История стран Востока Подразделы категории "Гордон": Сотворение человека
Расшифровка передачиАлександр Гордон Сотворение человека в библейской традиции и в ближневосточной мифологии. С чего начнём? Владимир Якобсон С чего угодно. Александр Гордон Мы начали говорить о хронологии книг Моисее- вых. Для меня лично всё так запутано. Готовясь к про- грамме, я опять прочёл утверждение, что миф о со- творении – достаточно поздний. Он вписан достаточно поздно, и является, по сути дела, компиляцией, даже списком с целого ряда бытовавших мифов. Владимир Якобсон Нет, это не так. Понимаете, поскольку месопо- тамская литература существовала три тысячи лет – она, соответственно, просто имеет разные стадии раз- вития. Даже русская литература, которая имеет срав- нительно скромный возраст – три сотни лет, – в ней и то можно выделить разные стадии. Здесь тоже. И по этой причине, тексты, дошедшие до нас – сравнитель- но поздние. Но, во-первых, безусловно, имеются тек- сты, до нас не дошедшие. И, во-вторых, к этому момен- ту изменилась уже сама манера изложения. То есть то, как это излагалось. Скажем, Гомер, безусловно, имел предшественников, – только мы их не знаем, они не до- жили. Вот, скажем, с Гильгамешем дело обстоит гораз- до лучше. Мы знаем очень архаичные, очень прими- тивные шумерские былины о подвигах богатырей, и так далее. А потом из всего этого – уже во времена аккад- ского языка делается замечательное, самое знамени- тое произведение древневосточной литературы «Поэ- ма о Гильгамеш», – где уже содержится и глубокая фи- лософия, и образный ряд. Понимаете? То есть, тут мы можем проследить – не без разрывов – но можем. С Гомером это сделать, увы, невозможно. С поэмой о со- творении мира дело обстоит примерно таким же обра- зом. То есть – что-то такое было. Вообще, у всех народов есть легенды о сотворении мира, это обязательно входит в любую культуру. Их всех интересовал этот вопрос. Но ведь это же вопрос археологической удачи: не дожило это до нас. То есть, совершенно ясно, что знаменитая вавилонская поэма «Энума элиш» была, во-первых, написана во време- на расцвета вавилонской литературы. То есть, это пи- сали уже мастера, сильно набившие руку. Кроме того, там преследовались разные политические моменты: надо было объяснить, почему Мардук становится вер- ховным богом всей Месопотамии, как это произошло, почему. Значит, под это надо было подвести идеологи- ческую базу, – и это было сделано. Но сам вопрос о том, как возник мир, в котором живут люди, – с самых архаичных времён всегда интересовал и древнейших людей, от которых никаких текстов, естественно, не до- шло. По понятным причинам – они не умели писать. Так что не нужно путать – когда возникает сама идея и сами эти представления; а когда они записываются и излагаются уже набившим руку человеком, который пишет в принятом стиле и с принятыми выражениями. Это всё было уже отработано. Александр Гордон Но Книга Бытия (по уровню отработки) и миф о сотворении мира, который есть в этой книге, – к како- му времени вы относите их, и кто это, собственно, сде- лал? Владимир Якобсон Нет, вопрос «кто?», к сожалению, не имеет смы- сла обсуждать. Вас интересует конкретная личность? Александр Гордон Нет: какая группа людей? Владимир Якобсон Ну, это было сделано в той же Иудее, по-ви- димому, довольно поздно. Частично непосредственно в допленную эпоху, а частично уже в послепленную. Сейчас ясно, что это очень поздние вещи. То же са- мое относится, между прочим, к книгам пророков, хотя пророки – исторические лица. Скажем, известно, когда жил пророк Исайя. Но уже из самого текста видно, что там есть части более древние, менее древние и ещё менее древние. На самом деле, всё обстоит ещё ху- же: это такой винегрет из частей разной древности; ка- ждая из этих частей сама по себе представляет вине- грет. Если хотите, это антология каких-то очень древ- них (и менее древних, и ещё менее древних) текстов, которые кто-то – один человек, либо коллектив авторов – расположил соответственно тому, как в то время это должно было восприниматься. О глубокой древности этих библейских текстов говорить не приходится. Мож- но говорить, вероятно, о глубокой древности каких-то отрывков. Например, я убеждён, что начало Книги Бы- тия сохранило очень любопытный момент: «и дух бо- жий носился над водами» – написано руах элохим, по- еврейски. Так дело в том, что это очень хороший пере- вод имени бога Энлиля, который был Владыко-ветер. Михаил Селезнёв Вы знаете, всё же это образы того, что Бог, или Дух Божий, дыхание Божие, каким-то образом носится; что Бог каким-то образом связан с ветром. Мне кажет- ся, что это типологически настолько распространено, что… Я понимаю, о чём вы говорите, но я бы не ре- шился так однозначно утверждать, что этот перевод с шумерского… Владимир Якобсон Я понимаю, что это невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Но дело в том, что там есть действи- тельно такие странные вещи. Ну, это руах элахим мож- но ведь перевести «руах, который есть элохим». Но можно понимать и как «руах», то есть «ветер, который есть Бог». Можно и так понимать это место. Михаил Селезнёв Знаете, по контексту всё-таки скорее это тот ру- ах, то есть дух, который принадлежит Богу, относится к Богу. Другое дело, что имеется в виду. Я думаю, что здесь такая картина, что читается несколько разных образов. И, в частности, один из очень важных обра- зов, который практически теряется в обычных евро- пейских переводах, это образ дыхания Божьего. Пото- му что руах, в частности, это ещё и просто дыхание – человека, Бога. Владимир Якобсон Да, в некоторых случаях это можно понимать и так. Но при чём здесь дыхание Бога – когда сам Гос- подь Бог всё творит? Михаил Селезнёв Ну, как? Например, чуть дальше, вот скажем, в той теме, которая у нас с вами была заявлена (и от которой мы всё время уходим то вправо, то влево), мы же говорим о том, как Бог сотворил человека. Взял не- множко глины, слепил людей, а дальше вдунул в неё дыхание жизни, и стал человек живою душою. Я ду- маю, что упоминание об этом дуновении, которое тво- рит мир в самом начале, типологически вполне прав- доподобно. Владимир Якобсон Здесь это просто лишнее. Михаил Селезнёв Ну, не знаю. Мне трудно судить на счёт того по- вествования, которое было написано вообще так дав- но, что здесь лишнее, а что нет. Другое дело, что это, может быть, с самого начала было не единственным возможным здесь смыслом, не единственно возмож- ным пониманием. И руах просто, как ветер, и руах, как некое дыхание. И в той же самой Библии у нас есть руах… Владимир Якобсон И как ветер, который и есть божество… Михаил Селезнёв Как некоторые, что ли, сверхъестественные сущности, которые Богом посылаются. И возможно да- же, что если бы мы сейчас спросили какого-нибудь слу- чайным образом воскресшего древнего еврея, совре- менника автора: «Что вы имели в виду – вот это значе- ние, это или это?», он бы не ответил. Владимир Якобсон Он бы не ответил. Михаил Селезнёв Он бы просто не понял, почему мы так делим реальность – на разные противопоставленные друг другу вещи. Владимир Якобсон Вы знаете, один мой знакомый, который увле- кался магией, спросил меня, что известно о магических свойствах драгоценных камней для шумера. Я говорю, что неизвестно даже, какие камни они имели в виду, когда называются те или иные камни. «И что, узнать этого нельзя?» Я сказал: «Ну, если только воскресить какого-нибудь шумера, и спросить». Он подумал и ска- зал: «А почему бы и нет?» Михаил Селезнёв Да-да, насчёт камней. Эта проблема встала предо мной очень серьёзно, когда я переводил книгу «Исход». Нужно было перевести «двенадцать камней на облачении первосвященника» И, по сути дела, нет ни малейшей возможности определить, что имелось в виду. Так что я должен был не то что воскресить ка- кого-нибудь древнего еврея, а в значительной степени полагаться просто на какое-то наитие. Владимир Якобсон Многие разные камни, которые просто похожи по цвету, они называли одинаково. Они не знали хи- мии, и не знали про удельный вес, и про показатели преломления, как их различают современные ювели- ры – они ничего не знали. Поэтому, скажем, все синие камни, вероятно, назывались шафир: то, что теперь называется «сапфир». Михаил Селезнёв Конечно, какой-то совершенно другой мир. Да- же деление животного мира совершенно другое. Ска- жем, когда Бог творит мир, то там появляется то, что в синодальном переводе звучит как «пресмыкающее- ся», что совершенно не соответствует истине, потому что дальше то же самое слово встречается, скажем, в пищевых предписаниях: кого есть, кого не есть. И становится понятно, что это «всякая невысокого роста тварь, бегающая по земле»: от кота до крокодила, кро- та, кого угодно. Но в нашем языке не существует не только такого слова, нет даже такого понятия. Владимир Якобсон Они просто по-другому различали эти вещи. Михаил Селезнёв По-другому различали. Для переводчика этот вопрос был бы интересен. Владимир Якобсон Да, конечно. А камни различали только по цве- ту. А как иначе? Только по цвету. Михаил Селезнёв Я думал про животных: их, так или иначе, раз- личать не умели. Что с ними делать? И, в конце концов (при переводе), я остановился на чем-то вроде «жив- ности» – разную живность. Владимир Якобсон Поэтому я подозреваю, что то, что там называ- ется шафир, это, скорее всего, лазурит. Единственные синие камни, которые были широко распространены в те времена на древнем Ближнем Востоке. Михаил Селезнёв Да, афганские, в первую очередь. Владимир Якобсон Афганские – и в первую, и в последнюю: другого не было. Александр Гордон Разрешите мне всё-таки вмешаться, потому что вы сейчас затронули очень важную проблему – про- блему перевода. А после перевода – ещё и понимание того, что переведено. А после понимания – ещё и кон- фликта пониманий: то есть простора для трактования. А уж что более трактовано, чем библейские тексты, – я и не знаю. На этом – возникали и рушились церкви, и на этом возникали и проходили войны. Но если всё- таки вернуться к первоисточнику, о котором мы сейчас