отличается по количеству нервных волокон, про- ходящих через мозолистое тело, связывающее левое и правое полушария. По этому индексу наиболее су- щественно отличается мозг человека от мозга других животных. Александр Гордон. Обмен гораздо интенсивнее происходит, между прочим. Владимир Раевский. Да. На самом деле левое полушарие решает много одних проблем, правое – других, но когда они объединяются вместе, это даёт переход количествен- ного элемента в качественный. А что происходит во время болезни, такой, как ши- зофрения? Это удивительная вещь: во время первого приступа шизофрении (это тоже данные, полученные в нашем институте Валерией Борисовной Стрелец) про- исходит функциональное расщепление этих двух по- лушарий. Нет связи, мозолистое тело не повреждено, все нейроны есть, но абсолютно нет никаких связей между левым и правым мозгом. Александр Гордон. Сигналы не проходят. Владимир Раевский. Да. Это, собственно говоря, фактически и явля- ется причиной для очень серьёзных нарушений психи- ческой, интеллектуальной и прочей деятельности. Александр Гордон. Вот если вернуться к фантазиям о социальной философии, с которых мы начали. Ведь если употре- блять эту формулу эмоций для того, чтобы поддержи- вать человека, зная степень его заинтересованности в чём-либо и зная необходимость в информации и по- стоянно подпитывая его и в том, и в другом желании, значит так можно держать не только человека, но и це- лый социум в определённого рода подчинении? Владимир Раевский. Конечно, конечно, это же очень интересная про- блема. Александр Гордон. Да, проблема интересная и страшноватая, надо сказать. Владимир Раевский. Естественно, как любая проблема, связанная с управлением поведением человека. Но с другой сто- роны, волей неволей мы должны к ней так или иначе подходить, у нас ведь есть много социальных проблем, с которыми следует бороться. Обратите внимание на интересную вещь. Наркомания. Человек получает удовольствие от че- го? От того, что он вводит себе наркотическое веще- ство. Это же очень легко. Не нужно решать теорему Ферма… Александр Гордон. Как та крыса… Владимир Раевский. Да, вколол и всё прекрасно. Может быть, дей- ствительно можно было бы решить эту проблему, если бы мы научились повышать значение каких-нибудь со- циально оправданных мотиваций, предоставлять ин- формацию о их выполнении и показать, что получение удовлетворения от данной формы деятельности для вас будет много предпочтительнее, чем просто вколоть наркотик. Это же действительно интересный подход. Александр Гордон. Интересно, что сейчас абсолютно стихийно, не вооружаясь этой формулой, средства массовой ин- формации (так или иначе пытаясь заниматься монито- рингом уровня мотивации и направлением мотивации) вбрасывают как раз ту самую информацию, которая лучше всего воспринимается большей частью населе- ния. Удовлетворяя, как они считают, информационный голод, а на самом деле эмоциональный, как мы с вами видим. Владимир Раевский. Безусловно, если они действительно попадают на ту мотивацию, или на ту потребность, которая дей- ствительно сейчас актуальна для этих людей. Ну, а так как у нас общество группируется вокруг определённых идей, то вполне вероятно, что это очень сильное ору- жие для того, чтобы направить общество на те или иные цели. Так что это в ваших руках. Александр Гордон. Спасибо, спасибо. Обзор темыКаждый из нас знает, что такое эмоции, но дать этому состоянию точное научное определение невозможно. До настоящего времени не существует единой общепризнанной научной теории эмоций, а также точных данных о том, в каких центрах и каким образом эти эмоции возникают и каков их нервный субстрат. Подробному изложению физиологии, нейроанатомии и психологии эмоций посвящена интереснейшая книга гениального российского ученого Павла Васильевича Симонова «Эмоциональный мозг», вышедшая в 1981, и положенная в основу настоящего обзора. Здесь кратко излагаются основные положения потребностно-информационной теории эмоций и интересные данные о мозговых механизмах эмоций человека. Эмоциям принадлежит решающая роль в процессе обучения, в подкреплении вновь формирующихся условных рефлексов. Рефлексы, не подкрепляемые раздражителями, подвергаются активному торможению, а иногда и исчезают. Следовательно, эмоции, а именно, субъективные реакции на воздействие внутренних и внешних раздражителей, связаны с расширением спектра адаптивных возможностей организма. Эмоции представляют собой активные состояния специализированных мозговых структур, побуждающие усилить (повторить) или ослабить (предотвратить) эти состояния. Прежде всего, напомним определение условного рефлекса, данное И. П. Павловым: условные рефлексы — индивидуально приобретенные системные приспособительные реакции животных и человека, возникающие на основе образования временной (ударение на последний слог) между условным (сигнальным) раздражителем и безусловнорефлекторным актом. Условные рефлексы свойственны в разной степени всем животным, обладающим центральной нервной системой. Предпосылками образования