загрузка...

Код идентичности

  • 15.06.2010 / Просмотров: 7899
    //Тэги: генетика   Гордон   человек  

    Кем впервые был разработан метод молекулярно-генетической индивидуализации? Что такое генетический паспорт? Может ли молекулярная генетика помочь в раскрытии преступлений? Об этом - генетик Павел Иванов - один из авторов научного метода, с помощью которого в начале 90-х годов им были идентифицированы останки царской семьи.







загрузка...

Для хранения и проигрывания видео используется сторонний видеохостинг, в основном rutube.ru. Поэтому администрация сайта не может контролировать скорость его работы и рекламу в видео. Если у вас тормозит онлайн-видео, нажмите паузу, дождитесь, пока серая полоска загрузки содержимого уедет на некоторое расстояние вправо, после чего нажмите "старт". У вас начнётся проигрывание уже скачанного куска видео. Подробнее

Если вам пишется, что видео заблокировано, кликните по ролику - вы попадёте на сайт видеохостинга, где сможете посмотреть этот же ролик. Если вам пишется что ролик удалён, напишите нам в комментариях об этом.


Расшифровка передачи


Александр Гордон: В последнее время я заметил,
что как только широкая пресса начинает говорить о
чём-то очень уверенно и с большим пониманием, это
означает только одно – что я этого не знаю. Из-за
этих нелепых и печальных событий в Чечне, на «Кур-
ске», всякий раз приходится слышать, что проведе-
но опознание, ДНК-идентификация, установлена лич-
ность такого-то. У меня первый тесть – генетик, при-
чём, один из серьёзных. Я вроде тоже этой наукой – по-
верхностно, но увлекался. Но как происходит процесс
опознания, что, собственно, указывает на то, что это
именно этот человек, а не другой, я, честно говоря, до
сих пор, даже прочтя материалы по сегодняшней про-
грамме, до конца не понимаю. Поэтому давайте с этого
начнём, что это такое?
Павел Иванов. Можно я перейду сразу на профес-
сиональные термины?
Александр Гордон. Конечно.
Павел Иванов. Вот опознание, как вы говорите, это не про-
цессуальное действие. То есть это действие, которое
не требует участия специалистов и осуществляется с
помощью людей, скажем, близко знавших опознавае-
мых… Это могут быть родственники, сослуживцы. И
там не нужны специальные познания. Либо узнал че-
ловека по каким-то деталям одежды, внешности и про-
чее, либо не узнал. Вот когда не узнал или невозможно
узнать…
Александр Гордон. Нечего узнавать.
Павел Иванов. Да, к сожалению, поражающие факторы совре-
менной войны, если уж вы упомянули, или те, что ис-
пользуют террористы, таковы, что от человека может,
ну, просто ничего не остаться. Иногда, правда, всё-та-
ки, что-то остаётся. Но говорить о признаках внешно-
сти уже не приходится. Тогда место опознания зани-
мает экспертная идентификация человека, как приня-
то говорить, личности, хотя, наверное, личность – это
понятие больше социальное. Мы говорим об индиви-
дуализации и идентификации человека с привлечени-
ем специальных аналитических методов. Судебно-экс-
пертная, судебно-медицинская идентификация бази-
руется на достижениях разных областей знания. Это
традиционные методы, которые известны уже, навер-
ное, больше века. Такие, как, скажем, отпечатки паль-
цев – классическая дактилоскопия. Или метод словес-
ного портрета. Как говорят специалисты, это призна-
ки внешности. Он тоже делается профессионально, и
этим отличается от опознания. Есть ещё зубная фор-
мула. А генетическая, точнее, молекулярно-генетиче-
ская индивидуализация и идентификация – это, пожа-
луй, самый молодой продукт фундаментальной нау-
ки, который начал своё революционное шествие, если
можно так сказать, в другой ипостаси, всего 15–17 лет
назад.
Александр Гордон. Ну, столько я понимаю. Всё-таки давайте к тому,
что это такое.
Павел Иванов. Что именно? Молекулярно-генетическая инди-
видуализация?
Александр Гордон. Да. Как?
Павел Иванов. Как и криминалистическая идентификация,
молекулярно-генетическая индивидуализация решает
задачу установления тождества или различий между
объектами. Если это биологические объекты, то, зна-
чит, биологических объектов. Так вот, устанавливать
тождество можно на разных уровнях, от верхнего уров-
ня, макропризнаков, к микропризнакам.
Молекулярно-генетическая индивидуализация
основана на сравнении признаков индивидуума на
уровне его ДНК. То есть теоретически, на самом воз-
можно точном и доказательном уровне. Потому что
ДНК (полное химическое название этого вещества –
дезоксирибонуклеиновая кислота) – это носитель на-
следственной информации, это форма записи наслед-
ственной информации каждого организма, поэтому те-
оретически ДНК каждого организма уникальна по сво-
ему составу. Речь идёт о генетическом коде, если хо-
тите. Поэтому, если уметь прочитать эту уникальную
информацию, тогда не составит труда идентифициро-
вать или индивидуализировать того или иного инди-
видуума, потому что мы сможем однозначно адресо-
вать его признаки определённому объекту, с которым
мы его сравниваем или же установить их несоответ-
ствие. Поясню, что в криминалистической идентифи-
кации всегда есть объект сравнения и объект, так ска-
зать, искомый, их ещё называют индивидуализирую-
щим и индивидуализируемым объектами.
Александр Гордон. Об этом чуть позже. А всё-таки, по каким при-
знакам? Ведь известно сейчас, что код шимпанзе, по-
моему, отличается от нас всего на 1 процент.
Павел Иванов. Да, всего на 1 процент.
Александр Гордон. А на сколько же процентов отличается…
Павел Иванов. …ДНК одного индивидуума от другого? На доли
процента. Десятые, а, может быть, и сотые доли про-
цента.
Александр Гордон. Так их же найти надо.
Павел Иванов. И это было естественным препятствием для то-
го, чтобы методы молекулярной биологии и молеку-
лярной генетики могли бы эффективно служить как ин-
струмент в решении задачи идентификации человека
– вплоть до середины 80-х годов. Как вы знаете, эпо-
ха ДНК, а именно, структурно-функциональных иссле-
дований ДНК, началась в 50-х годах уже прошлого ве-
ка. Так вот, проблема как раз заключалась в том, что
до определённого момента молекулярные биологи и
молекулярные генетики оперировали такими понятия-
ми, как ДНК, гены на уровне видовом. То есть, это бы-
ла ДНК человека, или гены мыши, или гены дрозофи-
лы (есть такой излюбленный объект генетиков). Там
до особей и индивидуумов не доходило – именно по-
тому, что, как вы правильно сказали, уровень разли-
чий между генами у особей одного вида чрезвычай-
но мал. И если бы эти различия были рассредоточе-
ны равномерно по геному, то есть по всем – всем ге-
нам организма, тогда нам говорить было бы не о чем
в смысле идентификации. Мы могли бы рассчитывать
только на счастливый случай… Условно говоря, счаст-
ливый, когда наш искомый идентифицируемый объ-
ект, скажем, страдал бы каким-то выраженным наслед-
ственным, желательно моногенным, заболеванием.
Александр Гордон. Например, гемофилией.
Павел Иванов. Ну, например, гемофилией или, я уж не знаю,
мышечной дистрофией Дюшенна. Тогда мы бы могли,
уловив этот дефектный ген, отличить данного челове-
ка от всех остальных здоровых, и с известной точно-
стью рассуждать о том, что не так часто нам попада-
ются такие больные, и если уж такой попался, да ещё
по каким-то косвенным признакам имеет отношение к
расследуемой ситуации, то значит, наверняка, это он,
разыскиваемый, и есть. Если бы вот так было, то на
этом всё бы и закончилось. Но оказалось, что в при-
роде всё не так. Оказалось, что вот эти различия, они
кластеризованы, то есть они сгруппированы в каких-то
областях генома. Другие же области могут на протя-
жении многих и многих генов, или лучше, не будем го-
ворить «гены», а скажем «участков ДНК», оказаться
одинаковыми, неразличимыми у разных индивидуум-
ов. Так вот, нужно знать, куда посмотреть.
Александр Гордон. Так куда посмотреть?
Павел Иванов. О, это особые гены, которые носят название
полиморфных, даже гиперполиморфных или гиперва-
риабельных генов. Они получили своё название имен-
но потому, что они, их варианты, или как принято го-
ворить, алельные состояния этих генов различаются
у разных людей – в отличие от всех других, обычных
генов, которые практически одинаковы, и только, ска-
жем, патология какая-то может быть отличием. В по-
следнем случае мы имеем так называемые диалель-
ные состояния, то есть мутацию и дикий тип. Для ги-
перполиморфизма же характерно много равноценных
вариантов одного и того же гена. Если при этом вари-
анты различаются структурой, то, умея посмотреть эту
структуру, разницу в структуре, мы сможем различить
эти разные варианты и тем самым приписать тот или
иной конкретный вариант тому или иному индивиду-
уму.
Александр Гордон. Здесь возникает вот какой вопрос. Если гене-
тическая карта на этого индивидуума уже была соста-
влена, тогда, конечно, вы берёте, например, биологи-
ческие останки, смотрите, – о, полное совпадение, это
он. Ну, а как быть в том случае, когда у вас нет такой
карты? А этих случаев сейчас, наверное, сто процен-
тов, потому что я чего-то не слышал о генетической
паспортизации.