начали говорить, о Книге Бытия и, собственно, о мифе: сотворение мира и человека и дальнейшем развитии. Помещение Адама и Евы в Эдем и дальнейшее изгна- ние из Эдема. Этот сюжет по-своему уникален – ведь нигде больше он не встречается? Владимир Якобсон Нет, не встречается. Александр Гордон Что это за сюжет, откуда он взялся, и какую он роль всё-таки играет в понимании того, что там на са- мом деле происходило? Владимир Якобсон Мне довелось слушать доклад Милитарева, ко- торый говорил, что уникальной особенностью Библии является её антропоцентричность, если можно так вы- разиться. Что человек был сотворён в качестве хозяи- на мира. Это действительно уникальная особенность. В других ближневосточных, да вообще, наверное, во всех остальных культурах, мне не известно ничего по- добного. Подозреваю, что и вам тоже… Михаил Селезнёв Да, по крайней мере, в тех культурах, которые я знаю… Владимир Якобсон Но, с другой стороны – после этого я задал ему вопрос, который давно меня мучает. Почему Господь про все свои творения заключил, что это «хорошо», а про человека единственно – нет. Михаил Селезнёв Ну, нет. Это совершенно не так. Наоборот, про- сто творятся разного рода живые существа, начиная с сотворения света, потом… Владимир Якобсон Да, и кончается «и увидел Бог, что это хоро- шо»… Михаил Селезнёв Да. И всё завершается тем, что «увидел Бог, что это хорошо». Потом творится человек, – по этому по- воду даются некоторые дополнительные предписания и кончается: «видит Бог, что это очень хорошо». Так что в этот момент… Владимир Якобсон Нет, но только после разных дополнительных предписаний. Михаил Селезнёв Ну, такого рода дополнительные предписания были нужны там просто, чтобы как-то всё завершить. Чем люди должны питаться. Такого рода вещи встре- чаются и в других местах. Скажем, творятся птицы и говорится, что они должны делать, как они должны раз- множаться и только после этого говорится, что всё хо- рошо. Так что здесь я с вами не согласен. Здесь – очень чёткая система: сотворён свет – «хорошо». Сотворены земля и моря – «хорошо». Растения – «хорошо». Жи- вотные – «хорошо». Человек – «очень хорошо». Вот, в первой главе Книги Бытия, – я полностью согласен с Сашей Милитаревым, – это действительно совершен- но потрясающее. Для меня тоже уникальный пример. Это пример такого совершеннейшего антропоцентриз- ма. Владимир Якобсон Библия в этом отношении уникальна. Михаил Селезнёв Это даже немножко замазано нашим стандарт- ным переводом, где говорится о том, что Бог сотворил человека по «образу и подобию», как будто этот образ существует где-то отдельно от человека. А ведь на са- мом деле говорится, что он сотворил человека бе-це- лем – «в качестве подобия Божьего». Если ещё вы по- мните, прежде всего по аккадским текстам, что это цал- му, что это статуя, которая должна представлять, ска- жем, царя или Бога; получается – если немножко жи- вее передать – что Бог сотворил человека в качестве живой иконы Бога. Владимир Якобсон Не иконы – в качестве изображения Бога, ска- жем так. Цалму – это вообще всякое изображение. Михаил Селезнёв Правильно, но ведь в нашем с вами мире Древ- него Ближнего Востока изображение, по крайней мере, даже царя и уж тем более Бога, это больше, чем про- сто изображение. Владимир Якобсон Разумеется. Михаил Селезнёв Его же можно одевать, кормить. Владимир Якобсон Разумеется, разумеется. Нет, только Бога, не царя. Михаил Селезнёв Только Бога, естественно. Но всё равно – даже изображение царя, некоторым образом, не просто оли- цетворяет его, как сейчас у нас где-нибудь на площади города Москвы взяли и поставили Петра Великого, а это знак его власти: он здесь присутствует. Эта статуя его представляет. Владимир Якобсон Это касается вообще любого изображения: лю- бое изображение несёт в себе часть сущности изобра- жаемого. Михаил Селезнёв Вот именно поэтому мне и показалось, что если как-то переформулировать это употреблённое, несколько смелое выражение: «Бог сотворил человека в качестве живой иконы божества», оно даже точнее, чем «в качестве изображения», потому что передаёт те самые обертона: это больше, чем просто изображе- ние. Это изображение некоторым образом причастное к тому, что изображено. Владимир Якобсон Это звучит сильным анахронизмом. Михаил Селезнёв Анахронизмом. Это, может быть, было даже не- много специально. В своём переводе я так делать не стал. Александр Гордон По крайней мере, это объясняет дальнейший за- прет на изображение Божье. Потому что зачем изобра- жать Бога, если он уже изображён в человеке? Владимир Якобсон Но, видите ли, дело в том, что некоторая бо- жественная сущность в человеке предполагается и со- гласно месопотамской мифологии тоже. Потому что в «Энума элиш» ведь рассказывается как Мардук сотво- рил человека. Он сотворил его из крови бога – там был один бог, который изменил богам и перешёл на сторо- ну Тиамат, и всяких враждебных полчищ. Его потом за это убили, замешав на нём глину, и был сотворён че- ловек. Правда, цель была очень скромная – чтобы он служил богам. Александр Гордон А каким образом в месопотамской версии была сотворена пара? То есть женщина?.. Владимир Якобсон Нет, там вот так просто сотворили человека – мужчину и женщину. Сразу пару – чтобы они творили. Александр Гордон А откуда этот библейский мотив: из ребра Адама – Еву? Есть ли какие-то соображения по этому поводу? Владимир Якобсон Есть соображения по этому поводу. Говорят, что это основано на игре слов. Как вы к этому относитесь?.. Михаил Селезнёв То есть – «жизнь» как «ребро»? Но это как-то очень далеко. Это ваши собратья-месопотамологи му- тят воду. Владимир Якобсон Да. Я к этому отношусь без особого увлечения. Михаил Селезнёв Мне кажется, что здесь же это миф, некоторым образом самообъясняющийся. Одна из самых главных проблематик. То есть, когда человек решает, когда го- ворит о начале начал, вообще откуда это всё появи- лось, откуда мир стал таким, как он есть. И при этом де- лается попытка немножко восстановить какую-то сим- метрию, что ли. А мир очень асимметричен: женщина рождает мужчину, а мужчина женщину не рождает. И поэтому, мотив того, что в какой-то момент – вот там в самом-самом начале – был такой момент, когда жен- щина физиологически появляется из мужчины, это мо- тив довольно часто встречающийся в разных культу- рах. Скажем, в античной культуре так Афина появля- ется из тела Зевса. Владимир Якобсон Ну, это не совсем так. Во-первых, не из тела, а из головы, – и это немножко другое. Ему разрубили голову и оттуда вышла Афина. Это, скорее, связано с функциями Афины. Она богиня мудрости, поэтому она и произошла из головы… Знали ли греки, чем люди ду- мают, кстати говоря? Михаил Селезнёв Это тоже вопрос. Может, «они думают серд- цем» или чем-то ещё. И мне даже кажется, что в каче- стве этого места что ли, в данном случае появляется ребро. Это тоже восходит к той же самой идее, пото- му что ребро есть ближайшее место в человеке, бли- жайшее к тому месту, откуда вообще появляются лю- ди. Это немного перевёрнутое «рождение наоборот»: женщина из мужчины. И вот, поняв такую внутреннюю логику этого рассказа, мне кажется, искать вот как это делал… По-моему, это Крамер предложил, не помни- те? Вот эту шумерскую этимологию? Владимир Якобсон Не помню, у меня есть эта книжка. Кто-то из шу- мерологов. Михаил Селезнёв Кто-то из шумерологов решил, что здесь шу- мерская игра слов лежит в основе. Владимир Якобсон Но, вообще говоря, такие вещи, когда мифы возникают из игры слов, хорошо известны. Михаил Селезнёв Конечно, даже у нас в Библии сплошь и рядом. Но чтобы в Библии, которая по отношению к шумер- ским текстам всё-таки достаточно поздний текст, воз- ник образ, который не засвидетельствован нигде в ак- кадской литературе, а восходит к игре слов где-то там в шумерском мифе – это очень, мне кажется, малоправ- доподобно. Владимир Якобсон Вы знаете, это трудно сказать так совершенно определённо. Дело в том, что по моему глубокому убе- ждению, все древние ближневосточные культуры со- ставляют единую цивилизацию: Месопотамия, Египет и Палестина, и Финикия – всё это составляет единую цивилизацию. Дело в том, что влияние такого культур- ного центра, как Месопотамия, было очень мощным. И если уж «храм» по-еврейски называется шумерским словом, – вы это знаете не хуже меня, – то есть оно заимствовано из шумерского языка. Михаил Селезнёв Заимствованным через посредство аккадского. Владимир Якобсон Через посредство аккадского. Михаил Селезнёв Причём, главная проблема – не в том, что есть культурное преемство. Это не единственный случай шумерского заимствования еврейским. А вот то, что было заимствовано как бы напрямую через тысячеле- тие с лишним, минуя последующие аккадские звенья, вот это, мне кажется, самое слабое звено в той гипо- тезе, о которой мы говорим, насчёт связи… Владимир Якобсон Дело в том, что мы не знаем промежуточные звенья. Они могли существовать. Могли существовать тексты, не дошедшие до нас. Какие-то толкования, комментарии к текстам, которые мы просто не знаем. Это вполне возможная вещь. А то, что мифы возника- ют из игры слов, грубо говоря, из каламбуров, это вещь общеизвестная. Александр Гордон Я сейчас произнесу Божьи слова – «очень хо- рошо» – адресованные в честь создания человека, с оговорками. Что он должен есть, чем он должен за- ниматься, кого он должен называть по имени? И всё было «очень хорошо» до тех пор, пока всё не стало очень плохо. Откуда является образ змея? Дерева по- знания добра и зла? Откуда эта тяга к преступлению Божьей заповеди у Евы? Можно ли весь комплекс про- блем первородного греха как-то сравнить? Есть хоть какие-нибудь предпосылки к этому в шумерской или месопотамской литературе? Владимир Якобсон Нет. И именно по той причине, что это уже дру- гая религия. Понимаете, когда мы обсуждаем все эти вещи, мы забываем одну важную подробность. Вот есть религии ранней древности, в которых понятие гре- ха вообще совсем другое. Понятие греха в них – это ритуальное нарушение, это нарушение табу – причём, даже и невольное. Шли вы по улице и наступили на