условных рефлексов является конвергенция условного и безусловного раздражителей на одних и тех же нейронах и синхронизация активности пространственно удаленных участков головного мозга. Был период, когда в научном мире стали говорить, что с изучением условных рефлексов и Высшей нервной деятельности пора заканчивать. Намного проще посмотреть, что меняется внутри одной клетки, чем понять, почему человек совершает тот или иной поступок. Объяснить поведение животного, не пользуясь психологическими терминами, а вскрывая физиологические механизмы, то есть привлекая процессы, происходящие в той же клетке, — сложнейшая задача. С развитием новых технологий стремление ученых проводить тонкие аналитические исследования возрастало, а желание изучать системные явления пропадало. Все это называли философией и отмахивались: не будем мы этим заниматься, не наша это задача. Но ведь именно системные принципы имеют главное значение. У каждого ученого, который занимается серьезными конкретными физиологическими вещами, где-то в глубине сознания отложено, что в будущем ему придется это обобщить, попытаться объяснить, что происходит в организме в целом. Но П. В. Симонов продолжал заниматься конкретными экспериментами, он всегда видел перед собой необходимость объединения результатов в систему, причем основанную на биологических принципах. Ведь были очень яркие крупные исследователи, которые предлагали чисто кибернетические механизмы, например, Николай Александрович Бернштейн, Петр Кузьмич Анохин. А Симонов связал поведение с конкретными мозговыми структурами. Развивая теоретические основы изучения эмоций как одной из форм отражения, П. В. Симонов, прежде всего, выделил следующие проблемы. Если эмоция представляет форму отражения реальной действительности, то важно понять, что именно она отражает, чем она отличается от других разновидностей отражательной деятельности мозга. Сложность этого вопроса отметил В. К. Вилюнас. «При исследовании познавательных процессов обычно существует возможность опираться на два ряда явлений: объективный и субъективный, отражаемый и отраженный. По отношению к субъективному отражению первый ряд может служить своего рода образцом, «эталоном» того, что, например, должно или могло бы быть воспринято, запечатлено, постигнуто мышлением и т. п. При исследовании же эмоций такой возможности не существует. Эмоции выполняют функцию не отражения объективных явлений, а выражения субъективных к ним отношений. Поэтому данные о том или ином эмоциональном переживании мы можем сравнить лишь с данными о других эмоциональных переживаниях у одного и того же человека или у других людей, а не с некоторым объективным «эталоном». Далее ученый поставил задачу классификации наблюдаемых в жизни эмоции. Пойти чисто эмпирическим путем, примером которого служит классификация Б. И. Додонова (1978) (опросив достаточно большое количество людей о том, какие именно эмоции они переживают особенно часто и какие из этих переживаний им представляются наиболее ценными, желательными, Б. И. Додонов сгруппировал полученные ответы и пришел к выводу о существовании альтруистических, коммуникативных, глорических, праксических, пунических, романтических, гностических, эстетических и акизитивных эмоций)? Нет, заключает П. В. Симонов, подобный прием описательной классификации без использования теоретически обоснованного классифицирующего принципа, по-видимому, специфичен для психологии эмоций и сильно отличает ее от других областей науки. Заметим для сравнения, что классификацию химических элементов в таблице Менделеева невозможно представить без открытия периодического закона нарастания атомного веса этих элементов. Что касается чисто описательных классификаций, то углубленный анализ показывает, например, отсутствие «альтруистических» эмоций как таковых, поскольку в основе альтруистического поведения могут лежать весьма разные мотивы: сопереживания и морального самоуважения. Соответственно и эмоции окажутся различными, а их объединение в одну и ту же группу формальным. Кроме того, ученый хотел ответить на вопрос о том, какую роль играют эмоции в жизнедеятельности живых существ, в организации их целенаправленного поведения. Каковы регуляторные функции эмоций и чем они отличаются от регуляторных функций сознания, мышления, памяти, воли. П. В. Симонов и сотрудники возглавляемого им Института Высшей нервной деятельности и нейрофизиологии РАН многие годы отдали созданию теории, которая способствовала бы уяснению мозговых механизмов формирования и реализации эмоциональных реакций человека и высших млекопитающих животных. Благодаря успехам общей физиологии мозга, нейропсихологии и нейрохирургии на сегодня мы имеем довольно длинный перечень мозговых структур, причастных к эмоциональным реакциям и состояниям. К числу этих мозговых образований относят передние и височные отделы зон коры, гиппокамп, миндалину, гипоталамус, перегородку, центральное серое вещество, неспецифические ядра таламуса и некоторые другие структуры. Вместе с тем остается далеко не ясным, какую