Павел Иванов. Вы берёте именно область идентификации?
Александр Гордон. Да, да.
Павел Иванов. Потому что ведь, скажем, судебная наука реша-
ет не только этот вопрос. Например, есть ещё вопрос о
принадлежности части целому. Вы знаете, бывают рас-
членённые тела или биологические следы, оставлен-
ные на месте преступления.
Александр Гордон. Ну да, или пресловутое отцовство.
Павел Иванов. Там как раз сравнение прямое. Мы должны
сравнить признаки в одном объекте с соответствующи-
ми признаками в другом. Вот, например, потенциаль-
ный донор пятна крови – надо сравнить: если у нас
не совпадают его признаки и признаки, которые мы
установили в пятне, то значит, это не тот человек, ко-
торого мы ищем. На этом, собственно, основаны тра-
диционные классические методы судебной биологии,
те же группы крови. Вот система Ландштейнера АВ0
(«А»-«Б»-«ноль»). Очень хорошая система, давно при-
меняется. Если, например, мы в пятне крови детекти-
руем группу крови Б, а подозреваемый человек, кото-
рый, как нам кажется, мог оставить это пятно, имеет
группу крови А, то значит, наша следственная версия
неверна. То есть, это не он.
Александр Гордон. Но если группа крови Б?
Павел Иванов. А вот если группы совпали…
Александр Гордон. Здесь начинается игра с вероятностью.
Павел Иванов. Да, совпадение группы крови ещё не означает,
что мы нашли именно того, кто оставил след. Дело в
том, что избирательность этих систем, я имею в виду
традиционных биологических, серологических, в дан-
ном случае, систем очень невысока, потому что у ка-
ждого второго-третьего будет та же самая группа. Это
значит, что мы сузили круг, условно говоря, подозрева-
емых. У нас отпали другие…
Александр Гордон. То есть мы трём четвертям дали алиби.
Павел Иванов. Да, совершенно верно, но у нас достаточно
большое множество оставшихся людей, которые обла-
дают общностью признаков по данной системе. То есть
уровень полиморфизма в данной системе невысок. А
генетические признаки, те, которые применяются при
криминалистической идентификации, очень высокопо-
лиморфны. Хотя, между прочим, они тоже являются
группоспецифичными. Пока ещё нет такого метода,
который позволил бы однозначно идентифицировать
конкретного человека. Но, тем не менее, эти признаки
разделяют гораздо более маленькие группы.
Александр Гордон. Однозначно – то есть с вероятностью сто про-
центов?
Павел Иванов. Да. Один из всего возможного потенциального
множества анализируемых лиц.
Александр Гордон. Всё-таки я возвращаюсь к своему вопросу.
Предположим, если вам нужно определить преступни-
ка по слюне на сигарете или по волосам (если там есть
луковица, насколько я понимаю), которую он оставил
на месте преступления, то вы можете это сделать с из-
вестной долей вероятности, достаточной или недоста-
точной для того, чтобы суд принял в рассмотрение ре-
зультаты этой экспертизы.
Павел Иванов. Да.
Александр Гордон. А если вам ничего не известно об этих останках.
Каким образом вы можете их идентифицировать, кро-
ме как сказать, что это белый мужчина?
Павел Иванов. Совершенно правильно. Вы действительно
правы, идентифицировать можно, только разрабаты-
вая какую-то следственную версию или просто вер-
сию. То есть, верифицируя варианты, проверяя, тот
ли этот вариант. Если же эксперту принесут, скажем,
в мешке какие-то костные фрагменты и скажут, иден-
тифицируй их, он не сможет этого сделать. Он толь-
ко сможет выявить, установить какой-то комплекс ин-
дивидуализирующих признаков и скажет: вот этот ком-
плекс я могу зафиксировать, и если у меня будет под-
ходящий объект сравнения, то мы тогда ответим на
вопрос, соответствуют идентифицирующий и иденти-
фицируемый объекты друг другу или нет. Другой во-
прос, что в идеале этот комплекс признаков может
быть очень мощным для того, чтобы сказать, что я могу
оценить дискриминирующий потенциал, то есть изби-
рательность, специфичность этого комплекса призна-
ков, и он у меня таков, что я выберу вам одного чело-
века из всего населения земного шара. Вопрос только
в том, чтобы найти этого человека. То есть вы мне бу-
дете по одному эти 6 миллиардов представлять, и если
у меня хватит сил и времени (тот самый рычаг архиме-
дов, которым я могу перевернуть Землю), так вот, мы
будем поочерёдно отбраковывать каждого, кто не под-
ходит, и найдём того, кто подходит. Вопрос только в из-
бирательности индивидуализирующей системы.
Александр Гордон. Тут возникает вот ещё какой вопрос, коль мы
говорим о человеческих останках. Расовая или наци-
ональная принадлежность ограничивает круг поисков
среди этих 6 миллиардов или нет?
Павел Иванов. Это непростой вопрос. Ну, во-первых, круг поис-
ка сразу ограничивает пол. Биологический пол челове-
ка устанавливается молекулярно-генетическими мето-
дами гораздо точнее, чем антропологическими или ка-
кими-то другими. Этническая принадлежность, в прин-
ципе, может быть установлена, но вряд ли это уста-
новление на данный момент носит абсолютный харак-
тер, за исключением вполне определённых характе-
ристик, известных из фундаментальной науки. Напри-
мер, серповидно-клеточная анемия, она свойственна
определённым этническим группам, а другим не свой-
ственна. На уровне генов тоже такие варианты есть,
но это не носит общий характер. В целом, ситуация та-
кая: чем крупнее этнические группы, тем их легче от-
личить. Например, расовые группы. Можно отличить
индивидуума негритянского происхождения от кавка-
зоида, то есть от человека белой европейской расы,
или же от монголоида. Но уже на уровне каких-то попу-
ляций, этногрупп более мелкого масштаба, это может
быть очень трудно. Ещё и потому, что вообще-то мало
у нас чистых популяций, то есть эндемичных, изолиро-
ванных популяций.
Александр Гордон. Каким бы вы назвали идеальный объект для
сравнения? Кроме известной, принадлежащей этому
индивидууму части биологической ткани, которая бы-
ла взята при его жизни, и точно известно, что это его
ткань. Что по родству идёт вслед за этим?
Павел Иванов. На сегодняшнее состояние, да?
Александр Гордон. Да, да.
Павел Иванов. Вы говорите о прямой идентификации, и это
идеальный случай, когда у нас есть объект и какой-то,
скажем, фрагмент, предположительно, происходящий
от этого объекта, и мы можем напрямую посмотреть
совпадение или несовпадение признаков. Если этого
нет, то возможна так называемая непрямая идентифи-
кация. Мы этим достаточно много занимались, пото-
му что эта проблема существует. Вот мы сказали, что
практически нет баз данных по тем объектам, которые
приходится идентифицировать. Приходится рассма-
тривать идентификацию немножечко с другой точки
зрения, в другом аспекте. Если присмотреться, то по-
лучается, что непрямая идентификация, по сути, ана-
логична прямой идентификации. Вопрос только в том,
что в случае прямой идентификации соответствие при-
знаков стопроцентно прямое. (Не будем брать ослож-
нённые какие-то варианты). А в случае идентификации
по родственным связям достаточно знать законы гене-
тики, чтобы представлять, как признаки одного объек-
та, скажем, родителя, могли бы отразиться в другом
объекте, в ребёнке, например, или в родственнике. Вот
если эти закономерности представлять, то есть смо-
треть на сопоставление этих признаков через призму,
так сказать, того пути, который прошли эти признаки
и как они трансформировались, если знать весь этот
ход, то в конце концов мы тоже можем выйти на иден-
тификацию, и это используется. Другой вопрос, что это
может быть очень сложно, а в каких-то случаях и не-
возможно, пока мы не обладаем всеми возможными
знаниями и инструментом, чтобы проследить репер-
ные точки, понять эти признаки в движении. Поэтому
сейчас возможно не всё, далеко не всё, но что-то мы
уже можем.
Александр Гордон. Возвращаюсь к вопросу – как технологически
происходит эта процедура?
Павел Иванов. Технологически это лабораторная кухня моле-
кулярно-биологическая, это выделение ДНК из тканей,
ну а в организме каждого индивидуума во всех клетках
тела ДНК одинакова. Поэтому нам безразлична ткане-
вая принадлежность ДНК, мы можем сравнивать волос
с кровью или с частицами эпителия, и это очень важно
с точки зрения криминалистики, потому что для других
систем нет такой свободы. Ведь признаки на уровне
ДНК – первичный уровень, наследственная информа-
ция. Потом они как-то трансформируются, превраща-
ются в белки, в признаки, которые мы называем фено-
типическими, и они могут меняться в зависимости от
дифференциации ткани, могут оказаться разными да-
же по причине патологического процесса. А ДНК – нет.
Её нельзя изменить, ничего на неё не действует, кро-
ме онкологических заболеваний, которые несовмести-
мы с жизнью. Поэтому любые ткани мы можем срав-
нивать между собой. ДНК можно получить в химически
чистом виде. Это биохимия, это химия, если хотите.