нечистое: вы знать про это не знаете, но вы будете на- казаны. А вот в этих новых религиях поздней древно- сти (они так и называются – этическими религиями) на первое место выступает этика. И в них – грех есть эти- ческий проступок. И вот эта легенда, по моему мнению, именно по этой причине является поздней. И нет смы- сла искать ей аналоги в древней Месопотамии, этого там не может быть. Михаил Селезнёв То, как вы задали вопрос, откуда в человеке та- кая тяга к падению, и прочее, это уже предусматривает, что мы смотрим на эту историю во многом глазами по- следующей её переинтерпретации. Ведь перед нами библейские тексты; они же в отличие от многих других текстов прошли красной нитью через целый ряд куль- тур. Причём, в каждой культуре понимались немного по-своему. Вот, скажем, та же самая история, вторая и третья главы Бытия, о которых мы говорим: исто- рия греха человека в эдемском саду и его изгнание. Первый слой – то, что ближе всего к нам, понятнее всего, понимание этого текста опосредовано христиан- ским мировосприятиям. Это рассказ о падении чело- вечества в целом. Страшная трагедия, для исцеления которой потом потребовалась ни более ни менее, как смерть сына Божьего. Но это один слой, один пласт. Это понимание данного текста в контексте Библии в целом, Нового Завета, прежде всего. Я думаю, что если мы пойдём чуть-чуть дальше в историю, в те времена, когда формировался библей- ский канон, там уже очень интересно, что для первых одиннадцати книг Библии (то есть Пятикнижия плюс первые исторические книги) в центре не какие-то со- вершенно отвлечённые философские вопросы; в цен- тре там очень простой вопрос: народ заключает с Бо- гом договор, что народ выполняет определённые запо- веди, прежде всего не почитать других богов. Бог даёт этому народу землю обетованную. Вокруг проблемы земли и Бога – вращается почти что всё. И вот, очень интересно, это имеет отношение к проблеме, которую мы сейчас обсуждали, – вопрос о датировке. Ведь рассказ о человеке в эдемском саду и его из- гнании, поразительным образом соответствует тому, как с точки зрения девтерономической истории, то есть канонической истории Израиля, как она представле- на в библейских книгах, как вообще предстаёт исто- рия еврейского народа. В начале Бог помещает пер- вого человека в эдемском саду – с тем, чтобы он этот сад обрабатывал, и даёт ему некоторую заповедь. Это в точности соответствует тому, как произошло начало еврейского народа, согласно девтерономической исто- рии. Бог избрал этот народ, заключил с ним договор, поместил его в Палестине. Причём, дополнительной параллелью является то, что Палестина, которая (как все, кто там бывал, наверное, знают) по климатиче- ским своим условиям очень не похожа на страну, где течёт прямо-таки молоко и мёд. Но в Библии – это по- стоянно страна, где течёт молоко и мёд. Вот мир в со- зерцании и близкая история – это сад божий. Очень похоже. И опять же, даёт заповедь: «только соблюдай- те договор со Мной», то есть, прежде всего: «не по- клоняйтесь никаким другим богам». Человек нарушает эту заповедь в первых главах Книги Бытия. Точно так- же, как в девтерономической истории многократно го- ворится, за что вы отсюда были изгнаны: «За то, что вы стали поклоняться другим богам». Бог изгоняет человека из эдэмского сада в девте- рономической истории, Бог изгоняет евреев из земли обетованной в вавилонский плен. То есть, это некото- рым образом, привнесённая вот туда, в самое нача- ло истории, аллегория, что потом должно случиться с еврейским народом. И чем больше мы всматриваемся в этот параллелизм, тем больше оказывается общих черт. Например, тот же самый образ змеи, который вы упомянули – есть же какие-то следы того, что змей, в частности, каким-то образом участвовал в качестве объекта почитания, быть может, в отдельных палестин- ских культах, которые с точки зрения классического ор- тодоксального иудаизма были языческими, невозмож- ными, – как раз относились к числу того, за что Бог из- гнал свой народ из Палестины. Даже в Библии сохра- нилось упоминание о том, что где-то там, в Иерусали- ме, евреи поклонялись какому-то медному змию, кото- рого благочестивый царь Езекия – это упоминается в качестве одного из его благочестивых дел – убрал. Владимир Якобсон Да там много языческих культов упоминается. Михаил Селезнёв Много. Владимир Якобсон Культ Солнца, и разные прочие вещи. Михаил Селезнёв И Солнце там есть, и колесница Солнца. Владимир Якобсон И даже храмовые блудницы. Михаил Селезнёв Но вот интересно, что здесь этой змий очень естественным образом может быть понят как символ того самого языческого – с точки зрения «девтероно- миста» – соблазна, который привёл, в конце концов, к тому, что Израиль был изгнан. И даже роль женщины оказывается очень схожей в изложении истории изра- ильского народа, вот в этих первых одиннадцати кни- гах Библии. И в рассказе об изгнании первого челове- ка. Всё время, когда разные – хорошие – Богом послан- ные вожди увещевают израильский народ что ему де- лать и чего не делать, в качестве главной опасности говорится что «вы будете жениться на дочерях мест- ных народов и они вас научат идолопоклонству. Пожа- луйста, этого не делайте». В качестве такого примера – рассказ о Соломоне: всем был царь хорош. И храм по- строил, а всё ж таки под конец Бог был вынужден раз- валить его царство на две части – за что? У него было очень много жён местных народов, он построил, соот- ветственно, богам этих народов капище. И это опять же получается какая-то перекличка. Очень схожий мо- тив. Здесь женщины из местных народов науськивают своих еврейских мужей изменить заповеди Яхве с язы- ческими богами. Причём, интересно, что как раз посто- янная измена Яхве с языческими богами описывает- ся в Библии то как блуд, то как супружеская измена. В таких терминах. А здесь женщина науськивает перво- го человека как раз съесть… Поразительная вещь, что это очень похоже на такую вот аллегорию судьбы наро- да, которая привнесена в самое начало. Это, конечно, имеет отношение к вопросу датировки. Это означает, что данный мотив сложился уже в послепленную эпо- ху. В том виде, в каком сейчас этот текст существует. Владимир Якобсон Совершенно верно. А в основе его может ле- жать какая-то очень простая легенда о нарушении та- бу. Всего лишь навсего. Александр Гордон Поскольку здесь представлено дерево. Владимир Якобсон «Вот этого не есть» – неважно почему. Потом пришлось объяснить, что это дерево – познания добра и зла, и так далее. А это могло быть какое-то там древ- нее священное дерево, которое просто нельзя есть. Михаил Селезнёв Нет, конечно, встречается очень много разных архаических мотивов. Причём, очень видно, что они действительно встречаются в каком-то таком виде, ко- торый с чем-то перекликается, что, как нам известно – уже преображено. Скажем, вот та же самая триада – человек-змея-вечная жизнь. Это уже совершенно нор- мальная для разных архаических повествований три- ада. Потому что вечная жизнь есть то, к чему человек стремится, но не получает её. И то, что имеет, согласно народным представлениям змея, потому что она всё время, как Феникс, сбрасывает кожу. Ей дана эта веч- ная жизнь. И вот у вас, скажем, эта триада в эпосе о Гильгамеше представлена полностью. И, казалось бы, у нас, когда мы встречаемся вначале… Я говорю «у вас, у нас» – как бы противопоставляя библейскую тра- дицию месопотамской… Владимир Якобсон Ну, на самом деле, я бы не сказал. Это всё-таки одна традиция. Ведь исходно одно. Потом она, есте- ственно, как это всегда бывает со всеми такого рода традициями, ветвится. Михаил Селезнёв Ну, а здесь, когда мы встречаемся с той же самой триадой человек-змея-вечная жизнь – казалось бы, можно было ожидать, что змея будет не бескорыст- но советовать первым людям нарушить заповедь Бо- жью, а для того, чтобы саму эту вечную жизнь украсть. Так нет же, ничего такого нет. А вообще, может быть, в каких-то первоначальных мотивах, которые здесь от- разились, эта триада была полностью представлена, как у вас в эпосе о Гильгамеше. А здесь – что-то пре- ображено, потому что вставлено в контекст совершен- но другого повествования, с другими целями. Владимир Якобсон Тут много очень сложного. Ведь это же потом истолковывалось, что дьявол – эта самая змея. Михаил Селезнёв Да. Всё-таки самый пример такой экзегезы – это в самом начале уже нашей эры. Владимир Якобсон Да. Это позднее истолкование, совершенно верно. Но опять же представление о том, что змея враждебна людям, это, конечно, очень древнее пред- ставление. Что змея – тварь опасная, враждебная. И вот отсюда, конечно, змея – есть воплощение всяче- ского зла. И сатана во образе змеи. Михаил Селезнёв В начале мы говорили про самый, так сказать, ближайший к нам пласт, то есть понимание этого тек- ста, который опосредован уже христианской традици- ей. Место этого текста – Библия в целом, в Новом За- вете и каноне – да? Потом мы можем делать шаг глуб- же, и там тот момент, когда формировался ветхозавет- ный канон, а новозаветной части – ещё не было, это, оказывается, как я уже говорил, своего рода аллего- рии будущей судьбы еврейского народа. Дальше мы можем сделать шаг ещё дальше. Какие мотивы могли бы быть здесь до того, как этот текст сформировался в каноническом виде? Владимир Якобсон Но тогда, если вы правы, получается, что этот текст сформировался уже в пленную эпоху. Причём, именно в пленную, а не в послепленную, когда они вер- нулись обратно на свою землю. Так что ли? Можно ука- зать на такой сравнительно короткий промежуток вре- мени. Михаил Селезнёв Здесь трудно всё-таки указывать на то, «к ка- кому моменту». Потому что совершенно очевидно, что общая травма того, что «было некогда у нас государ- ство и вот всё развалилось, и сейчас его нужно заново строить из обломков…», конечно же, чувствуется. И я думаю, что сводить это переживание к эпохе плена – было бы не верно. Тем более, вообще непонятно, что же там происходило в эту эпоху плена, после плена. Насколько те, которые вернулись из плена, какие име- ли они отношения с местным