именно роль играет каждое из этих образований в генезе и реализации эмоций. Попытки вернуться к представлению об эмоциях как о конечном, далее неделимом психофизиологическом образовании можно было бы сравнить с призывом вернуться от современных представлений о многообразии элементарных частиц к «целостному» атому Демокрита. Отражательно-оценочная функция эмоций по П. В. Симонову. На вопрос том, что отражает эмоция, потребностно-информационная теория отвечает определенно и однозначно: эмоция есть отражение мозгом человека и высших животных какой-либо актуальной потребности (ее качества и величины) и вероятности (возможности) ее удовлетворения, которую субъект непроизвольно оценивает на основе врожденного и ранее приобретенного индивидуального опыта. В приведенном выше определении представлено и порождающее (через потребность) и отражающее (через вероятностность ее удовлетворения) начало. Эмоция отражает предметы и события окружающей среды в их отношении к актуальным потребностям субъекта, откуда и возникает категория значимости этих предметов и событий, их объективная оценка. В самом общем виде правило возникновения эмоций можно представить в виде структурной формулы (формулы эмоций): Э = f( П , (Ин — Ис),…), где Э — эмоция, ее степень, качество и знак; П — сила и качество актуальной потребности; (Ин-Ис) — оценка вероятности (возможности удовлетворения потребности на основе врожденного и онтогенетического опыта; Ин — информация о средствах, прогностически необходимых для удовлетворения потребности; Ис — информация о существующих средствах, которыми реально располагает субъект. Репрезентация установленных зависимостей в виде формул широко используется в теоретической и экспериментальной психологии. В качестве примера приведем формулу Мак Граса: S = Со(D — С), где S — степень стресса; Со — степень важности требования; D — осознаваемое требование; С — осознаваемая возможность. Нетрудно видеть, что эта формула очень напоминает «формулу эмоций» с той разницей, что, появившись на двенадцать лет позднее, она касается лишь частного случая осознаваемой оценки ситуации, тогда как для огромного множества эмоций характерно прогнозирование вероятности достижения цели (удовлетворения потребности) на неосознаваемом уровне. Можно ли проверить справедливость формулы в прямом эксперименте? Да, можно. Правда, на уровне современной экспериментальной техники «структурная» формула эмоций становится «измерительной» только при исследовании сравнительно элементарных эмоциональных реакций. Так, есть возможность измерять степень эмоционального напряжения по величине объективно регистрируемых физиологических сдвигов (частота сердцебиений, амплитуда и продолжительность кожно-гальванических реакций, суммарное напряжение тета-ритма электроэнцефалограммы и т. п. ). В определенных пределах можно измерять потребность в пище продолжительностью голодания, а потребность избегания боли — силой болевого раздражения. Наконец, можно измерять объективную вероятность удовлетворения потребности различной вероятностью подкрепления условного сигнала. В книгах и статьях приводятся многочисленные примеры такого рода экспериментов, показавших закономерную зависимость степени эмоционального напряжения от силы потребности и вероятности ее удовлетворения. Вырабатывая в лаборатории классические условные рефлексы у собак выяснили, что при обычном пищевом режиме максимальная частота сердцебиений, по которой судили о степени эмоционального напряжения собаки, наблюдается при постоянном подкреплении большой порцией пищи, в то время как суточное голодание делает эмоционально напряженной ситуацию с подкреплением условного сигнала в случайном порядке. Иными словами, вызывает эмоции не сама по себе неопределенность экспериментальной ситуации, но прагматическая неопределенность, т. е. участие в генезе эмоционального напряжения как величины актуальной потребности, так я вероятности ее удовлетворения. Наибольшее эмоциональное напряжение у собак (визг, лай, царапанье кормушки) наблюдалось при вероятностном подкреплении 1:4, а по мере продолжения опыта — при 1:2. Значение информационного фактора выступает особенно отчетливо в опытах со спаренными животными, когда оба партнера получают равное количество ударов током, но только один из них может предотвратить наказание соответствующей инструментальной реакцией. Именно у этого животного постепенно исчезают признаки страха, предотвращается изъязвление слизистой желудка и кишечника. Установлено, что частота пульса у банковских служащих зависит от степени ответственности (счет банкнотов различного достоинства) и количества информации, содержащейся в одной операции. К. Перкис изменял в процессе опыта размер денежного штрафа за допущенные ошибки и их вероятность, не зависящую от усилий субъекта. Рост частоты сердцебиений закономерно коррелировал с изменением обоих факторов и был сильнее выражен у субъектов определенного психоэмоционального типа. Имеются сведения и о том, что две составляющие эмоционального напряжения по-разному сказываются