Прозрачный водный раствор, макромолекулы полиме-
ра, полианиона. Поэтому, применяя физические и хи-
мические способы анализа, можно те или иные пара-
метры этого вещества изучать. Вопрос только в том,
чтобы вещества было достаточно. Потому что, как из-
вестно, с молекулами может работать физика, но нас
здесь меньше интересуют параметры физические, по-
тому что они характеризуют полимер в целом, и они
одинаковы даже не то, чтобы у одного вида, а у мно-
гих видов. А вот химия работает с веществом, то есть
с совокупностью молекул. И если у нас мало этих мо-
лекул, то могут быть проблемы, мы не сможем проана-
лизировать химические свойства вещества.
Александр Гордон. Мало – это сколько?
Павел Иванов. Мало – это довольно ощутимое число молекул,
но это мало.
Александр Гордон. А переводя на простой, человеческий язык, гру-
бо говоря, один волос – это достаточно?
Павел Иванов. Я вам приведу пример, чтобы было понятно, о
чём идёт речь. При анализе останков из Екатеринбург-
ского захоронения, я напомню, что это кости, проле-
жавшие в земле более 70 лет, после долгих усилий нам
удалось из порции кости в 5 грамм выделить 20 пико-
грамм ДНК. Один пикограмм – это 10 в минус 12-й сте-
пени грамма. По расчёту, это буквально считанное ко-
личество молекул. Так вот, с таким количеством ДНК
молекулярному биологу, генетику нельзя работать ни-
каким методом, кроме одного – методом энзиматиче-
ской амплификации ДНК, полимеразной цепной реак-
ции. Тогда мы можем увеличить, наработать одинако-
вые копии интересующего нас гена или фрагмента, и
тогда уже изучать его как обыкновенное вещество хи-
мическими методами.
Александр Гордон. Раз уж мы перешли к екатеринбургским остан-
кам, которые вы почему-то не именуете царскими, хотя
именно из-за вашей экспертизы Государственная Ко-
миссия пришла к заключению, что это останки семьи
Романовых…
Павел Иванов. Совершенно правильно.
Александр Гордон. Один из пунктов критики в ваш адрес заключа-
ется в том, что вы – единственный специалист в этой
области, который занимался исследованием царских
останков (я имею в виду из России). В то время как при-
нято проводить независимые экспертизы в 2, 3, 4 ла-
бораториях, а потом совершенно посторонний человек
объединяет это всё в одно и приходит к какому-то ре-
зультату. Почему это произошло вот так, на энтузиаз-
ме, скажем?
Павел Иванов. Ну уж, не совсем на энтузиазме. Это было офи-
циальное поручение Генеральной прокуратуры Рос-
сии в рамках работы Государственной Комиссии по
идентификации этих останков. Я представлял россий-
скую сторону, но это не значит, что вся работа сдела-
на персонально мною, исчерпывающе мною. Это не-
правильная точка зрения. Во-первых, на счёт незави-
симых лабораторий. Ведь полная экспертиза, даже ге-
нетическая, осуществлялась в двух лабораториях. Я
напомню, это в Алдермарстонском криминалистиче-
ском центре Министерства внутренних дел Великобри-
тании, и через два года – в Роквиллской лаборатории
ДНК-идентификации Министерства обороны США. Я
участвовал и там, и там, и был единственным, действи-
тельно единственным представителем от России. Но
и там, и там работали группы специалистов, я был их
руководителем от российской стороны. Соруководите-
лями в одном случае были профессор Питер Гилл и
доктор Кевин Салливан из Великобритании, а в другом
случае доктора Виктор Уидн, Томас Парсонс и Майкл
Холланд из США. Это крупные специалисты, которых
обвинять в зависимости от кого-то просто нелепо. И то,
что я представлял Россию в единственном числе, су-
ти полученных результатов не меняет. Потому что эти
результаты опубликованы в журнале «Нейчур джене-
тикс» два раза, в 94-м и в 96-м году. И вы вдумайтесь,
уже с 94-го года прошло, слава Богу, восемь лет. Шесть
лет с 96-го года. За это время все специалисты в этой
области могли ознакомиться с результатами.
Я напомню, что журнал «Нейчур дженетикс» имеет
один из самых высоких мировых научных рейтингов
в области молекулярной биологии и генетики. И что-
бы там опубликовать что-то, нужно удовлетворить при-
стальное внимание многих очень уважаемых рецен-
зентов, которые будут обращать внимание на такие ве-
щи, как: всё ли сделано, правильно ли сделано, все
ли мыслимые контроли поставлены и так далее, и так
далее. Поэтому все эти возражения снимаются, они
носят конъюнктурный характер. Так получилось, что я
представлял Россию. Наверное, не случайно. Знаете,
есть мнение, что нужно оказаться в нужное время в
нужном месте. Это, так сказать, воля случая. Но ещё,
как говаривали умные люди, случайные открытия со-
вершают только подготовленные умы. Так что соответ-
ствующая подготовка была, соответствующие вопросы
мы прорабатывали, соответствующие технологии раз-
вивали. Поэтому, естественно нам было этим занять-
ся.
Александр Гордон. Вы сказали, что определить принадлежность
останков тому или иному лицу, то есть, собственно, ин-
дентифицировать, можно с известной долей вероятно-
сти. Верно? Какова была в этом случае вероятность, и
как она рассчитывалась?
Павел Иванов. Вы знаете, если уж мы перешли на эту историю,
то она была в известной степени драматической. И не
только потому, что кто-то ставил под сомнение наши
результаты. Действительно, многие не верили, но это
другой вопрос. А для нас, которые этим занимались не-
посредственно, она явилась драматической в том пла-
не, что первый этап этого экспертного исследования в
Великобритании в 92-м – 93-м году завершился тем,
что мы вынуждены были дать достаточно низкую по со-
временным меркам доказательственную силу, доказа-
тельственное значение результата. Мы оценили его в
98,5 процента.
Александр Гордон. То есть, грубо говоря, каждый сотый человек в
популяции мог оказаться на месте скелета номер че-
тыре, который вы исследовали.
Павел Иванов. Да, но не надо забывать, что это был практиче-
ски первый опыт такого уровня сложности работы. По-
этому мы занизили все возможные параметры и оцени-
ли самый худший вариант, который выглядел пример-
но так. Вот чёрный ящик, в нём находятся некие остан-
ки, про них ничего не известно. И мы сравниваем мо-
лекулярно-генетические параметры этих останков с та-
кими же параметрами родословной Романовых, опре-
деляя их по соответствующим родственникам безвест-
но исчезнувшей императорской семьи. Одним из них,
я напомню, был принц Филипп, герцог Эдинбургский.
С другими были сложности, но в конце концов в этой
роли оказалась графиня Ксения Шереметева… И мы
даём 98,5 процентов совпадения потому, что в костях
одного из скелетов в ДНК, которую нам удалось отту-
да выделить, была обнаружена мутация, которую на
самом деле напрямую никто до этого не наблюдал.
Коллизия заключалась в том, что теоретически о су-
ществовании так называемой гетероплазмии митохон-
дриальной ДНК, то есть о сосуществовании у одного
человека двух вариантов этой ДНК – старого и ново-
го, – было известно и до нас. Но напрямую никто не
видел, как это выглядит, и никто не знал, как это про-
исходит. Давайте вспомним, что есть такая интересная
теория, гипотеза о том, что все мы произошли от одной
женщины, «родезийской Евы», поэтому мы все род-
ственники по материнской линии. У нас должна быть
одинаковая вот та самая митохондриальная ДНК, кото-
рая передаётся по материнской линии. Тем не менее,
это не так. То есть, в процессе эволюции накопились
изменения. Как они накопились? Это понятно лишь в
общем смысле. Как-то вот накопились. А как же всё-
таки? Да вот так: был старый вариант, а возник новый.
Самое любопытное, что мы увидели это напрямую
и не у кого-нибудь, а в том самом скелете, останки ко-
торого были приписаны Николаю II. Мы увидели в ге-
нетическом коде, нами прочитанном, вот как будто чи-
тается чистый текст, и вдруг в одном месте две буквы
слились в одну. Как если очень быстро на печатной ма-
шинке стучать, то каретка иногда не успевает продви-
нуться и новая буква попадает на предыдущую. И у нас
проглядывала та буква, которая совпадала с соответ-
ствующим объектом, и на ней новая, другая, которая
не совпадала. Единственная буква из семисот, прочи-
танных нами. Мы знали возможное объяснение этого
феномена. Мы знали, что это как бы зафиксирован-
ный процесс мутации. Но, понимаете, нам трудно бы-
ло это объяснить и трудно было доказать. Потому что
это было впервые. Не было материала, не было ста-
тистики, не было ничего. Было только предположение.
А ситуация такова. Существование конечных состоя-
ний (до и после мутационного события) может длить-
ся сотни и тысячи лет, а новое состояние между ними
по сравнению с этим периодом может занимать очень
короткое время, как сейчас мы знаем, всего одно-два
поколения. То есть, увидеть это явление вероятность
такая же, как, например, нечаянно сфотографировать
летящую пулю между моментом покидания ствола и
попадания в мишень. Она в стволе может сколько угод-
но находиться, пока курок не нажал. Потом она будет
сидеть в деревянной мишени сто лет. Но вот момент
пролёта уловить! А мы его увидели, и не у кого-нибудь,
а у предположительно императора российского. Пони-
маете, всё это было очень напряжённо. Поэтому мы
максимально занизили все параметры и сказали: мы
не знаем, пока не можем доказать, что это именно так,
как мы предполагаем. Вдруг это что-то такое, чего мы
ещё не знаем. Но тогда всё же было сделано предпо-
ложение, и я его озвучил на комиссии, что есть шанс
доказать, что это действительно мутация.