населением, много ли на- роду… Владимир Якобсон Видно, что плохие. Михаил Селезнёв Видно, что плохие. Но непонятно при этом, мо- гли ли они, скажем, хотя бы друг у друга заимствовать какие-то традиции или нет. Вообще ж не понятен, ска- жем, генезиз самарянской общины. Владимир Якобсон Почему ж не понятен? В Библии есть прямое указание, как это произошло. Михаил Селезнёв Нет, и в Библии есть прямое указание на счёт того, как это произошло. Что после падения Северно- го царства на эту территорию ассирийские цари пере- селили чужих плохих людей, изначально язычников. И вот они там, чтоб как-то поселиться на этой новой зе- мле, – изначально чужие люди, к этому месту не при- частные, – переняли местный культ. Владимир Якобсон Нет, это опять не совсем так. Для людей, кото- рые являются политеистами, естественно поклонять- ся Богу этого места, куда ты приехал или прибыл по тем или иным причинам. Это нормально. Когда персид- ские войска вступили на территорию Греции, то с че- го они начали? Просто принесли жертвы греческим бо- гам, отыскав для этого специально греческих жрецов. Это не помешало им потом грабить греческие храмы. Но это, так сказать, «дружба дружбой, а табачок врозь» – местным богам поклоняться надо. И вот эти жители, новые жители территории бывшего Израильского цар- ства решили совершенно сознательно, что им надо по- клоняться богу этих мест. Они послали в Иерусалим за жрецами, жрецы пришли и научили их, как надлежит поклоняться Яхве. И вот это и причём, даже и невольное. Шли вы по улице и наступили на нечистое: вы знать про это не знаете, но вы будете на- казаны. А вот в этих новых религиях поздней древно- сти (они так и называются Михаил Селезнёв есть предки самаритян. Это нормально – это не какая-то особая «злокознен- ность» этих самых переселенцев. Они поступили так- же, как поступили бы в любом другом месте. Они стали бы поклоняться богам этого места. Михаил Селезнёв Правильно. И вот с точки зрения девторономи- ческой истории, вот той же самой 17-й главы второй Книги Царей, которую вы сейчас пересказали, в Пале- стине, в конце концов, оказалось два народа. Один на- род – это те, которые были переселены в Вавилон и вернулись. А вторые – это те, которых сюда пересели- ли, которые изначально были чужими. Возникает во- прос: а ведь было очень много народу – это видно и просто археологически – который, с одной стороны, ни- куда не был переселён. Не переселяли, в частности, в Вавилон, поэтому они оттуда не возвращались, они были прямыми потомками населения того же самого Северного и Южного царства до этого. Куда они де- лись? Владимир Якобсон А какие этому есть археологические свидетель- ства, простите? Михаил Селезнёв Например, израильскими археологами совер- шенно недавно был сделан очень интересный анализ, впервые, по сути дела, дошедших до нас археологи- ческих слоёв вавилонского периода, от шестого века до нашей эры. Когда, судя по библейскому повество- ванию, вся Иудея и вообще весь Израиль должны быть пустыней, весь народ взяли отсюда и перевели. И до тех пор пока… Владимир Якобсон Нет, не весь. Не весь. Многие остались. Михаил Селезнёв Вот. И в том-то всё дело, что они не только оста- лись, но эти археологические обзоры дали очень инте- ресную картину. Что действительно, когда вавилоняне взяли Иерусалим, они сожгли Иерусалим. Страшно по- страдали окрестности Иерусалима. По-видимому, все, кто там действительно не сгорел и не был убит, были угнаны; но дело в том, что в периферийной области Иудеи и, прежде всего, области к северу от Иерусали- ма (то, что называется в Библии территорией колена Вениаминова) они переживают при вавилонянах эпо- ху настоящего расцвета. Причём, видно, что это не ка- кие-то люди, которых сюда переселили, а это потомки тех самых людей, которые здесь жили. А потом проис- ходит картина ещё более удивительная, и пока что да- же не понятно – как это понимать. Потому что археоло- гически видно, что люди в эпоху, следующую за вави- лонской эпохой, т.е. в персидскую эпоху, возвращают- ся в Иерусалим, и иерусалимская община возрождает- ся. Иерусалим возрождается как город. И в это же вре- мя те самые селения к северу от Иерусалима, которые пережили вавилонское нашествие и даже в вавилон- ское время пережили эпоху расцвета, – гибнут, причём гибнут насильственно. При том, что здесь не было ни- каких больших войн. И очень правдоподобно, что они гибнут в результате как раз междоусобной борьбы. Владимир Якобсон Так это же хорошо известно, что эти возвращен- цы не ладили с теми, кто остался. Михаил Селезнёв Они не ладили с теми, кто остался. Но тради- ции и предание о том, что было раньше, были ведь у тех и у других. Владимир Якобсон Да, но здесь дело заключается вот в чём: вави- лоняне угнали в плен элиту. Вот эти-то и были моноте- истами, а те-то были ещё полуязычниками. Вот из-за чего они собачились между собой. Михаил Селезнёв Это одна из возможных интерпретаций, но не единственная. Потому что вся та литература, которая дошла до нас от древнего Израиля, действительно, ли- бо была написана, либо, по крайней мере, отредакти- рована потомками той самой элиты, которую угнали в Вавилон – и которая вернулась. Да, поэтому они так это и описывают. Элиту угнали в Вавилон, и она вер- нулась. А те, кто здесь жили, это просто дрянные лю- дишки. А насколько это на самом деле соответствует истине? Владимир Якобсон В каком смысле «соответствует истине»? Бы- ли ли они «дрянными людишками»? Нет, разумеется. Но они были полуязычниками и, с точки зрения тех, – «дрянными людишками». Михаил Селезнёв Имеются в виду не моральные свойства, а то, были ли они интеллектуальной элитой общества или нет. Владимир Якобсон Кто? Михаил Селезнёв Вот те, кто остались. Владимир Якобсон Нет, конечно. Потому что всю знать, всю аристо- кратию, всех ремесленников, всех купцов, как извест- но, угнали в Вавилон. Михаил Селезнёв Это если принимать абсолютно за чистую мо- нету, буквально, то, что сказано. Мы знаем, с другой стороны, что те, кто к Вавилону был расположен, со- трудничал с ним, те вполне оставались. Из той же са- мой книги пророка Иеремии мы знаем, что он остался. И вместе с Иеремией остался там Гедалия, который, видимо, изначально был расположен к вавилонянам положительно, и его сделали наместником. То есть, по- видимому, в эти десятилетия существования Иудей- ского государства были две партии – провавилонская и антивавилонская. Какую-то партию угнали в Вави- лон, а провавилонская партия вполне могла остаться и здесь. Александр Гордон А почему провавилонская партия не оставила о себе никаких письменных источников? Владимир Якобсон Оставила. У пророков об этом упоминается, что были сторонники Вавилонии. Михаил Селезнёв Я думаю, в какой-то момент сложилась суще- ствующая сейчас каноническая еврейская Библия. И вот самый интересный вопрос: какие из тех текстов, ко- торые сейчас у нас есть, ушли, так сказать, и верну- лись (или были принесены с теми, кто вернулись из Ва- вилона)… Александр Гордон Так они просто были созданы в Вавилоне. Михаил Селезнёв А какие вообще вошли в эту, так сказать, клас- сическую каноническую еврейскую традицию; были впитаны через посредство тех, кто здесь оставался. Потому что в любом случае, даже тогда, когда идёт ка- кая-то война или соперничество, мы знаем, скажем, со слов Иосифа Флавия, что они, эти самые «оставшие- ся здесь», – которые были противниками вернувшихся и поселившихся в Иудее таких вот ортодоксальных иу- деев – взяли к себе, украли, так сказать, у этих орто- доксов Пятикнижие. Но и обратный процесс тоже мог быть: очень многие традиции элиты – или той части элиты, которая была переселена в Вавилон, а потом вернулась, – могли быть ими восприняты у местного населения. То есть, на самом деле мы видим здесь уравнение с очень многими неизвестными. И такая простая картинка, как «элиту угнали, она ушла в Вави- лон, потом вернулась и всё, что до нас дошло, только с ними связано» – может оказаться неверной. Может быть, какие-то тексты даже восходят к тем самым го- родам из области Вениамина, которые процветали в персидское время. Владимир Якобсон Это, в сущности, не так уж и важно. Важно, что речь идёт о борьбе монотеизма с политеизмом – те, которые оставались, тоже были монотеистами, и про- сто включились в число этих вернувшихся, вот и всё. Вопрос же не в этом – вопрос в том, что простой на- род в значительной степени оставался под влиянием этих самых языческих представлений. Некоторые из них потом присоединились, а некоторые стали враж- дебно относиться к этим вернувшимся. Это не так уж и важно – откуда происходят эти новые монотеисти- ческие идеи. Они в любом случае исходят вот из это- го места. Часть их была унесена туда, в Вавилон, и возвратилась обратно, а часть, вероятно, продолжала развиваться тут. Ну и что? А что это меняет? Михаил Селезнёв Я думаю, что это меняет очень многое. Прежде всего, в понимании, допустим, противопоставления иу- деев и самарян. Вы говорите: противопоставление мо- нотеизма и политеизма, – но самаряне не были поли- теистами. Владимир Якобсон Они не были потомками Авраама. Михаил Селезнёв Это с точки зрения тех, кто жил в Иерусалиме, «не были потомками Авраама»… А с точки зрения са- мих самарян, которые пользовались теми же самыми пятью книгами Моисеевыми, которые начинались рас- сказами про Авраама? Возможно, если бы мы могли услышать их голос… Владимир Якобсон Мы можем услышать их голос сегодня. Михаил Селезнёв Это уже какое-то почти современное старо- обрядчество… Александр Гордон Можно, я задам вопрос, который касается Книги Бытия и мифа о сотворении человека, об его изгнании. Исходя из того, что вы сказали: элита, угнанная в Ва- вилон, вернулась законченными монотеистами. Текст, который мы имеем, где Господь после того как Он сде- лал одежду из кожи и одел человека говорит: «Человек стал как один из нас, познавшим добро и зло. Не со- рвал бы ещё и плод древа жизни, чтоб, съев его, стать бессмертным». «Один из нас» – это как понимать? Владимир Якобсон «Один из богов», – так и понимать. Александр Гордон «Один из