на величине различных вегетативных сдвигов. В опытах с участием человека величина побуждения (размер платы за правильное решение) преимущественно влияла на частоту пульса, дыхания и уровень электрического сопротивления кожи, а трудность задачи (количество выборов) — на объемный пульс и кожно-гальванический рефлекс. Преимущественная связь кожно-гальванического рефлекса с информационным фактором обнаружена и в опытах, где кожно-гальванический рефлекс был слабее при ожидании болевого раздражения током с высокой вероятностью, чем при более редких, но трудно прогнозируемых ударах. Регистрация кожно-гальванической реакции и вызванных потенциалов в ответ на ориентировочный стимул показала, что мотивационные компоненты ориентировочного рефлекса в большей мере детерминированы генотипом исследуемого лица, чем информационные компоненты. Однако, рассматривая появление эмоций, П. К. Анохин учитывал прогнозирование только содержания, семантики цели, предполагая, что в данный момент цель может быть одна, т. е. человек намеревается взять или стакан, или вилку, или тарелку. П. К. Анохин отрицал прогнозирование вероятности достижения цели, хотя без такого прогноза трудно понять факт возникновения эмоций до начала каких-либо действий. Он писал: «…выражение „вероятностное (?) прогнозирование“ просто не соответствует физиологическому смыслу событий»… Чтобы не возвращаться к «биологической теории эмоций» П. К. Анохина, подчеркнем согласие П. В. Симонова с автором теории в том, что касается прогнозирования содержания цели, связи эмоций с потребностями и генеза некоторых отрицательных эмоций. Вместе с тем он считал совершенно необходимым введение в модель возникновения эмоций механизма, прогнозирующего вероятность достижения цели, что существенно расходится с позицией П. К. Анохина в объяснении механизма положительных эмоций. Каким образом человек прогнозирует вероятность достижения цели (удовлетворения потребности)? Эксперимент и теоретический анализ показывают, что эта оценка осуществляется путем сопоставления информации о средствах, способах, времени и т. д. , прогностически необходимых и реально имеющихся у субъекта. Вероятность удовлетворения оказывается интегральным показателем, результатом подобного сопоставления. Например, при встрече с тремя разъяренными хищниками вероятность благополучного исхода будет существенно различной в зависимости от того, имеет ли охотник автоматическую винтовку с полной обоймой или один-единственный патрон. Во многих экспериментах разницу между необходимым и имеющимся можно эмпирически измерять по суммарной величине допускаемых субъектом ошибок, что свидетельствует о степени его «информированности», куда входят не только теоретические знания того, что, как и когда надо делать, но и степень совершенства соответствующих практических навыков. Ярким примером неосознаваемого прогнозирования является интуиция. Соотношение необходимого и имеющегося можно рассматривать и в статике, как «мгновенный срез» степени информированности, и в динамике. В первом случае результат сравнения обернется дефицитом или избытком информации, во втором — возрастанием или падением вероятности достижения цели. Универсальность механизма сравнения такова, что обнаруживается даже в генезе тех элементарных эмоций, которые принято именовать эмоциональным тоном ощущений. Так, эмоциональная окраска ощущений от пищи, находящейся во рту (вкусно, безразлично, неприятно), формируется только после того, как голодовое возбуждение (потребность) оказывается сопоставленным с информацией, идущей из полости рта и свидетельствующей о возрастании вероятности удовлетворения потребности в пище. Вероятность удовлетворения может быть и субъективной и объективной. В формировании эмоций участвует только субъективная оценка вероятности достижения цели. Благополучие же живого существа зависит от того, насколько субъективные оценки адекватно отражают объективную реальность. Если субъективный прогноз оказывается ложным, то эмоциональная оценка событий не соответствует их реальному значению. Ситуация становится опасной. Неопределенность не может сочетаться с высокой вероятностью достижения цели, хотя максимальная неопределенность предстоящих событий (50%) оставляет больше надежды на благополучный финал, чем заведомо низкая вероятность, равная 20 или 10%. Применительно к эмоциям мы встречаемся здесь с дополнительным фактором, который не представлен в формуле, подобно тому, как в формуле не представлена динамика развертывания эмоциональных реакций во времени и многое другое. Речь идет об индивидуальных (типологических, характерологических) особенностях эмоциональности данного субъекта. Эмоциональное напряжение, о котором судили по частоте сердцебиений, у одних собак достигает наивысших значений при максимальной неопределенности подкрепления, а у других — при низкой его вероятности. Встречаются и «вероятностно-безразличные» собаки. Сходные свойства наблюдали и у людей. Индивидуальные особенности данного животного проявляются и в ситуации конфликта между качеством