Потому что есть останки, документированные остан-
ки родного брата Николая II Георгия Романова в Пе-
тропавловском соборе. И есть определённая вероят-
ность, конечно, далеко не стопроцентная (и на самом
деле было большим моральным грузом говорить об
этом), что у братьев может быть одинаковая мутация
от матери, и тогда момент сомнения превратился бы
в доказательственный момент, или, как говорят, в мо-
мент истины. Но вопрос был следующий, а есть ли га-
рантия, что так именно произойдёт. Нет, гарантий не
было. То есть, могло быть и иначе, это не противо-
речило бы ничему. Просто мы не смогли бы исполь-
зовать этот феномен как доказательство. А проблема
была в том, что эксгумация останков Георгия Романо-
ва, конечно, была сопряжена со многими организаци-
онными, техническими и финансовыми трудностями.
Но с другой стороны, никто не знал, что делать с эти-
ми девяносто восемь с половиной процентами. Реше-
ние этого вопроса заняло два года. И всё-таки это бы-
ло сделано с помощью тогдашнего мэра Санкт-Петер-
бурга Анатолия Собчака, и Мстислава Ростроповича, и
Мариинского фонда. В результате мы таки увидели то
же самое у Георгия Романова. Через два года, в 95-м
году, в другой лаборатории, с другими специалистами.
Александр Гордон. Ту же самую мутацию.
Павел Иванов. Ту же самую, по сути, она немножко другая бы-
ла по форме, что сразу снимает возражение о том, что,
мол, Иванов взял те же кости и подсунул их на новое
исследование. И второй раз их же и исследовали. Бы-
ли такие возражения. Но повторяю, кости Георгия Ро-
манова немножко по-другому выглядели. Эти докумен-
ты есть. И фотографии, и всё это опубликовано в жур-
налах. Вот такая история детективная.
Александр Гордон. Да. Детектив не заканчивается, поскольку я при-
сутствовал, по долгу службы, на пресс-конференции
дома Романовых, которая проходила на Манхэттене в
Нью-Йорке. И там за кулисами высказывались очень
разные мнения по поводу того, чьи это останки и как
могло получиться, что они найдены в удобное время
и в удобном месте. Причём, по записке Юровского,
которая тоже вызывает большие сомнения в подлин-
ности. Но не будем на это отвлекаться. Одна из вер-
сий, которой придерживается, насколько я понимаю и
РПЦ, была такая, что полный скелет Николая Романо-
ва не мог быть найден в могиле. И это не мог быть ске-
лет номер четыре, потому что существуют некие «до-
казательства», в кавычках, что сразу после убийства
голова была отделена от тела неким ритуальным же-
стом большевиками и чуть ли не привезена в Кремль
Свердлову, где тот передал её на хранение Владими-
ру Ильичу Ленину. Эта история так часто из разных ис-
точников шла, что у меня возник законный вопрос – на
мой взгляд. Можно же положить конец всем этим слу-
хам, если взять на исследование не трубчатые кости,
скажем, берцовую кость из скелета, а, собственно, сам
череп. Вот что вам помешало исследовать череп как
биологический объект?
Павел Иванов. Несколько моментов. Во-первых, экспертное
исследование подчиняется собственной логике или
логике экспертов, то есть специалистов, людей, обла-
дающих специальными познаниями, которые знают,
что именно нужно сделать, чтобы ответить на поста-
вленные перед ними вопросы. И можно предполагать
или надеяться, что они знают это лучше, чем чело-
век, не являющийся специалистом в этой области. Это
одно соображение. Я имею в виду, что не было экс-
пертной необходимости исследовать череп. Не нуж-
но забывать, что экспертиза – это система доказа-
тельств. Ведь существовали другие виды исследова-
ний. В частности, антропологические и медико-крими-
налистические, которые, уже основываясь или оттал-
киваясь от каких-то базовых установленных моментов,
могли дать свой ответ. Взять, например, идентифика-
цию дочерей Николая II. Сначала мы определили пол
всех погибших: четверо мужчин и пять женщин. Затем
установили родственную группу из пяти человек. То
есть нами было установлено, что из девяти скелетов,
которые там были, пять человек – это родственники,
а четыре человека не состоят в родстве ни с кем из
остальных погибших. Потом установили, что среди по-
гибших родственников есть мать, отец и три дочери.
Мы смогли идентифицировать мать семейства (с опре-
делённой степенью точности). Сначала это было 98,5
процентов, а потом это 99 и ещё восемь девяток после
запятой. Смогли идентифицировать отца. То же самое.
Однако мы не имели возможности различить трех до-
черей.
В предложенных обстоятельствах исследования мы
могли только определить, что они – сибсы, то есть по-
томки одной родительской пары. И всё. Это потому, что
для нас были недоступны какие-либо индивидуализи-
рующие признаки дочерей, которые позволили бы пер-
сонифицировать их. Кто там есть Ольга, Татьяна, Ма-
рия, Анастасия. Тем не менее, исходя из нашей посыл-
ки, что вот это родители, а это дочери, то есть, по ситу-
ации – это определённо, великие княжны, уже другие
специалисты смогли установить, в частности по фор-
ме черепа, что найдены останки Ольги, Татьяны, Ана-
стасии и нет Марии. Такие комплексные исследования
по совмещению черепов с фотографиями также были
сделаны и для Николая II, и для Александры Фёдоров-
ны. Это я к тому, что принадлежность именно голов
тоже была установлена. И если рассматривать это во
взаимосвязи, то не возникает необходимости всё про-
верять, хотя технически такая возможность есть. Сей-
час уже точно есть. Тогда она тоже была, но это же во-
прос времени, сил, финансов. Да и, как я уже сказал,
проблемы такой у нас не было. Понимаете, неспециа-
листу кажется, что надо сделать вот это – и сразу всё
станет доказанным. Но это не совсем так. И ведь на
каждый чих не наздравствуешься. Кто-то ещё скажет,
а вот вы не доказали там того-то, а почему не сдела-
ли то-то. И одно за одним потянется, и не будет этому
конца. Поэтому нужно подходить к вопросу грамотно,
то есть рассматривать аргументацию только специа-
листов.
Александр Гордон. Понятно. Я ещё один «чих» неспециалистов пе-
редам вам, ладно? Ядерная и митохондриальная ДНК
чем отличаются, и почему было проведено исследова-
ние только митохондриальной ДНК?
Павел Иванов. Здесь есть заблуждение. Нами было проведе-
но исследование и ядерной ДНК, и митохондриальной
ДНК. Просто митохондриальная ДНК привлекла к себе
большее внимание, потому что в плане идентифика-
ции личности она обладает одним очень важным пре-
имуществом по сравнению с ядерной или так называ-
емой хромосомной ДНК. Хромосомные гены комбини-
руются у родителей, примерно по 50 процентов пере-
даётся от каждого, образуется ребёнок. Теперь пред-
ставьте, что у этого ребёнка есть его ребёнок. Мозаи-
ка генов усложняется. И если мы выходим за второе
и третье поколение, то эта мозаика такова, что вос-
становить родословную человека, установить его пра-
родителей практически уже невозможно. То есть, уро-
вень мозаичности генов будет такой же, как у нерод-
ственных индивидуумов. Значит, мы имеем возмож-
ность, анализируя ядерные и хромосомные гены, ра-
ботать только на очень близких генетических дистан-
циях, на предельно близких. Это родители и дети. Ну, в
крайнем случае, речь может идти о бабушках и дедуш-
ках. А дальше уже невозможно – это вариантный ана-
лиз, который очень сильно занижает доказательствен-
ную силу. То есть, возможно это, возможно то, возмож-
но ещё и это, возможно уже десять вариантов. И один
из них мы имеем. Какова будет вероятность, что он
именно такой был, тот самый вариант? Один шанс из
десяти. Теперь вернёмся к царской семье. Если у нас в
распоряжении нет ближайших родственников, а их нет
физически, то в плане идентификации мы не сможем
установить по хромосомным генам ничего, кроме, мо-
жет быть, каких-то косвенных данных. Например, мож-
но попытаться посмотреть, есть ли среди останков ро-
дители и дети, что и было сделано с помощью хромо-
сомных генов. Больше смотреть нечего было. А вот ми-
тохондриальная ДНК в отличие от хромосомной обла-
дает совершенно другими характеристиками наследо-
вания. Я могу это продемонстрировать.
Александр Гордон. Да, пожалуйста.
Павел Иванов. Чтобы было наглядно, попытаюсь. Допустим, у
нас есть родительская пара, вот это женщина, это муж-
чина. Допустим, у неё есть разнополые дети. Вот обо-
значим такой штриховкой материнские митохондри-
альные гены, которые женщина передаёт своим детям.