богов»? Значит, вернувшиеся из Вави- лона монотеисты, могли составить такой текст, где Бог обращается к другим богам и говорит «один из нас»? Владимир Якобсон Мы же об этом и говорим, что этот текст пред- ставляет собой очень сложную смесь очень древних вещей и совсем новых. Понимаете? Почему они имен- но это место оставили, – мы не можем сейчас ответить на этот вопрос. Александр Гордон Мне казалось разумным предположить, что этот миф мог зародиться (в этой редакции) в той части, ко- торая оставалась, в этой провавилонской партии, как вы их назвали; в их среде, поскольку изгнанные ушли. И это грех, который понимается как изгнание Израиля не преступившими, а теми, кто остался. Тут есть не- кий… Владимир Якобсон Нет, я думаю, что само это место – очень древ- нее. Это просто обломок какого-то очень древнего ми- фа – сейчас уже невосстановимого, конечно. Александр Гордон Но он не один, ведь тех обломков много… Владимир Якобсон Там есть ещё и другие, такие же. Понимаете, эта проблема познания добра и зла – тоже очень ин- тересна. Что, собственно, означает: «они стали пони- мать добро и зло». Михаил Селезнёв Позвольте мне как гебраисту предположить, что это означает. Эта проблема действительно диску- тировалась на протяжении столетий, тысячелетий. И, в основном, людьми, которые не были знакомы с древ- нееврейским языком, а во-вторых, читали только не- сколько первых глав. А ведь если посмотреть на то же самое выражение «знать добро и зло»… Владимир Якобсон Ну, отчего же? И людьми, которые очень хоро- шо знали еврейский язык, даже не будучи сами еврея- ми, это совершенно неважно. Михаил Селезнёв Вы знаете, вот какой подход методологически правильный: когда мы видим какое-то непонятное сло- во, нужно смотреть его по всему данному тексту. Так вот выражение «знать добро и зло» – это же такая нор- мальная еврейская идиома, которая означает попро- сту «находиться в том состоянии разумности, рассу- дочности, в котором находится взрослый человек». В том состоянии, которого лишены дети, например. Или в некоторых случаях, когда очень пожилой человек, ко- торого царь приглашает к себе, говорит: «зачем я пой- ду к тебе ко двору, я уже не могу распознавать» – бу- квально «знать добро и зло». То есть, «я просто не ощущаю окружающей реальности». Но прежде всего это выражение – «знать добро и зло» – у нас употребляется в отрицательном виде: «не знать добра и зла», когда речь идёт о младенцах. Я помню в начале книги «Второзаконие», например, есть такой замечательный пассаж: Бог велел евреям заво- евать обетованную землю. Они испугались тамошних жителей, усомнились, что Бог им поможет и туда не пошли. Бог, естественно, разгневался, и говорит: «ни один из вас в эту землю не войдёт и этой земли не уви- дит, потому что вы усомнились во Мне. А вот дети ва- ши, младенцы ваши (дальше я цитирую более менее по памяти синодальный перевод), не различающие до- бра и зла, войдут». Я очень хорошо помню, когда впервые читал это место, тогда ещё не знал еврейского языка, и думал: что же такое написано? Просто какое-то ницшеанство. Вот: «вы наказаны, вы не войдёте, а вот дети ваши, не различающие добра и зла, войдут». А потом, когда узнал еврейский язык, когда имел возможность про- верить встречаемость данного словосочетания, – то увидел, что это просто стандартная характеристика ребёнка. Когда про ребёнка хотят сказать то, что мы говорим: «он неразумный, ещё не взрослый, непони- мающий», – то по-еврейски будет «он не понимает до- бра и зла». И тогда у нас вся эта история – про дерево – оказывается совершенно другой. Это рассказ о том, что человек вначале был создан, вначале он не знал добра и зла, то есть не обладал полнотой взрослого понимания мира. Потом он стал этой полнотой обла- дать, а потом умер. Вот эта история, которая касается каждого из нас, но опять-таки переносится в самое на- чало начал. И это опять же характерно для любого повествова- ния о начале начал. Задать некоторый прообраз, объ- яснить почему так с нами получается, – потому что так в самом-самом начале получилось с первым челове- ком. И вот рассказ об этом дереве и о последующей каре, очень красивым образом увязывает всё это вме- сте, объясняет, как развивается вся судьба человека. От этого неведения к ведению, взрослости и потом – смерти. И интересно что, естественно, это взросление человека каким-то образом подразумевает пробужде- ние полового влечения, половое созревание, – и эти мотивы очень чётко чувствуются. Даже некоторые но- воевропейские писатели, которые пытались как-то пе- реинтерпретировать библейский сюжет – чувствовали их слишком хорошо, ставили слишком сильный акцент. Тот же самый образ съедания плода, фрукта – это ха- рактернейшая метафора любовного наслаждения, для любой восточной поэзии. Скажем, для «Песни песней» и позднейшей арабской поэзии. Опять же, это стоит в ключевом месте: когда человек взрослеет, глаза его раскрываются, он становится отвечающим за свои по- ступки. Ещё один возможный перевод «знать добро и зло», – скажем с учётом того же самого места из «Вто- розакония», о котором я говорил – у него пробуждает- ся и половое влечение, и одновременно стыдливость. Даже там, где в южных странах дети бегают голыми, но в какой-то момент, став взрослыми, начинают прикры- вать одеждой какие-то части своего тела. Я думаю, за этим образом стояли все эти вещи. Владимир Якобсон Наверное, но только я очень боюсь, что, на самом деле, само это выражение гораздо древнее и старше. Вспомните историю Энкиду. Он тоже не знал добра и зла. Правильно?.. Обзор темыВ традиционном, бытейском, понимании мифы — это древние, в первую очередь, античные и библейские сюжеты о сотворении мира и человека, о деяниях героев, о возникновении рек, озер и гор, а также — элементов культурного мироустройства (добывании огня, начале земледелия и проч.). Эти рассказы, как правило, составляют культурный багаж образованного человека современного мира и, кроме того, сами эти «рассказы» часто служат сюжетами для произведений изобразительного и словесного искусства, продолжая «жить» вплоть до нашего времени. Но на самом деле, в момент своего возникновения мифы — это вовсе не сказки (которые изначально воспринимаются как вымысел) и даже не легенды или предания (которые пусть и обладают установкой на достоверность, но лишены главного — универсальности). Мифотворчество — это важнейшее явление в культурной истории человечества, господствовавшее над его духовной жизнью в течение сотен тысяч лет. Миф выражает мироощущение определенной стадии развития «человека разумного», когда практически все элементы окружающей действительности нуждались в особого рода осмыслении, причем — осмыслении непременно однозначном и исчерпывающем. Для создания подобных «объясняющих мир» рассказов человек того времени обладал гораздо меньшим реестром языковых средств, чем человек современный. Т.е., иными словами, еще не были сформированы и закреплены в языке многие понятия и, соответственно, слова, без которых невозможны обобщающие описания. Поэтому часто общее выражалось через отдельное, что затем закреплялось и на уровне лежащих в основе мифов «сюжетов». Кроме того, первоосновы, из которых складывалась и абстрактная, и конкретная лексика были в древних языках поразительно многозначными, поскольку отражали и архаическую традиционность (ср., кстати, русское «стрелять» из «пускать стрелы»), и метонимическое осмысление мира (в языках Австралии слово «кенгуру» может означать и божественного предка этого вида животных, и фратрию людей, которые к нему возводятся, и охоту на кенгуру, и палку, которой на него охотятся и проч.), и синкретизм, при котором противоположные понятия могут осмысляться как одно (ср. в русск. «гость» и «хозяин», восходящие к одной основе, а также глагол «одалживать», который означает и «давать на время», и «брать на время»). Кроме того, при практическом различении существующих связей между явлениями за причинно-следственную связь нередко принималась связь по смежности, или связь части и целого, или связь по сходству, или связь названия с самим предметом, особенно, если коллективный опыт предков был недостаточен для обнаружения «ошибки» (можно ли это назвать «ошибками» — это тоже предмет дискуссии). Например, по-шумерски a(ia) означает «вода», «семя», «родитель» и «наследник», по-аккадски napistu — «дыхание» — означает также «жизненная сила» и «кровь». Из сказанного ясно, что позднейшие интерпретации мифов, зафиксированных в древних текстах, очень трудны и по самому определению должны содержать ошибки. Причем число этих неизбежных ошибок значительно увеличивается при переносе древнего мифа в иную культуру и на другой язык, иными словами — при переводе на современные европейские языки. Не имея языковых ресурсов для описания абстрактных понятий, человек древности неизбежно прибегал к особому приему «описания через метафору», причем набор опорных вещных понятий оказывался на удивление «бедным», что приводит к появлению относительно небольшого набора мифологических универсалий. Так, идея центра мира и мировой оси воплотилась в метафору «мирового древа», которое в той или иной форме встречается у всех народов. Сравнение рождения человека с ростом растений из земли вызвало также универсальный образ «богини-матери», символизирующей землю и осмысляющейся не только как прародительница всего живого, но и как властительница смерти (поскольку все живое, умирая, возвращается вновь в породившее его земное лоно). И так далее. Библейский текст, в котором повествуется о сотворении мира и человека («Книга Бытия») известен очень широко и, как кажется на первый взгляд, представляет собой законченный и логичный рассказ, который если и не следует понимать буквально (о семи днях творения), то хотя бы отражает идею стадиальности развития мира, при которой сотворение человека логически оказывается завершающим, «высшим», этапом Божественной креативной воли. Но даже детальное изучение русского синодального перевода данного текста показывает, что в нем есть ряд противоречий, а обращение к тексту оригинала демонстрирует еще большую его сложность. В течении многих лет М.