подкрепления и вероятностью удовлетворения соответствующей потребности. И в случае конфликта между вероятностью и ценностью подкрепления решающее значение приобретают уровень мотивации и индивидуальные особенности животного. Изучение зависимости пищедобывательного поведения собак от вероятности и качества (ценности) подкрепления обнаружило сложные отношения между этими двумя факторами организации целенаправленного поведения. При неизменном уровне мотивации стратегия поиска пищи определяется вероятностью ее нахождения в той или иной точке пространства, причем эта вероятность прогнозируется на основе ранее приобретенного опыта. Дело существенно осложняется в случае возникновения конфликта между вероятностью и качеством подкрепления, поскольку сила потребности оказывает влияние не только на уровень эмоционального напряжения, но и на деятельность мозговых механизмов, оценивающих возможность удовлетворения потребности. Усиление мотивации, как правило, ведет к переходу на оптимальную стратегии, т. е. к реакциям, обеспечивающим максимальный суммарный выигрыш. Обратное влияние эмоции на потребность. Эксперимент и наблюдения показывают, что порождаемая потребностью эмоция оказывает обратное влияние на потребность и прогноз ее удовлетворения. Кстати, и прогноз способен существенно повлиять на силу потребности, свидетельством чему могут служить многочисленные эксперименты с так называемой «выученной беспомощностью». Разумеется, когда мы говорим о влиянии эмоций на потребность, а потребности на прогнозирование вероятности достижения цели, мы отнюдь не думаем, что эмоция и потребность могут расти беспредельно. Эти пределы не оговорены и не отражены в формуле эмоций, поскольку, повторим еще раз, формула представляет структурно-качественную модель и только в определенных, сравнительно простых случаях ее символы могут быть заменены эмпирически измеримыми величинами. Формула эмоций адекватно воспроизвела объективные закономерности генеза эмоциональных состояний. Павел Васильевич Симонов структурно обосновал свою потребностно-информационную теорию, связал модели поведения с конкретными областями мозга — гиппокампом, миндалинами, гипоталамусом и новой корой. Грубо говоря, гиппокамп и передние отделы новой коры можно назвать информационными структурами, а гипоталамус и миндалины — потребностными, мотивационными. Это была очень смелая гипотеза. Дискуссия о том, существует ли локализация функций в определенной структуре, продолжается до сих пор. Почему у одного человека больше работает одна структура, а у второго — другая? Каждый человек индивидуален, но эти индивидуальности надо как-то группировать. Четыре основных типа нервной деятельности описал еще Гиппократ, и они действительно существуют, причем не только у людей, но и у животных. Или, например, такое качество, как альтруизм: альтруистов примерно одна треть, как среди людей, так и среди животных. Сотрудниками института, которым долгие годы руководил П. В. Симонов, это наглядно показано в опытах по эмоциональному резонансу. Кроме того, люди делятся, например, на тех, кто предпочитает высокую вероятность достижения цели, и тех, для кого важнее ее субъективная ценность. Проводили исследования электрической активности мозга у студентов. И оказалось, что у тех, кто стремится поймать журавля в небе, активность гораздо выше, чем у тех, кто предпочитает иметь синицу в руках. Эмоция и формирование условного рефлекса. Не случайно первую стадию формирования условного рефлекса называют эмоциональной. С момента своего возникновения условнорефлекторная теория предполагала конвергенцию двух возбуждений: от условного раздражителя и от стимула, вызывающего безусловный рефлекс, например афферентацию из полости рта при поступлении в рот пищи. Тогда же выяснилось значение «наличного функционального состояния», пищевой возбудимости, которую сегодня мы можем рассматривать как результат возбуждения мозговых структур, активированных возникновением соответствующей потребности — состоянием голода. Однако ни афферентация из полости рта, ни голодовое возбуждение сами по себе не могут играть роли подкрепления, обеспечивающего формирование условного рефлекса. Только интеграция голодового возбуждения с возбуждением от фактора, способного удовлетворить данную потребность, т. е. механизм, генерирующий положительную эмоцию, обеспечивает выработку условного рефлекса. При ином соотношении конвергирующих возбуждений, например при поступлении пищи в рот перекормленного животного, активация механизмов отрицательной эмоции приведет к оборонительной реакции избегания. Что касается эмоций в момент воспроизведения условных связей, то они зависят от степени актуальности той потребности, на базе которой возникает данная эмоциональная реакция. Экспериментально показано, что дети 8 лет через 10 дней после первого опыта лучше воспроизводили тот словесный материал, который соответствовал мотиву, доминирующему в их личностной иерархии, будь то враждебность, лидерство, любознательность, привязанность и т. д. Об эмоциональной