Если жизнь идёт нормально, то и дальше всё происхо-
дит точно так же. У сына своя семья, у дочери своя се-
мья. И так далее.
Александр Гордон. А по материнской линии по-прежнему передаёт-
ся…
Павел Иванов. Да. Вот смотрите, что происходит. Вот здесь –
это у нас кто будет, бабушка, да? По отношению к этой
женщине. Нет, это уже прабабушка.
Александр Гордон. Прабабушка, да.
Павел Иванов. И смотрите, митохондриальные гены передают-
ся неизменно по материнской линии. Вот этой штри-
ховкой косой я их обозначил, они передаются в ряду
поколений только от матери и не смешиваются с други-
ми генами. Вспомним теперь хромосомную ДНК. У нас
есть клетка, в ней есть ядро и в нём хромосомы. Два
ядра соединяются при образовании оплодотворённой
яйцеклетки, мужское и женское. При этом хромосом-
ные признаки комбинируются. А митохондриальные –
нет. Вот что важно. Я напомню, митохондрии – это та-
кие органеллы в цитоплазме, не связанные с ядром, у
которых собственная ДНК есть. Небольшая, но своя.
И она передаётся при делении клетки вместе с этими
митохондриями. Причём из старой клетки в новую по-
падают только материнские митохондрии. Небольшая
часть митохондрий переходит. Поэтому от матери эти
признаки идут по всей родословной, не смешиваясь с
другими. Заметьте, что сын тоже наследует те же са-
мые материнские митохондриальные гены. Но на нём
эта линия обрывается, потому что его дети наследу-
ют другие митохондриальные гены, а именно те, ко-
торые есть у его жены. Значит, это будет уже другая
генетическая линия. Что из этого следует. А то, что
мы можем применить так называемую схему непря-
мой идентификации. Например, разыскивается чело-
век. Вот нашли неустановленные останки или какие-то
биологические следы, допустим, пятно крови. По вер-
сии следствия они произошли от того самого челове-
ка. Тогда мы определяем признаки митохондриальной
ДНК у прабабушки или прадедушки, а может быть, у
родной сестры разыскиваемого, устанавливаем их ма-
теринскую генетическую линию. И мы можем посмо-
треть, совпадают ли их митохондриальные гены с уста-
навливаемым человеком.
Александр Гордон. Кстати, прадедушка здесь ни при чём. Праба-
бушку, бабушку, сестру – раз по материнской линии пе-
редаётся.
Павел Иванов. Здесь вы неправы. Вот посмотрите на схеме,
например, этот человек – он ведь двоюродный праде-
душка разыскиваемого по материнской линии. Помни-
те, я говорил, что мужчины тоже наследует те же са-
мые материнские митохондриальные гены, что и жен-
щины, только они будут последними в этом ряду – на
них эта линия обрывается. Но идея-то та же: мы мо-
жем сказать, что если митохондриальные гены у двух
людей одинаковые, то эти индивидуумы возможно от-
носятся к одной генетической линии. Это не будет пря-
мая идентификация. Потому что эти гены будут одина-
ковы и у этого человека, и у этого – вообще у всех ма-
трилинейных родственников. Но если есть ситуацион-
но определённая гипотеза, кто именно это может быть
из данной родословной, то её можно верифицировать,
проверить. Вот чем характерны митохондриальные ге-
ны, и почему такой большой был упор сделан на них.
Именно потому что дальние родственники царской се-
мьи были доступны.
Александр Гордон. По материнской линии.
Павел Иванов. Да. И мы смогли их найти, хотя именно по мате-
ринской линии их не так много. Из ныне живущих 38 Ро-
мановых очень немногие подходили на эту роль. Так,
по линии Александры Фёдоровны это был принц-кон-
сорт Филипп, Герцог Эдинбургский, который свои ми-
тохондриальные гены унаследовал от королевы Вик-
тории I. И Александра Фёдоровна была, как извест-
но, внучкой Виктории I. Совпадение этих генов говорит
нам о том, что те, кого мы сравнивали, скорее всего,
принадлежат к одной генетической ветви. Ведь согла-
ситесь, не так много генов королевы Виктории можно
найти случайно среди останков, захороненных в Ека-
теринбургской области.
Александр Гордон. Итак, если говорить, абсолютно отвлекаясь от
ситуации – от записки Юровского, от места, от време-
ни, от того, что это одна семья – вы доказали, что ске-
лет номер четыре принадлежит мужчине, который на-
ходился в родстве с матерью брата Николая II Геор-
гия Романова и правнучатой племянницей Николая II
графиней Ксенией Шереметевой, у него такие же мате-
ринские гены, которые были у датской королевы Луизы
Гессен-Кассель, которая была бабушкой Николая II по
материнской линии, и к тому же он являлся отцом трех
дочерей женщины, принадлежащей к генетической ли-
нии английской королевы Виктории I.
Павел Иванов. Да, совершенно правильно.
Александр Гордон. И, исходя из ситуации, никто другой, кроме Ни-
колая Романова, на этом месте быть не может.
Павел Иванов. Совершенно правильно.
Александр Гордон. Какие-то версии были другие, вы какие-то дру-
гие версии проверяли или нет?
Павел Иванов. Косвенным контролем для данной версии по-
служило следующее. Когда мы искали, так сказать,
объекты для сравнительного анализа, то с принцем
Филиппом вопрос решился относительно легко. Мо-
жет быть, в этом заслуга британских органов, которые
обратились в Букингемский дворец и объяснили гра-
мотно, что требуется, и возражений не последовало.
Нам прислали пробирку с кровью, пять миллилитров
крови, на которой была этикетка, по-английски над-
пись: «Его Королевское Высочество герцог Эдинбург-
ский». Но это линия императрицы Александры. А вот
с другой ветвью, ветвью Николая II, у нас были слож-
ности, потому что сначала мы обратились к родному
племяннику, тогда жившему в Канаде, Тихону Куликов-
скому. Но он отказался от участия в этой экспертизе по
каким-то своим соображениям. После этого разыскали
Ксению Шереметеву-Сфири. И это было где-то пятое
поколение после Николая II. А параллельно проводи-
лись поиски ещё и в Великобритании. И в Шотландии
был найден Пятый Герцог Файф, который нам предо-
ставил образец своей крови. У нас уже был образец
Ксении Шереметевой, и второй образец как бы был не
нужен. Тем не менее, мы сделали и его. И для интереса
сравнили эти два образца. Так вот, между ними гене-
тическое расстояние десять поколений. То есть, род-
ственниками их можно назвать сами понимаете как.
Но митохондриальные гены были у них идентичны. То
есть, действительно они принадлежали к одной линии,
восходящей к датской королеве Луизе Гессен-Кассель,
которая была бабушкой Николая II по материнской ли-
нии. Что касается каких-то других версий…
Понимаете, на самом деле, версии тут сравнивают-
ся только две. Первая, что это именно тот человек,
которого мы предположили. А другая, что это случай-
ное совпадение признаков и перед нами другой чело-
век. В конце концов, оценивается соотношение шан-
сов этих двух версий. Вот логика экспертного иссле-
дования. Если мы говорим о 99-процентной вероятно-
сти, то имеется в виду, что один шанс против ста, что
это не случайно мы с вами оказались с одинаковыми
генами. То есть в 99 раз более вероятно, что это за-
кономерность, обусловленная именно наличием род-
ства. Конечно, теоретически совпадение всех устано-
вленных нами признаков могло быть и случайностью.
Но если конечный результат брать, то на долю случай-
ности остаётся очень маленькая вероятность. Я повто-
ряю, 99 целых и восемь девяток после запятой, что
это именно Николай II и Александра Фёдоровна. Это
в худшем раскладе, не учитывающем никакую ситу-
ацию. Почему они были найдены, где они были най-
дены, каков характер повреждений. Что они по сво-
им, скажем, морфологическим признакам не исключа-
ют эту версию. По половозрастным характеристикам,
по всем другим. То есть, это наихудший возможный
сценарий.
Александр Гордон. Какие-то работы по идентификации доктора
Боткина и повара Харитонова (по-моему, фамилия по-
вара была такая) были сделаны?
Павел Иванов. Такие мысли были, и прорабатывался вопрос,
но ограничились традиционными криминалистически-
ми методами, а генетической экспертизы не было, по-
скольку в то время не было признано целесообраз-
ным это продолжать, в виду сложности восстановле-
ния родственных связей. Ну, банальные проблемы –
финансирование. Это же очень дорогостоящее иссле-
дование. И достаточно сказать, что в России просто
невозможно это было сделать в то время. Поэтому и
было принято решение сделать такой международный
проект.
Я бы хотел подчеркнуть, что этот проект имел не
только прикладное значение – вот, мол, установили
останки, – он имел и очень важное научное значение.
Я уже упоминал про хитрую гетероплазмическую му-
тацию, которую мы обнаружили в костях скелета но-
мер четыре. Так вот, благодаря тому, что, Тихон Кули-
ковский отказался участвовать в этой экспертизе, мы,
возможно, избежали больших сложностей, потому что
если бы мы сравнили тогда митохондриальные гены
Тихона Куликовского и графини Ксении Шереметевой,
то увидели бы, что они отличаются на одну букву. И это
выглядело бы очень странно для Тихона Куликовско-
го, поскольку он отличался бы и от другого родствен-
ника Николая Романова – от герцога Файфа. Я пока-
жу это на схеме. Когда мы расшифровываем генетиче-
ский код, то получаем результат в виде компьютерного
графика. Мы видим пики четырех разных цветов, кото-
рые соответствуют четырём разным буквам генетиче-
ского кода – Ц, Т, А, Г (я по-русски пишу, так принято).