Селезнев работает над переводом Ветхого Завета на русский язык . В частности, вышла в его переводе и та самая книга Бытия — первая книга Писания — о которой идет разговор. Этот перевод неизбежно во многом отличен от стандартного (Синодального) — ведь Синодальный перевод практически не учитывал даже той научной литературы, что существовала на момент его издания (1870-е годы). Интересно поговорить о тех местах хорошо всем знакомого Синодального перевода, которые не вполне адекватны еврейскому тексту или не вполне ярко его отражают. К числу таких мест относится главный стих Ветхого Завета, посвященный сотворению человека — Быт 1:26: 26.И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. 27 И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их…. « Однако, в этом фрагменте, во-первых, говорится, что Бог сотворил мужчину и женщину одновременно, а во-вторых — ничего не сказано о том, как именно человек был создан. Рассказ о создании человека содержится в тоже Книге Бытия, но ниже — 2.7: И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою. Ниже, в 21-м стихе, рассказывается о том, как была создана женщина: И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребер его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа своего. Кроме того, следует обратить внимание на то, что во втором фрагменте говорится о том, что в начале был создан человек, а уже потом — разные животные, которым человек должен был дать имена (место, само по себе заслуживающее внимания!). Данное противоречие объясняется, видимо, тем, что две „версии“ сотворения человека происходят из двух разных источников, которые в устной форме существовали самостоятельно, а затем были сведены редактором в один рассказ. Как пишет об этом Дж.Фрезер, „рассказ о сотворении мира в первой главе восходит к так называемому Жреческому кодексу, составленному жрецами во время вавилонского пленения или после него. Рассказ о сотворении человека и животных во второй главе восходит к так называемому Яхвисту, написанному на несколько столетий ранее первого, вероятно в IX в. до н. э. Различие религиозных установок обоих авторов бросается в глаза. Более поздний автор Кодекса имеет абстрактное представление о Боге как о существе, которое недоступно человеческому глазу и творит мир простым велением. Более ранний автор Яхвиста представляет себе Бога в конкретной форме, как существо, которое говорит и действует, подобно человеку, которое лепит человека из глины…“ Данное „противоречие“ в рассказе о сотворении человека и животных, действительно, по мнению участников диалога, восходит к двум разным версиям, изначально независимым друг от друга. Но эти рассказы в определенном смысле дополняют друг друга. Один повествует о мире, как о прекрасном творении Бога, другой — как о месте изгнания и проклятия. Редактор, соединивший эти рассказы вместе, несомненно должен был отдавать себе отчет в существующем между ними напряжении, но очевидно желал сохранить обе версии. Насколько даже на уровне языка и стиля это разные тексты, разные теологии, разные видения мира! Синодальный перевод с его однообразно-неуклюжим, архаизирующим стилем во многом замазывает эту разницу. В первом рассказе перед нами — космический размах, красота творения, стройное мироздание, включающее в себя свет и светила, небо и землю, моря, землю, растения, животных — и как венец творения — человека. В другом — небо упоминается лишь в зачине и в выражении „птицы небесные“, почти все действие разворачивается в одном месте — в Эдемском саду, а человек — лишь ослушавшийся слуга, провинившийся и выгнанный вон. Отличия в стиле едва ли не сильнее теологических различий: с одной стороны — язык торжественно-медлительный, серьезный, монологический, полный повторов и стереотипных выражений. С другой — быстрое, динамичное действие, живые диалоги, фейерверк игры словами (подчас кажется, что именно созвучия и игра слов определяют ход событий). Ирония: змей был арум — мудрый, стал арур — проклятый; люди прозрели — но лишь для того, чтобы узреть свою наготу. О том, как две версии мифа дополняют друг друга, говорит, например, такой штрих: Во время творения мира в первом рассказе Бог на каждом этапе творения дает имена тому, что Он творит: вещь окончательно обретает свое бытие лишь тогда, когда ей дается ее настоящее имя („день“, а не просто „свет“; „ночь“, а не просто „тьма“; „небо“, а не просто „свод“; „земля“, а не просто „суша“; „моря“, а не просто „собравшиеся воды“). Но когда дело доходит до животных, Бог не дает им имен. Пока мы читаем первый рассказ о творении мира в отрыве от второго, следующего, это исключение кажется непонятным. Но если мы читаем оба рассказа вместе, то понимаем, в чем дело: давать имена животным — это право дано человеку: 19 Господь Бог создал из земли всевозможных зверей и птиц и привел к человеку, чтобы посмотреть, как тот назовет их. Так животные получили от человека свои имена. 20 Всем домашним животным, всем птицам, всем зверям дал человек имена — но не нашел среди них помощника себе под стать. Еще важнее, что эти два рассказа дополняют друг друга как говорящие о двух разных аспектах бытия: торжественном и игровом, радостном и горьком. Согласно второй версии (в первой главке), человек изначально мыслится как подобие Бога, как его верный слуга. Подобно тому, как Бог сотворил все сущее, человек нарек имена всех животных полевых и всех птиц небесных и „так и было им имя“. Наречение в данном случае несомненно осмысляется как креативный акт, поскольку ненареченное до конца остается как бы не существующим. Но в то же время, в Библейском тексте одновременно, в первой версии, более ранней, (во второй главке) присутствует идея создания человека „для Земли“: 2.5…Не было человека для возделывания земли, 6. но пар поднимался с земли и орошал все лице земли./…/ 15. И взял Господь Бог человека и поселил его в саду Эдемском, чтобы возделывать его и хранить его. В текстах аккадских, сформировавшихся, предположительно, в начале второго тыс. до н. э., но восходящих к более ранним устным источникам, создание человека богами описывается еще более „вне-этично“, т. е. люди изначально мыслятся именно как слуги и рабы богов. В поэме о сотворении мира „Энума Элиш“ говорится, что богам показался непосильным их труд, называемый постоянно „бременем“ и описываемый метафорически как „тяжкая корзина“, и поэтому бог Ану решает: Да создаст праматерь род человеков, Бремя богов на него возложим. /…/ Да сотворит праматерь потомство, Корзины богов — носить человеку. В ранней версии сотворения человека, как представлена она во второй главке Книги Бытия, говорится, что человек создан был „из праха земного“, в который Господь вдохнул „дыхание жизни“. Данная версия имеет множество параллелей, как в мифологии Ближнего Востока, так и в мифах других архаических обществ. Так, в аккадской поэме о сотворении человека этот акт описан относительно подробно: богиня-мать Нинту говорит, что сможет создать человека по просьбе богов, если те дадут ей для этого глины и, кроме того, если один из них будет убит (принесен в жертву) для того, чтобы глину замесить на его крови. В самом тексте данная тема раскрывается дальше как обозначение необходимости „вечно слышать стуки сердца“, или — дать безжизненной и бессмысленной глине жизнь и разум: Один из богов да будет повергнут, Да очистятся боги, в кровь окунувшись, Из его плоти, на его крови Да намешает Нинту глины! Воистину божье и человечье соединятся, Смешавшись в глине! Чтоб вечно мы слышали стуки сердца, Да живет разум во плоти бога, Да знает живущий знак своей жизни, Не забывал бы, что имеет разум! Другая версия той же темы содержится в рассказе греческого жреца Бероса, который рассказывал, что вавилоняне умны по той причине, что все они произошли от бога по имени Бел, который отрезал свою голову, смешал ее содержимое с землей и глиной и из этой смеси вылепил первых людей. В греческой традиции также существует поверье, что людей вылепил из глины мудрый Прометей. Причем, когда он закончил работу, часть этой „человеческой глины“ осталась лежать на дороге, где она лежит и поныне, издавая запах гниющей плоти. Аналогичные мифы широко представлены и у других народов. Так, среди аборигенов Австралии существует рассказ о том, что всех людей создал бог по имени Бунджил, который срезал с дерева три куска толстой коры, связал из вместе, а потом облепил глиной. Из коры получились кости человека, а из глины — его мясо и кожа. Волосы этим людям он сделал из волокон эвкалипта. В начале „люди“ были безжизненными фигурами, но после того, как Бунджил лег на них сверху и вдохнул в каждого дыхание жизни, они зашевелились, заговорили и встали на ноги. На островах Таити существует миф, что первую пару, мужчину и женщину, создал верховный бог Тангароа, слепив их из особой красной глины. Согласно меланезийской легенде, людей слепил из красной глины бог-герой Кат. Причем он же сотворил и других живых существ, сделав в начале людей и свиней одинаковыми. Но другие боги сочли это неверным, и тогда Кат ударил свиней по затылку, от чего они упали на четыре ноги, и так и ходят до наших дней. На острове Борнео существует миф, что люди были созданы двумя огромными птицами, причем в начале птицы сплели их из прутиков, как плетут они свои гнезда. Но люди очень легко ломались. Тогда птицы высекли людей из камня, но люди оказались так тяжелы, что не могли ни ходить, ни говорить. И наконец, птицы слепили людей из глины, а в жилы людей налили красную смолу из особого дерева. В начале люди не могли говорить, но когда птицы окликнули человека и стали клювами терзать его тело, тот закричал от боли, а из ран его потекла кровь. Так человек одновременно научился говорить, научился защищаться и понял, что жизнь — это боль. Предание о „нескольких попытках“ сотворения человека богами существует у многих народов, находящихся на ранней стадии осмысления самой идеи божественной воли. Так, широко известны рассказы о том, что первоначально боги пытались сделать человека из