памяти в «чистом виде» мы, по-видимому, вправе говорить только в тех особых случаях, когда ни внешний стимул, спровоцировавший воспоминание, ни извлеченная из памяти энграмма не получают отражения в сознании и возникшая эмоциональная реакция кажется субъекту беспричинной (Костандов, 1983). На популяционном уровне роль побуждающих и подкрепляющих факторов могут играть сигналы эмоционального состояния другой особи того же вида. На базе механизмов «эмоционального резонанса» в процессе биологической, а позднее социально-исторической эволюции сформировалась поразительная способность человека к сопереживанию, к постижению субъективного мира другого существа путем его переноса на свой собственный внутренний мир. Тем самым оказалось возможным познание тех сторон действительности, которые в принципе недоступны дискурсивному мышлению, опирающемуся на систему вербализуемых понятий. Эмоции, кроме подкрепляющей, имеют и другие регуляторные функции, а именно, переключающие и компенсаторные. Переключающая функция эмоций. Если до сих пор мы рассматривали роль эмоций в формировании одиночного условного рефлекса, то теперь необходимо перейти к участию положительных и отрицательных эмоций в определении вектора поведения в случае конкуренции врожденных и приобретенных поведенческих актов, направленных на удовлетворение различных потребностей человека и животных. Казалось бы, ориентация поведения на первоочередное удовлетворение той или иной потребности могла осуществиться путем непосредственного сопоставления силы (величины) этих потребностей. Но в таком случае конкуренция мотивов оказалась бы изолированной от условий окружающей субъекта среды. Вот почему конкурируют не потребности, а порождаемые этими потребностями эмоции, которые, как мы показали выше, зависят не от одной лишь потребности, но и от вероятности (возможности) ее удовлетворения. Ученые признают, что, по-видимому, система эмоций — это единственная организация, способная осуществлять оценку степени релевантности действий организма в соответствии с доминирующей мотивацией и прогнозируемой вероятностью её удовлетворения. Иными словами, в процессе эволюции эмоции возникли и сформировались в качестве своеобразной «валюты» мозга, универсальной меры ценностей, сами по себе этой ценностью не обладая. Здесь наблюдается аналогия с функцией денег. Представляют ли деньги ценность для человека? Разумеется, да: ведь человек может стремиться к ним, старается их накопить, увеличить их количество и т. п. Но мы знаем, что дело не в банкнотах и монетах, а в их покупательной способности. Далее, нужда в измерении ценностей возникает только при необходимости сопоставления разных ценностей. Если бы существовало нечто единственно ценное, то измерять его не было бы никакой нужды. Вот почему функция эмоций не сводится к простому сигналу воздействий, полезных или вредных для организма, как полагают сторонники «биологической теории эмоций». Воспользуемся примером, который приводит П. К. Анохин. При повреждении сустава чувство боли ограничивает двигательную активность конечности, способствуя восстановительным процессам. В этом интегральном сигнализировании о «вреде» П. К. Анохин видел приспособительное значение боли. Однако аналогичную роль мог бы играть механизм, автоматически, без участия эмоций тормозящий движения, вредные для поврежденного органа. Но чувство боли оказывается более пластичным механизмом: когда потребность в движении становится очень велика (например, при угрозе самому существованию субъекта), движение осуществляется, невзирая на боль. Будучи мерой ценности, эмоции не являются ценностью сами по себе. Человек не может стремиться к удовольствию как таковому, потому что существуют разные удовольствия. Если мы имеем дело не с мазохистом или религиозным фанатиком, а с нормальным, психически здоровым субъектом, он, разумеется, не стремится максимизировать свои отрицательные эмоции. Вопрос стоит совершенно в иной плоскости: какие именно потребности, какие мотивы вступают в конкурентную борьбу «в доспехах» положительных и отрицательных эмоций? Компенсаторная (замещающая) функция эмоций. При возникновении эмоционального напряжения объем вегетативных сдвигов (давление, сердцебиение…) значительно превышает потребности организма. Организм заранее мобилизуется в условиях неопределенности. Более того, эмоционально возбужденный мозг начинает реагировать на более широкий круг предположительно значимых сигналов. Нарастание эмоций расширяет диапазон извлекаемых из мозга энграмм, снижает критерии принятия решения при сопоставлении этих энграмм с наличными стимулами. Примером компенсаторной функции эмоций является подражательное поведение. Переход к имитационному поведению характерен для эмоционально возбужденного мозга, когда субъект не знает как себя вести. Нейроанатомия эмоций. Сведения о мозговых структурах, ответственных за возникновение и реализацию эмоциональных реакций, были получены на животных с помощью разрушения или стимуляции определенных отделов мозга, а у человека — в связи с поражением