Так вот, помните, в случае Николая II у нас такая бы-
ла картина. При низкой базовой линии в одном месте
как бы на А накладывалось Т. Простите, я ошибся, это
было Ц, не буква А, а буква Ц. Ц и Т как бы были на-
ложены друг на друга. У Ксении Шереметевой и у гер-
цога Файфа всё было чисто, и в этом месте было Ц, а
вот у Тихона Куликовского в этом месте было чистое
Т. То есть мы видим, что у двух разных членов одной
ветви, тем не менее, разные буквы. И если бы мы не
нашли такую штуку у Николая II и потом у его брата
Георгия и не поняли, что это действительно мутация,
что это эффект гетероплазмии, когда один вариант ге-
на короткое время сосуществует с другим, а затем в
других поколениях может выжить только один вариант
и в результате всё равно останется только один вари-
ант, но это будет случайный выбор – может остаться Т,
а может остаться Ц, то формально надо было бы по-
ставить под сомнение августейшее происхождение са-
мого Тихона Куликовского. Кстати, у Георгия Романова,
родного брата, всё было точно так же, как у Николая, за
тем исключением, что Т было больше, чем Ц. Это от-
ражает динамический баланс – два брата, два потом-
ка, к которым, независимо передавались (очевидно, от
матери) оба варианта митохондриальных генов – ста-
рый, с буквой Т, который был у Тихона Куликовского,
и новый, мутантный, с буквой Ц, который закрепился
у Ксении Шереметевой. Кстати, сейчас есть планы, и
я слышал, вопрос уже решённый о перезахоронении
датской принцессы Дагмар – матери Николая II Марии
Фёдоровны. Вот теоретически есть возможность про-
верить, было ли такое явление у матери, или эта му-
тация возникла в её зародышевом пути, то есть мута-
ция могла быть особенностью формирования именно
ребёнка.
Александр Гордон. Эмбриональной особенностью?
Павел Иванов. Да.
Александр Гордон. Буквально в нескольких словах расскажите всё-
таки, где мы сейчас находимся в этой науке, что изме-
нилось с тех пор, и каковы перспективы.
Павел Иванов. Ну, вы догадываетесь, что я хочу сказать. Вот
в России всегда так: с идеями – хорошо, а с внедре-
нием – плохо. И если говорить о сейчас, то по проше-
ствии, скажем, 10-ти лет после первых опытов наших
в Великобритании, что мы видим? В 92-ом году гене-
тическая лаборатория Олдермастонского криминали-
стического центра МВД Великобритании состояла из
12-ти человек. В 95-ом году эта лаборатория насчиты-
вала 130 человек. В 93-ем году в США была постро-
ена Роквиллская лаборатория Министерства обороны
с годовым бюджетом в 10 миллионов долларов специ-
ально для идентификации останков погибших военно-
служащих, с использованием тех методов, которые бы-
ли продемонстрированы нами на примере идентифи-
кации останков российского императора. Ну, а в Рос-
сии, мы имеем следующее. В число государственных
приоритетов это направление как не входило 10 лет
назад, так и не входит сейчас. Спрос колоссальный, но
удовлетворяется он лишь в малой степени. У нас этот
вид экспертизы не является обязательным. То есть мы
имеем обязательные виды экспертизы, которые сле-
дователь должен назначить и потребовать выполнить,
а этот – нет. Он считается слишком дорогостоящим,
бюджетных денег на это якобы нет, поэтому назна-
чать и выполнять такое исследование возможно толь-
ко после того, как следователь изыщет на это средства.
Этот вид экспертизы по-прежнему рассматривают как
эксклюзивный. А может быть, элитарный. Скажем, для
останков императора, если найдётся спонсор, он мо-
жет быть использован, а для простых граждан совсем
не в каждом случае. И это очень печально.
Тем не менее, мы обладаем современными техно-
логиями. К сожалению, на уровне реализации сейчас
это уже только западные технологии. Оборудование,
конечно же, западное, реактивы соответствующего ка-
чества в подавляющем большинстве – оттуда же. Но
руки наши, отечественные, и делаем мы вещи очень
сложные, и многие громкие дела, которые имеют со-
циальный и общественный интерес, они на слуху не
только в России. Это, скажем, идентификация жертв
взрывов жилых домов в 99-ом году в Москве, иденти-
фикация останков генерала МВД Геннадия Николаеви-
ча Шпигуна, это помощь нашим украинским коллегам
в идентификации журналиста Георгия Гонгадзе и ещё
много таких экспертиз, которых сотни и тысячи, но ко-
торые не доходят до широкой прессы. Вообще-то мы с
зарубежными коллегами одинаковые задачи решаем,
и часто делаем это даже лучше, но вот, что называется,
масштабы внедрения несравнимы. Например, для нас
очень крупные были исследования по взрывам в Мо-
скве. Там было найдено на месте взрывов 200 трупов,
76 фрагментов тел и 26 человек числилось пропавши-
ми без вести. А вот, скажем, той самой Роквиллской
лаборатории работать сейчас приходится с 20-ю тыся-
чами фрагментов, которые найдены при взрывах Все-
мирного Торгового Центра в США 11 сентября. И при
условии, что погибло там около 3 тысяч человек. Это
сложнейшие задачи, но они решаются – на сегодняш-
ний день идентифицировано более тысячи человек.
Александр Гордон. Давайте мы им хотя бы в этом завидовать не
будем.
Павел Иванов. Я-то хочу сказать, что технически для нас это
возможно, вопрос только в тех вложениях, которые
общество делает для решения той или иной задачи.
И, конечно, эти методы должны служить не только
для идентификации останков, пусть даже исторически
очень важных, ведь мы имеем насущные проблемы ка-
ждый день.
Александр Гордон. Спасибо огромное вам. У меня куча вопросов,
вы на все ответили. Я-то абсолютно убеждён, но я
очень хочу выслушать критиков, по крайней мере, той
работы, которая в Екатеринбурге вами была продела-
на. И мы попробуем это сделать в одной из ближайших
программ, если получится. Спасибо.
Павел Иванов. Спасибо вам.


Материалы к программе


Научная деятельность П. Л. Иванова выходит за рамки чисто научного поиска, затрагивая область практического применения, значение которой для общества весьма велико. Научные достижения автора революционизировали судебную медицину и получили широкую известность как у специалистов этого направления, так и среди общественности. Его успешная научная и практическая деятельность создали предпосылки для формирования совершенно нового — молекулярно-генетического направления в системе судебно-медицинской службы Российской Федерации.
Специальная технология использования ДНК, выделенной из биологических объектов, в качестве их индивидуализирующей характеристики, получила название молекулярно-генетической индивидуализации. Эта технология (называемая также типированием ДНК, «геномной дактилоскопией») — наиболее доказательный метод анализа биологического материала при производстве судебно-медицинской экспертизы. Эти технологии прочно вошли в арсенал экспертной деятельности судебно-медицинских служб большинства развитых стран мира и являются самым современным и наиболее доказательным методом при производстве как судебно-медицинской экспертизы идентификации личности, так и при установлении биологического родства.
В первом случае речь идет об идентификации личности при расследовании убийств, изнасилований и других тяжких преступлений против личности, требующих судебно-медицинского исследования вещественных доказательства, а также при опознании расчлененных, сильно деформированных или обгоревших трупов — в случае массовых катастроф, взрывов, землетрясений и военных конфликтов.
В то же время, генетическая «дактилоскопия» позволяет не только однозначно устанавливать личность, но также определять кровное родство лиц. Это делает ее незаменимым экспертным методом в сложных случаях подмены, утери, похищения детей, определения родства малолетних или потерявших память лиц, выявления фактов кровосмешения. Метод также весьма эффективно используется и при решении гражданских дел — для установления отцовства или материнства.
Из истории вопроса:
Первые работы по возможности идентифицировать человека на основании генетических данных его ДНК были опубликованы в 1985-м году англичанином Алеком Джеффрисом. И по 1987-й год только Великобритания имела патент на установление родства. Однако в 1987-м году группа ученых российского института молекулярной биологии РАН им. Энгельгардта провела дополнительные исследования, в результате которых оказалось, что наши ученые открыли аналог генетической идентификации человека. А уже в 1988-м году эту новую технологию внедрило бюро главной судмедэкспертизы. Тогда же и была проведена первая идентификация.
Из интервью П. Л. Иванова газете «Известия».
— Молекулярно-генетические исследования — само словосочетание, уместное в научной беседе, кажется не очень совместимым с судебной медициной, представление о которой большинство из нас, к счастью, имеет лишь по кино и телефильмам. Что молекулярные генетики делают в ней?
— В ходе расследований нередко требуется процесс идентификации, когда устанавливается тождество каких-то частей определенному предмету или организму. Эта проблема решается разными способами. Традиционно этим занимается криминалистика: например, трассологическая экспертиза устанавливает соответствие пули оружию или следа клинка самому клинку. Молекулярно-генетическая идентификация — это новый метод, который развился в недрах биологической науки. По смыслу он не отличается от криминалистической идентификации, иной лишь по методу.