материала, который оказывался не удачным: из лиан, из камней, из листьев, из дерева и проч. Но практически всегда самым оптимальным материалом в конце концов оказывается земля или глина, причем обычно — красная глина, чем, видимо, объясняется красный цвет крови. То есть, иными словами, древний миф отождествляет глину, землю и человека, что закрепляется и на уровне этимологическом. Ср. например латинское homo ‘человек’ и humus ‘земля, почва’. Последний пример говорит нам о роли игры слов уже собственно в еврейском повествовании: адам (человек) — адама (земля); Хавва (Ева) — хаййим (жизнь); иш (мужчина) — ишша (женщина). Подчас кажется, что некоторые рассказы вообще как раз и родились из игры слов… В ряде антропогонических мифов человек оказывается сотворенным из дерева, как, например, в исландском. Согласно скандинавской мифологии, люди были „доделаны“ богами из деревянных существ по имени Аск и Эмбля, которые в виде древесных первообразов лежали на берегу моря. Они не умели двигаться и дышать и не имели „судьбы“. Три аса, Один, Лодур и Хенир, вдохнули в них жизнь и наделили судьбой. Так возник человеческий род. Идея сотворения человека из глины (либо иных природных материалов) представляется столь универсальной, видимо, как метафорическая реализация универсальности возврата человека „в землю“. Еще более логичной кажется идея о необходимости наделения такого „вылепленного тела“ дыханием, которое часто осмысляется как дыхание самого божества. Однако, как мы помним, согласно версии сотворения человека, представленной в первой главке Книги Бытия, т. е. — версии более поздней и отражающей новый этап развития мифологических представлений, человек был сотворен Богом „по образу Своему, по образу Божьему“. Что означает здесь выражение „по образу Божьему“? Русские конструкции „сделать что-то по образу, по образцу, согласно с образцом“ предполагают наличие какого-то предсуществующего образа, образца, модели, выкройки: „скроить платье по образцу того, что выставлено в магазине“, „построить дом согласно утвержденному проекту“. Русская фраза „по образу и по подобию“ точно соответствует греческому, но еврейский текст значит не совсем то же самое. Ветхий Завет был написан на еврейском, а в III — II вв. до н. э. переведен на греческий. С греческого был сделан славянский перевод, славянский повлиял на традиционный русский перевод. В процессе многочисленных переводов, переложений первоначальный текст нередко переинтерпретировался, обретал другое звучание. Наш стих — хороший пример тому — здесь переинтерпретация первоначального звучания произошла еще при переводе с еврейского на греческий. Греческий (а вслед за ним славянский и русский тексты) хорошо согласуются с тем, как понималось сотворение мира в греческой философии („высокой“ — Платон, или же популярные варианты платоновской философии): у всего существующего („видимого“) есть некий вечный, незримый, но „постигаемый умом“ первообраз. Так, у Платона, в „Тимее“ создатель мира творит мир, „подражая первообразу“, — и этот первообраз мыслится как существующий отдельно и от творца мира и от творимого мира. Так, со времен греческого перевода, как правило, и понимался наш текст в греческой, славянской и русской традициях: Бог сотворил человека по некоему „образу божьему“, который отличен от человека (существует где-то на небесах?). Но еврейский текст не про это. А про что? Для ответа на этот вопрос надо сделать хотя бы маленький экскурс в значение соответствующих еврейских слов. Бог творит человека — буквально „в наш целем, как наш демут“. Целем „образ“ (арамейское цлем) 34 раза в Ветхом Завете (включая и еврейские и арамейские части). 27 раз — в значении „статуя (чего-то)“, „высеченное или литое изображение (чего-то)“. Из этих 27 раз 22 раза речь идет о изображениях языческих божеств. человека. В другом Именно так, например, именуется в оригинале книге Даниила „колосс на глиняных ногах“. Почти все остальные употребления этого слова — переносные значения изначального „статуя“ или „изображение“. Но ведь статуя в мире древнего Ближнего Востока — больше, чем статуя. Статуи богов — предмет поклонения, они настолько же отличаются от „просто статуи“, насколько икона в Православии отличается от „просто картинки“. И даже больше — статуи кормят, одевают. Увидеть храмовую статую для древневосточного человека означает увидеть бога. Статуи царя, скорее всего, не кормили, но все равно неким образом они были представителями царя, олицетворяли его власть над той территорией, где статуя стояла. Еврейское целем родственно аккадскому цалму „статуя“. Это основное слово для статуи в аккадском (или, иначе ассиро-вавилонском) языке. Интересно, что уже в аккадском цалму — когда речь идет о цалму бога — получает переносное значение. В одном из ассирийских текстов говорится о царе Тукульти-Нинурта, герое среднеассирийского эпоса: Он не что иное, как вечный образ/изображение/статуя/цалму Эллиля (верховного бога Междуречья)». Тукульти-Нинурта — герой эпоса, но в новоассирийское время (т.е. в ту эпоху, когда закладывались основы библейской образности) уже не только героических царей прошлого, а и вполне живых, сегодняшних царей начинают именовать образом (цалму) Бела, Мардука, Шамаша и под. Важная особенность месопотамского употребления — так говорится только о царях. Царь — на жаргоне придворных льстецов — это как бы живая икона бога, его наместник. Вот на этом фоне, где целем/цлем/цалму — не просто какие-то общие черты чего-то с чем-то, тем более не умопостигаемый первообраз греческой философии, а образ, икона, живая икона, наместник бога — совсем по-иному начинают звучать соответствующие строки книги Бытия. Особенно если учесть, что и еврейский предлог бе- который переведен в Синодальной Библии русским предлогом «по», на самом деле в данном контексте имеет, скорее, значение «в качестве». Итак: «Бог сотворил человека по образу Своему» — или «Бог сотворил человека в качестве живой иконы Своей»? Это два совершенно разных прочтения, совершенно разных понимания еврейского текста. Ср. также Быт 9:6: Если кто прольет кровь человека — пусть за это прольют кровь убийцы, ибо по образу Бога создан человек — интерпретация Синодального перевода. Если кто прольет кровь человека — пусть за это прольют кровь убийцы, ибо человек создан как живая икона Бога — понимание, более близкое к древнееврейскому тексту. Текст начинает звучать еще серьезнее и строже. Разница большая: одно дело убить человека, похожего на царя. Другое дело — убить его наместника. В древнем мире (да и не только), это влекло за собой совсем другие последствия. Согласно поздней версии создания человека (в первой главке Книги Бытия), мужчина и женщина были сотворены Богом одновременно, но в другой версии содержится длинный рассказ о сотворении женщины из ребра мужчины. Продолжая логику сопоставлений библейских мифов с преданиями других древних народов, следовало бы придти к выводу, что на более ранней стадии мифотворчества женщина также должна представать как создание «вторичное», вылепленное из плоти мужчины, который и предстает собственно первочеловеком. Однако, это не совсем так. Согласно аккадской мифологии, богиня Нинту, она же — Мами («матушка») Отломила четырнадцать ломтей глины. Семь она положила направо, Семь она положила налево. Кирпич — посредине между ними. /…/ Семь мужей они сотворили, Семь они сотворили женщин. Праматерь, создательница судеб, Соединила их попарно, Участь людей начертала Мами. Мифы об одновременном создании мужчин и женщин (точнее — первой пары) распространены достаточно широко. Параллельно с ними существуют мифы, в которых описывается создание в начале, обычно, мужчины, а затем — женщины, но — из одного материала (как правило — все той же глины). Так, например, эскимосы Аляски считают, что первого человека сделал из глины Ворон, но увидев, что человек одинок, он слепил для него подругу: на затылке он прикрепил ей волосы, сделанные из морской травы и вообще, имея уже опыт лепки из глины человеческих фигур, женщину он сделал гораздо лучше. Поэтому женщины обычно красивее мужчин. Существуют версии мифа, согласно которым женщина была вылеплена из глины другого сорта, обычно — лучшей. Однако, достаточно часто у древних народов встречаются мифы, согласно которым женщина была сделана из части тела мужчины, причем — именно из ребра. Так, как часто считается, миф «о ребре» восходит к шумерским преданиям и строится также на своего рода «игре слов». По интерпретации шумеролога С.Крамера, для исцеления больного ребра (на шумерском языке — ти) бога Энки была создана богиня-исцелительница ребра, предположительно — по имени Нин-ти. Но слово ти означало не только «ребро», но и «давать жизнь». Благодаря этому «каламбуру» возникла легенда о женщине, которая является не только «дающей жизнь», но является, по сути, «ребром». Данная остроумная интерпретация возникновения библейского мифа кажется все же несколько упрощенной. Сопоставление с мифами других народов, находящихся на достаточно архаической стадии коллективного мифотворчества, но при этом весьма удаленных от шумеров, также дает нам достаточно параллелей с библейским текстом. Так, Дж.