этих отделов патологическим процессом, будь то опухоль, кровоизлияние, эпилептический очаг и т. п. Интересны результаты исследований эмоциональности индивидуумов с преобладанием правого или левого полушария головного мозга. Симонов интересовался асимметрией подкорковых структур. В России первыми в мире обнаружили различие активности нейронов в левой и правой половине гипоталамуса. В гипоталамусе есть нейроны, которые реагируют на содержание глюкозы в крови. Их возбуждение передается в вышележащие отделы, в кору и другие структуры. Оказалось, что пороги активации левого гипоталамуса ниже, чем пороги правого. То есть, грубо говоря, правый гипоталамус более эмоциональный, его возбуждение зависит от левого. Среди различных мозговых образований наиболее «эмоциогенными» оказались передние и височные отделы новой коры, гиппокамп, ядра миндалевидного комплекса и гипоталамус, причем в последние годы накопилось большое количество данных о функциональной асимметрии больших полушарий головного мозга, в том числе относительно регуляции эмоций. Значение передних отделов новой коры отмечено уже у высших животных. Так, удаление 9-го и 10-го поля префронтальной коры усиливает агрессивность гамадрилов, а поля 47-го — их боязливость и страх. Зона, повреждение которой наиболее существенно сказывается на агрессивности резусов, локализована в заднемедиальной части орбитальной коры. Удаление лобных областей коры препятствует развитию экспериментального невроза у собак. Временное выключение левого полушария односторонним электросудорожным припадком ведет к ухудшению настроения больного, а правого — к его улучшению. Этот эффект особенно характерен для височных областей и менее — для лобных. При выключении лобных областей мозга, как справа, так и слева в 16% случаев возникает эмоциональная тупость, апатия, безразличие к окружающему. Больные с поражением левого полушария тревожны, озабочены своим состоянием и своим будущим. При правостороннем поражении больные легкомысленны и беспечны. Нарушение оценки своего состояния, преобладание положительных эмоций отмечено при поражении медиальных отделов правой лобной доли. Поражение левой лобной доли снижает оценку своего состояния, усиливает фиксацию больного на своих переживаниях. По данным Э. А. Костандова с соавторами, эмоциональное состояние благодушия, беспечности, безответственности, возникающее под влиянием алкоголя, связано с его преимущественным действием на правое полушарие. Разумеется, было бы упрощением думать, что «центры» положительных эмоций локализованы в левом полушарии, а «центры» отрицательных эмоций — в правом. Тогда чем же объясняется эмоциональная асимметрия больших полушарий мозга? Одна из наиболее правдоподобных трактовок: выключение левого полушария делает ситуацию непонятной, невербализуемой, а потому — эмоционально отрицательной. Выключение правого полушария, напротив, делает ситуацию упрощенной, ясной, что ведет к преобладанию положительных эмоций. Прежде всего, эмоция связана с отражением, биологическим отражением. Каждый отражательный акт сложного живого существа невозможно рассматривать как просто ответ на внешнее действие. Живая система строит ответ-прогноз, в определенной мере предвосхищающий будущее, и влияющий на поведение в настоящем. Содержание ответа-прогноза зависит от потребностей, доминирующих в настоящий момент. Если рассматривать человека и прочих высокоорганизованных животных, то в процессе эволюции они приобрели специализированный аппарат отражения — нервную систему. В дальнейшем этот аппарат подчинил себе свою основу, телесную организацию. Нервная система сохраняет и совершенствует основное и изначальное свойство биологического отражения — его целенаправленный и предвосхищающий характер. Согласно концепции опережающего отражения, разработанной П. К. Анохиным, многие поколения живых систем, сталкиваясь с определенной последовательностью повторяющихся событий, не только отражали, но и фиксировали ее в цепях химических реакций. Благодаря возникновению системы биологических катализаторов соответствующие цепи химических реакций приобрели способность развертываться и завершаться намного быстрее, чем последовательности внешних событий. Да, содержание этих реакций определено прошлым живого существа, но применительно к сиюминутному отражению они являются опережающими. Получив болезненный сигнал от открытого пламени, даже ребенок понимает, что огонь опасен и не рискует второй раз. Хотя известно, что порой, мы дуем на воду, обжегшись на молоке. Все дело в вероятности конкретного события. Нервная система накапливает информацию. Организм сохраняет свою качественную определенность потому, что породившие его условия, длительное время существовавшие в прошлом, с большой вероятностью сохранятся и в будущем. Жизнь представляет собой устойчивое неравновесное состояние, поддержание жизни обеспечивается непрерывным уходом от состояния равновесия. Вот смерть обеспечивает истинное физическое равновесие, в котором нет ни потребностей, ни опережающего отражения, а наступает