— Но в криминалистике довольно давно используются биологические методы — скажем, определение принадлежности крови или иных биологических объектов. Зачем понадобились исследования на молекулярном уровне?
— Традиционная биологическая экспертиза — это определение группы крови, других биохимических маркеров. Скажем, можно определить, какие группы крови могут быть у детей от конкретных отца и матери — все возможные комбинации известны. Но эти данные могут дать лишь два ответа: исключается, что это ребенок от этих родителей или не исключается. Но не могут подтвердить: да, это ребенок этих родителей. Как ни странно, долгое время это судебную медицину устраивало: ответ эксперта можно было интерпретировать как угодно. Медико-генетическая экспертиза дает результат, на несколько порядков более доказательный, который способен оценить позитивную вероятность.
— Это стало возможным благодаря успехам генетиков?
— До середины 80-х годов способа доказательно отличить одну особь от другой не было. Ведь человек, к примеру, отличается от шимпанзе менее чем 1% генов, остальные абсолютно идентичны. А одного человека отличить от другого еще сложней — там уровень различий в каких-то миллионных долях генетического кода. На 99,99% они одинаковы. Маркеры индивидуальности — гены, которые у разных людей действительно различны, существуют. Найти их невероятно трудно, но если знать, где искать, то можно.
— Кто же догадался, где следует искать нашу индивидуальность?
— Первым это сделал англичанин Джеффрис в 1985 году, причем не только нашел два таких гена, но и предложил способ их визуализации — что-то подобное штрих-коду, который теперь наносится на упаковки и этикетки. Расположение, толщина и порядок полосок на нем кодирует очень большой объем информации. Удивительно, что человек придумал штрих-код независимо от природы, но идентично по смыслу. Подобный код в 30–40 полосок способен закодировать и каждого из нас. На этом основаны все молекулярно-генетические индивидуализирующие системы до сих пор.
— Известно, что в Институте молекулярной биологии РАН, в лаборатории академика Георгия Георгиева вы и ваши коллеги обнаружили еще один ген индивидуальности?
— Да, в 1987 году у нас была получена картинка еще одного такого гена, с чего и начался путь молекулярно-генетических методов в нашу судебную медицину. Сейчас технологии уже другие, но их суть та же: искать варианты индивидуально специфичных генов.
— Какие исследования в этой сфере наиболее распространены?
— Одна из наиболее востребованных — экспертиза спорного отцовства. Есть варианты выявления генетических признаков, которые передаются только от матери. Другие маркеры комбинируются от двух родителей. Эксперт анализирует эти гены у ребенка, смотрит, какие могут быть от отца. Затем оценивает распространенность этих генов в популяции. Если у ребенка и отца выявлены редкие — доказательность отцовства высокая. Если маркеры частые — необходимы другие тесты. В сумме всех исследований вероятность тоже может быть высокой. То же при идентификации неопознанных трупов. Определяется вероятность того, что у этой родительской пары или у этой матери могли быть такие дети, в том числе и этот.
— Но тем не менее эксперт определяет лишь степень вероятности, а кто выносит решение?
— Прерогатива оценки этих данных принадлежит только суду или следователю, эксперт не может этого делать. Но ответственность его очень высока: если неграмотно сделать экспертизу — тогда все, что угодно, совпадет с чем угодно.
— Вероятно, с этим и связаны нередкие обвинения экспертиз в неоднозначности выводов? Вероятность в 99% процентов не всех удовлетворяет, как это было, скажем, при экспертизе останков царской семьи?
— Любая судебно-медицинская экспертиза лишь определяет вероятность и ее степень. Отрицательный ответ она может дать однозначно, но никогда не дает однозначно позитивный ответ. К примеру, может ли пятно крови или волос, найденный на месте преступления, принадлежать этому человеку. Если не может — ответ однозначный. Если может — неизбежна вероятностная оценка. Пока еще наука не может дать стопроцентный ответ. Но и вероятности бывают астрономическими. Например, в случае экспертизы останков Николая Второго это было 99 % и восемь девяток после запятой, то есть расчет шел на 100-миллионные доли. При том, это был сложный случай — кости 75-летней давности, по которым не все признаки можно было изучить. А если мы делаем контрольные тесты по слепым образцам — то вероятность ошибки достигает 1 на 300 млрд. Это астрономическая цифра, если вспомнить, что на Земле живет всего 6 млрд. человек.
— Почему же тогда у кого-то возникают сомнения?
— Потому что вопрос не простой: сами по себе вероятности человеку не понятны, в быту мы с ними не сталкиваемся. Вероятность в 99% — это много или мало? Представьте, что в море на корабле с командой из 20 человек происходит убийство. Один из команды — подозреваемый. Эксперт, проведя экспертизу, делает вывод: вероятность того, что именно он — убийца, составляет 99%. Мало это или много — вероятность, что один человек из ста будет подходить на роль преступника, если на корабле их всего 20? Это практически доказано. А если случайно взяли человека на улице, как порой и бывает, если следствие проведено недостаточно компетентно, и говорят: а ну-ка проверьте его, не он ли преступник? Положим, вероятность будет 99,99%. Значит, в 10-миллионной Москве таких вы найдете 10 тысяч. Нужны предварительные следственные действия, чтобы сузить круг подозреваемых.
— Чтобы оперировать молекулярно-генетическими данными, необходимо помнить хотя бы школьный курс биологии. Насколько работники правоохранительных органов готовы оценить то, что вы им предлагаете?
— Если следователь нацелен на какую-то версию, ему бывает трудно принять противоречащие ей выводы. Вот пример: исследуем материалы по делу об изнасиловании в небольшом городе. Сейчас по делу проходит 16-й подозреваемый! 15 человек данные экспертиз уже исключили. Нередко эксперт не располагает всем множеством данных по делу. Вот ситуация: было убийство, человек признался, указал место, где зарыл труп. Находят кости, мы выполняем экспертизу и делаем вывод: не он. Но если не он — то кто? Потом выясняется, санитар в морге перепутал фрагменты костей. Это большая психологическая нагрузка, поскольку эксперт несет персональную ответственность за свою работу, никакой начальник ему не поможет.
— Исследования выполняются по стандартным схемам или это каждый раз — творческая задача?
— По одной системе признаков никогда нельзя принять решение, обязательно должна быть дублирующая. Если выполнено много тестов, результат всегда достовернее. Но иногда мы работаем с образцами, по которым невозможно провести множество тестов, например, с одной клеткой. Здесь задача — провести экспертизу как можно лучше. Но если можно сделать много, эксперт сделает. Критерий — максимально большое число тестов и максимально экономно. В других случаях — работа со стандартизованными образцами. Скажем, экспертиза спорного происхождения детей. Там стандарт- вероятность в 99, 75% и выше. Еще в 70-е годы была принята норма, которую рекомендовали эксперты в Европе: при вероятности в 99,75% отцовство практически доказано. Это 6–7 тестов, на которые рассчитывается смета. Можно довести вероятность и до 99,99% — но тогда и цена будет возрастать, а это платная услуга.
— Когда медико-генетические исследования стали массовыми в судебной медицине?
— Они были созданы 15 лет назад, массово стали использоваться после 1995 года, когда были утрясены юридические вопросы и все поняли возможности метода. Но это в мире так. У нас общий уровень понимания их возможностей совсем другой, хотя нашу лабораторию, к примеру, знают и в мире, и результаты у нас не хуже. Но когда мы начали исследования останков царской семьи в Англии, их генетическая лаборатория МВД насчитывала 11 человек. Тогда уже это была одна из лучших лабораторий в мире. Через год их было уже 130 человек, в Англии была принята программа создания банка молекулярно-генетических данных по осужденным за половые преступления. Через два года была организована Роквиллская лаборатория Пентагона, сейчас крупнейшая в мире. В России почти все осталось на том же уровне, кроме нашей лаборатории, для которой купили современное оборудование. На местах же уровень таких исследований очень низок, большинство лабораторий не соответствуют нужному уровню. Есть и другая проблема: многие местные руководители используют любую возможность ввести платные услуги — не важно, умеешь ты это или не умеешь. Нередко их неправильные результаты ломают судьбы людей. Потом мы переделываем экспертизу, но можем только написать отношение в прокуратуру, что не рекомендуем заказывать такое-то исследование в этой лаборатории. Но по закону следователь может назначать экспертизу кому угодно, а в местных лабораториях она нередко дешевле, хотя почему — неясно.
— И тем не менее методы молекулярно-генетической экспертизы становятся все более востребованными в судебной практике. Какое будущее, по-вашему, их ждет?
— Семь лет назад они стали массовыми, еще через семь будут рутинными, возможно, вытеснят традиционные биологические методы. Эта сфера технологизируется, растет скорость экспертизы. Будут выявлены новые гены — анализ будет идти от грубого ко все более тонкому сравнению. Уже сегодня компьютер может проанализировать данные и предложить варианты ответа. Есть и компьютерные системы, которые оценивают качество экспертизы и определяют, можно ли доверять ее результатам или нельзя.
— Значит, компьютер со временем возьмет на себя вашу функцию?