Фрезер приводит рассказ, бытующий среди туземцев Таити. Верховный бог Тангароа однажды окликнул человека по имени, а когда тот подошел, усыпил его. Во время сна от взял одну из его костей («иви») и сделал из нее женщину, которую дал человеку в жены. Причем имя этой женщины и было — Иви. Этот рассказ известен был в передаче миссионера по имени Вильям Эллис, который видел в нем простой пересказ Ветхого завета, хотя сами туземцы уверяли его, что эта легенда была известна с самых древних времен, когда европейцы еще не бывали в этих местах. Однако, имя Иви он не считает искаженным именем Евы, но полагает, что это действительно исконное название женщины, поскольку само это слово значит одновременно и «кость», и «женщина», и «вдова», и «военная добыча». Аналогичный рассказ о создании женщины из ребра первого мужчины встречается и среди мифов маори (и шире — практически на всех островах Полинезии). Близкие по содержанию мифы встречаются и среди народов Сибири (как субвариант существует рассказ о том, что человек был бессмертен, но, естественно, и бездетен: во время сна злой демон вынул у него ребро и сделал из него женщину, от чего человек стал болеть и затем, произведя на свет потомство, умер). Исключений, то есть — мифов, согласно которым в начале была создана именно женщина, очень мало, но все же они есть: так, например, у индейского племени хопи (в Аризоне) существует предание, что людей создали две богини: в начале они создали птицу, которая облетела весь мир, а вернувшись, рассказала богиням, что мир пуст, хотя и пригоден для жизни. Тогда они создали других птиц и зверей, а в конце — слепили из глины женщину, подобную обликом им самим. Но затем, чтобы той не было одиноко, они слепили для нее из глины спутника, похожего на стоящего на задних лапах медведя. Идея близости перво-человека к миру животных, видимо, лежит в шумеро-аккадском мифе и диком человеке Энкиду, который был создан богами из глины (Аруру, /…/ отщипнула глины, Подобье Ану создала в своем сердце, Умыла Аруру руки, Отщипнула глины, бросила на землю, Слепила Энкиду, создала героя /…/, Шерстью покрыто все его тело, Ни людей, ни мира он не ведал, Вместе с газелями ест он травы, Вместе со зверьми к водопою теснится, Вместе с тварями сердце радует водою…). Дать Энкиду человеческий разум помогла блудница, соединившись с которой тот навсегда утратил связь с животными. Возможно, здесь мы видим проекцию охотничьей традиции: перед охотой дикий человек должен был воздерживаться от общения с женщиной, потому что от этого менялся его запах, и звери могли издали почуять его и бежать прочь. Но не здесь ли корни и библейского мифа о грехопадении, одного из самых загадочных мест в ветхозаветной традиции? Роль «первородного греха» в Ветхом Завете и в христианской традиции. Еврейская Библия — в отличие от христианских текстов — никогда, после того, как рассказ Быт 2–3 завершился, не вспоминает про историю Адама и Евы. Почему? По-видимому, этот парадокс объясняется тем, что первые главы Бытия, открывающие Библию, относятся к числу самых поздних в Ветхом Завете. Это касается как рассказа Быт 1 (который относится к так называемым «жреческим» текстам), так и рассказа Быт 2–3 — рассказа об Эдемском саде. Здесь очень много перекличек с так называемой «литературой премудрости», в основном послепленного происхождения (т.е. после VI в. до н. э.). Поздняя лексика (за пределами первых глав Бытия самое раннее упоминание об Эдене — у Иезекииля, VI в. до н. э.). Надо понимать, что вообще важнейшая тема еврейской Библии — отношения еврейского народа с Богом и страной, которую Бог дает этому народу. Не столько глобальные проблемы добра и зла, сколько судьбы конкретного народа на конкретной земле. Основной цикл исторических книг Библии (так называемая девтерономическая история) выражает определенную историософию: Бог даровал израильскому народу Землю Обетованную, с условием, что израильтяне будут соблюдать заповеди Бога (а это значит, прежде всего, не будут поклоняться другим богам). Израильтяне не соблюли этого; за это они были изгнаны из Земли Обетованной (ушли в вавилонское изгнание). Такое понимание истории сложилось тогда, когда цикл завершился — еврейские царства были уничтожены, евреи оказались в вавилонском изгнании. Но ведь именно эта история, как в зеркале, отражена в первых главах Бытия — Бог поселил человека в раю, с условием, чтоб тот его слушался. Человек нарушил это условие и был изгнан вон. Многие исследователи видят в Змие символ языческого начала — того соблазна, что, по мнению библейских авторов, привел к гибели древнего Израиля. Но если это так, то датировать рассказ о грехопадении следует временем после падения Иерусалима — когда евреи (по крайней мере Иерусалимская верхушка, включая интеллектуальную элиту) были выселены из Земли Обетованной в места не столь отдаленные и обобщили, переформулировали исторический опыт собственной нации как универсальный, общечеловеческий опыт. Прообраз судьбы древнего Израиля — заповеди, непослушание, изгнание — оказался задан с начала начал. Роль женщины в рассказе о грехе первого человека также соответствует роли женщины в девтерономической истории. Постоянно мы слышим предупреждения о том, что именно женщины (иноплеменницы) представляют главную опасность для благочестивого израильтянина — они отвратят его от поклонения Яхве. Самый наглядный пример — царь Соломон. Ева третьей главы Бытия прекрасно иллюстрирует этот общий тезис. Но, конечно же, самым серьезным аргументом в пользу поздней датировки этих глав служит то, что остальные ветхозаветные тексты ничего не знают о них. Разителен контраст с еврейской литературой послебиблейского времени, с Новым Заветом, апокрифами, еврейским мистицизмом, где образ Адама (хотя в разных аспектах) занимает важнейшее место. Еще один пример того, как привычная, традиционная экзегеза и буквальный перевод могут затемнить смысл библейского повествования — дерево познания Добра и Зла. Пара «Добро и Зло» настолько богата философскими и теологическими ассоциациями, что на протяжении столетий эта тема была излюбленным материалом ученых комментариев и проповедей. На самом деле в еврейском языке «знание добра и зла» — это устойчивый оборот, обозначающий просто «разум, знание, взрослость». Есть хороший пример в самом начале книги Второзакония. Накануне вторжения в Землю Обетованную евреи не поверили Богу, что Он поможет им справиться с врагами — и Бог объявил: никто из засомневавшихся в Землю Обетованную не войдет. Войдут только их дети, младенцы «не различающие добро и зло». Выражение «не различающие добро и зло» не имеет здесь никаких ницшеанских обертонов: по контексту понятно, что оно значит просто «несмышленые». Взрослые усомнились и тем провинились. А дети, малые, несмышленые еще — им грех отцов не может быть поставлен в вину и на них гнев Бога не распространяется. Есть и еще места, из которых видно, что «знать добро и зло» — устойчивая характеристика взрослого, осмысленно ведущего себя, в отличие от несмышленого ребенка. В начале книги Бытия буквальный перевод этой идиомы сыграл плохую шутку с теми, кто понял его буквально: перевод получил ту философическую серьезность, которой не было в оригинале. «Познание добра и зла» в еврейской Библии — не философский акт, а идиома, описывающая взросление (то, что человек вначале создан несмышленым, как ребенок — характерная черта многих мифов о создании человека). Взросление подразумевает и расширение горизонта, и пробуждение полового влечения, и связанное с этим новое отношение к наготе, и то, что дети, бегавшие голыми по двору южной деревни, начинают носить одежду. Поэтому, например, первое, что поняли Адам и Ева, когда «прозрели» — осознали свою наготу и сделали себе одежду. Поскольку взросление подразумевает половое созревание, рассказ о том, как люди «познали добро и зло» полон эротических коннотаций, начиная с того, что поедание фрукта — характерный для восточной литературы символ любовного удовольствия. Однако новоевропейские толкователи, которые сводили к этому всю историю первой четы в Эдеме, слишком сужали значение образа. Переход от несмышленого детства к взрослому состоянию включает в себя не только начало половой жизни. Вся история окрашивается при этом в другие тона. В своем теперешнем ветхозаветном контексте рассказ о грехе и изгнании первых людей — аллегория трагической судьбы иудейского царства. В христианской традиции — это трагедия Грехопадения, которое могло быть искуплено лишь кровью Христа. Христианские гимнографы написали множество поэтических произведений, посвященных падению Адама: Адамов плач. «О, зачем Адам и Ева нарушили повеление Бога?» Но сквозь канонический вид первых глав Бытия проступает более архаичная образность — рассказа о том, как в мире сложилось то положение вещей, которое в нем сейчас существует. И как любой архаический миф о начале начал, эта история оказывается менее однозначной, чем рационалистическая теология. В архаическом повествовании о начале начал нет места сожалению о том, что было, чего не было. «Мир таков, — говорит сказитель, — и я расскажу вам, как это получилось». Рассказ о том, как получилось то, что получилось, содержит в себе и светлые ноты, и темные без строгого разделения. Вот такие архаические мотивы в первых главах Бытия очень еще чувствуются. Рассказ о том, как люди ослушались Бога и были изгнаны из Сада Божьего — это одновременно и рассказ о том, что люди, сперва несмышленые и незрячие, затем становятся взрослыми (смышлеными и зрячими), а потом умирают и возвращаются в землю. Первочеловек просто-напросто повторяет судьбу каждого отдельного человека — и тем самым в истории Первочеловека мы находим ответ на вопрос о том, «почему так?» Но первые слушатели этой истории воспринимали ее не как трагедию, а как констатацию факта. БиблиографияАфанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. М., 1979. Дьяконов И. М. Введение/Мифологии Древнего мира. М., 1977. Иванов Вяч.Вс. Антропогонические мифы/Мифы народов мира. М., 1980. Т.1. Крамер С. Н. Мифология Шумера и Аккада/Пер. с англ. В. А. Якобсона/Мифологии Древнего мира. М., 1977. От начала начал: Антология шумерской поэзии. СПб., 1997. Селезнев М. Г. Книга Бытия/Пер. с древнеевр. М., 1999. Селезнев М. Г. Книга Иисуса Навина/Пер. с древнеевр. М., 2002. Селезнев М. Г., Тищенко С. В. Книга Исход/Пер. с древнеевр. М., 2000. Фрезер Дж. Фольклор в Ветхом Завете/Пер. с англ. М., 1985. «Я открою тебе сокровенное слово…»: Литература Вавилонии и Ассирии/Пер. с аккадского. М., 1981. Alter R. Genesis. N.Y.; London, 1996. «I Studied Inscriptions from before the Flood»/Ed. R. S. Hess, D. T. Tsumura.Winona Lake, 1994. Gunkel H. Genesis. Macon, 1997. Rad G. Genesis: A Commentary, Old Testament Library. Philadelphia, 1972. Speiser E. A. Genesis, Anchor Bible. N.Y., 1986. Westermann Cl. Genesis 1–11. Minneapolis, 1990.
|
Два мозга
Приключения пингвинят: Лучшие друзья
Резидент Мария
Интеллект-видео. 2010. RSS
|
|