время отражения зеркального. Утратив способность к опережению событий, живая система перестает быть живой (Р. И. Кругликов). Наиболее «жестким», однозначным является опережающее отражение постоянно действующих факторов среды. Более гибкий и динамичный характер носит опережающее отражение однократных и повторяющихся событии. Опережение здесь носит ясно выраженный вероятностный характер, является более содержательным. Опережающее отражение постоянно действующих факторов среды обеспечивает поддержание биологических постоянных и выживание организма, а опережающее отражение однократных и повторяющихся событий обеспечивает его активность, жизненную экспансию. Диалектическое единство этих видов опережающего отражения составляет основу целенаправленной активности организма, в особенности высших форм этой активности. Одной из высших форм избирательного опережения Действительности является условный рефлекс, осуществляемый высшими отделами Центральной нервной системы. Представляя собой универсальный механизм адаптивного, целенаправленного поведения, условный рефлекс в наиболее развитой форме воплощает в себе свойственную всем живым системам обращенность к будущему, к прогнозированию будущего. Интересно, что представление, согласно которому живая система при необходимости может заглядывать в будущее, но может и не делать этого, не соответствует действительности. Живая система любого уровня организации не может не заглядывать в будущее. Больше того, так уже подчеркивалось, она обращена в будущее, и все ее текущие деятельности так или иначе направлены на будущее. Это касается, разумеется, не только условного рефлекса, который по самой своей сути есть аппарат предвосхищения и построения определенного будущего. Любая, даже самая элементарная физиологическая реакция, «устремлена в будущее». Отдергивание лапы при болевом раздражении — это не просто избавление от болезнетворного агента, это и неизбежный прогноз — опережение: продолжение контакта с болезнетворным агентом может в будущем привести к гибельным последствиям. Чрезвычайно демонстративным примером упреждающего, опережающего характера физиологических реакций может служить феномен сенсорного насыщения: утоление жажды при питье или чувства голода при еде наступает еще до того, как возникнут соответствующие химические изменения в крови. В данном случае сенсорный компонент безусловной реакции послужил основой для прогноза будущих химических изменений крови и восстановления нарушенного метаболического баланса. Именно опережающий характер реакций делает их основой для разного рода телеологических спекуляций. Потребовались столетия напряженной теоретической работы, чтобы снять мистические покровы с «целевой причинности» и прийти к ее научному пониманию. Следует в связи с этим отметить, что понятие «детерминация из будущего» нередко понимается как действие следствия на свою причину, действие того, чего еще нет, на реально протекающие материальные процессы. Но так понимаемое целевое причинение отражает лишь часть — и не самую существенную — действительных отношений. На самом деле целевое причинение это реализация программ, сформировавшихся в прошлом и овеществленных в соответствующих субстратах организма. Предложенная теория обогащает практику воспитания, практику профилактики и борьбы с нежелательными последствиями эмоционального стресса, его влияния на здоровье человека и эффективность выполняемой им деятельности. Универсальное значение практики как критерия истины в полной мере применимо к частному случаю изучения закономерностей и механизмов эмоций. БиблиографияАнохин П. К. Эмоции//БМЭ. М., 1964. Т. 35 Асадова М. С. Межполушарные взаимоотношения при стойких изменениях эмоционального состояния//Физиология человека. 1985. Т. 11 Дарвин Ч. Выражение эмоций у человека и животных. Соч. М., 1953. Т. 5. Костандов Э. А. Восприятие и эмоции. М., 1977 Кругликов Р. И. Отражение и время//Вопросы философии. 1983. № 9 Раевский В. В. Онтогенез медиаторных систем мозга. М., 1991 Раевский В. В. Соответствует ли представление о физиологии высшей нервной деятельности современному состоянию науки о поведении?//Рос. Физиол. Журн. 2000. Т. 86 Раевский В. В. Реорганизация функциональных систем в онтогенезе//Журн. Эвол. Биохим. Физиол. 2002. Т. 38 Симонов П. В. Что такое эмоция? М., 1966 Симонов П. В. Эмоциональный мозг. М., 1981 Симонов П. В. Мотивированный мозг. М., 1987 действительных отношений. На самом деле целевое причинение это реализация программ, сформировавшихся в прошлом и овеществленных в соответствующих субстратах организма. Предложенная теория обогащает практику воспитания, практику профилактики и борьбы с нежелательными последствиями эмоционального стресса, его влияния на здоровье человека и эффективность выполняемой им деятельности. Универсальное значение практики как критерия истины в полной мере применимо к частному случаю изучения закономерностей и механизмов эмоций.
|
Забытый полководец. Петр Котляревский
Передачи Гордона про религию
Венгерский капкан
Интеллект-видео. 2010. RSS
|
|