— Пока предпочтение отдается человеку — интерпретация требует знаний, сама природа исследуемых нами объектов такова, что все в машину не заложишь. Пример: рентгеновский снимок понять может только специалист. Думаю, для сложных случаев все это так и останется.
По материалам газеты «Куранты»:
За передачу информации в человеческом, да и в любом другом живом организме отвечают молекулы ДНК, которые представляют из себя очень длинную цепочку из множества звеньев — так называемых нуклеотидных остатков четырех разных типов: аденина, тимина, гуанина и цитозина. Чередуясь между собой, они как бы создают определенный код, понятный для живых клеток. В нем зашифрованы инструкции, что и в какой последовательности делать клетке, чтобы не нарушался процесс жизнедеятельности организма. Однако, кроме осмысленных и понятных текстов — генов, в цепочке ДНК присутствуют целые участки, не несущие для клетки никакой полезной информации. Зачем нужны клетке эти «бессмысленные» участки ДНК, ученые пока не выяснили, хотя априори ясно, что ничего лишнего в природе нет. Но именно на этих «бессмысленных» участках ДНК находятся молекулярно-генетические зонды, по которым можно практически со стопроцентной точностью (одна «ошибка» на 300 миллиардов случаев) которые позволяют безошибочно идентифицировать личность. Зонды устроены замечательно просто — это одна и та же последовательность нуклеотидных остатков, которые «голова к хвосту» много раз повторены. Число таких повторов для каждого человека строго индивидуально.
Из интерью газете «Поиск»:
— Уже известно, что геномы человека и одного из его ближайших «родственников» — шимпанзе, совпадают на 99 процентов. Где проходит «граница», мы сегодня не знаем, поэтому получаем сведения об индивидуальных особенностях личности, анализируя группы полиморфных локусов — характерных участков ДНК, рассредоточенных по всему геному. Чтобы было понятно, это сравнимо с тем, если бы в одной из нескольких книг с неизвестной вам письменностью надо было отыскать страницу, которую вы однажды запомнили. Вы бы вначале отсортировали тома, и по размеру, объему, цвету переплета нашли нужную книгу. Потом, сверяясь с памятью, стали бы анализировать страницы: количество абзацев, их высота, число слов в последней строке и так далее… Пользуясь нынешней методикой и специальной аппаратурой, мы безошибочно выходим на нужные «страницы», причем даже в тех случаях, когда их надо отыскать в практически неразличимых экземплярах одного «тиража». Расшифровка полной нуклеотидной последовательности всей ДНК человека может совершенно изменить характер исследований в области идентификации. Объектом изучения экспертов, видимо, станет в основном «человеческая» часть генома, и они будут точно знать, где в ней следует искать ответ на нужный вопрос. То есть, если продолжить наше сравнение, произойдет вот что: вы освоите неизвестную письменность, узнаете, как обозначаются в ней цифры, и, чтобы найти искомое, вам достаточно будет запомнить название книги и номер страницы. Это, как вы понимаете, уже иной порог знаний и возможностей.
Из интервью «Известиям»:
После публикации в «Известиях» заявления японского исследователя Тацуо Нагаи (23.07.2001) о том, что в Петербурге захоронен не Николай II, наш корреспондент Элла МАКСИМОВА обратилась за комментарием к доктору биологических наук Павлу ИВАНОВУ, одному из авторов научного метода, с помощью которого он в начале 90-х годов идентифицировал останки царской семьи: наследственный материал для генетических характеристик был выделен из костей.
— Прежде, чем говорить о степени доказательности японской «сенсации», хотел бы обратить внимание Генеральной прокуратуры РФ на некоторые факты из интервью. Как попали в Японию «фрагменты нижней челюсти, волос и ногтей» великого князя Георгия, родного брата царя? Где «российский коллега» исследователя, судмедэксперт из Петербурга Вячеслав Попов раздобыл для него и «подарил»(!?) «клочок одежды» императора?
— Кто, что, по-вашему, за этим стоит?
— Останки Георгия Романова были эксгумированы специально для идентификации по решению Генпрокуратуры и с согласия Русской Православной Церкви при условии, что все взятое для экспертизы должно быть возвращено и захоронено. Не знаю, через чьи руки «фрагмент» попал в Японию, но выяснить можно. В конце концов, известны имена всех, кто присутствовал при эксгумации.
— Почему вообще возникла нужда в ней?
— Конечно, предположение, что костные комплекты, найденные ровно десять лет назад на Старой Коптяковской дороге под Екатеринбургом, принадлежат царской семье и слугам, появилось сразу, захоронение же долгие годы искали. Однако это надо было подтвердить строго в рамках уголовного дела, возбужденного прокуратурой. Компьютерное совмещение, антропологическая, лазерная и другие экспертизы склонялись к твердому «да». Увы, ни одному традиционному методу не хватало убедительной силы, чтобы превратить отсутствие несовпадений в доказательство. Только — «не исключено», «возможно».
— А что же классическая биологическая экспертиза?
— И ее возможности невелики. Обычный ответ — «не исключается», что никого устроить не могло. Тем более что в распоряжении экспертов были лишь кости, пролежавшие в земле более семидесяти лет. Создалась тупиковая ситуация. Тогда и возник международный проект, совместный с Англией. С тамошними генетиками, пожалуй, из лучшего в мире Олдермастонского центра криминальных исследований у нас давно сложились тесные научные связи. Через год, в июле 93-го, появился и был объявлен результат: это — царская семья. Но вероятность составляла 98,5 процента. Мало! Не буду объяснять, откуда возникли полтора процента сомнений, но по одной позиции скелет царя отличался от данных, полученных из анализа крови царской родственницы.
— Где, у кого вы брали материал для сравнения?
— Сперва возникла кандидатура Тихона Куликовского-Романова, жившего в Канаде племянника царя. Но он отказался по религиозным и политическим соображениям. Согласно завещанию, его кровь не должна была попасть ни в большевистскую Россию, ни даже в Англию, а японцу, как видите, адвокатская контора образец выдала. Но мы нашли двух других нужных людей. Со стороны царя — ту самую греческую графиню Ксению Шереметьеву-Сфирис, ведущую свой род от его матери датской принцессы Дагмар. Со стороны царицы — ее внучатого племянника, мужа нынешней английской королевы, принца-консорта Филиппа. Оба с готовностью согласились дать кровь из вены.
Еще когда в Англии мы оказались перед загадкой необычной мутации, я предложил эксгумировать Георгия Романова. Между царем и Шереметьевой как-никак расстояние в три поколения, а тут — родной брат. Но поднялась против церковь. И еще как всегда: где взять деньги на долбежку итальянского мрамора многометровой глубины, тем более что Петропавловский собор только отремонтировали. Два года правительство решало, что делать. Надавил Анатолий Собчак, помог с финансами Мстислав Ростропович. С костным материалом великого князя я и полетел в Штаты, где, вооруженное нашими английскими успехами, министерство обороны уже успело создать армейскую лабораторию для опознания погибших солдат. У американцев ведь не бывает пропавших без вести, всех находят.
В Америке все окончательно подтвердилось со степенью вероятности 99,999999 процента. Прошу прощения за высокопарность, но этой цифрой измерялась наша ответственность перед историей.
Итак, было неопровержимо доказано: останки № 4 принадлежат родственнику Шереметьевой и Георгия Романова, останки № 7 — родственнице принца Филиппа. Мужчина и женщина — родительская пара. Он — отец ее детей. Давайте отбросим свидетельства истории, данные всех экспертиз и зададимся ненаучным житейским вопросом: кто это мог быть, кроме царской семьи? Можно ли обнаружить в екатеринбургской земле другие кости, которые в таком же семейном составе совпадали бы с кровью принца и костями великого князя?
— Тогда в чем состоят контраргументы японского доцента? Напомню, что в его распоряжении был образец крови Куликовского-Романова, часть челюсти Георгия Романова и главное, что, по его словам, «позволило поставить финальную точку в изысканиях», — кусочек, как он считает, царской одежды. И ничего из Екатеринбурга!
— То-то и оно. Господин Нагаи исходит из того, что человек, носивший эту одежду, — родственник тем двум Романовым. То есть царь. Сравнив его генетический код, якобы добытый им из клочка ткани, с генетическими данными, полученными нами, он нашел пять «существенных различий». Чего с чем? Кого с кем?
Выбор объекта дли идентификации — самое ответственное и трудное дело. В том интервью ваш комментатор не зря вспоминает об окровавленном платке, которым Николай, в ту пору еще наследник престола, зажимал сабельную рану, нанесенную ему каким-то безумцем во время путешествия по Японии. Платок — японская национальная реликвия. Нам дали его микроскопическую частицу — несколько нитей.
Очень скоро стало ясно, что выявить индивидуальные генетические признаки на ткани столетней давности нельзя. Ее касались руки сотен людей, рядом с ней чихали, сморкались, кашляли. Генетические отметины царя могли быть извлечены из нее только вместе с множеством чужих. Хотя, заметьте, на платке имелся документированный образец крови царя — покушение-то было! В отличие от клочка с недокументированной заношенностью, потом… Да чей он? Мало ли кто поплакал когда-то царю в жилетку, кто касался ткани за сто лет! Может, на ней просто-напросто остался отпечаток пальца музейного работника… Это все несерьезно. Это — дискредитация науки.
— Но как же ученый сотрудник института микробиологии решается на столь опрометчивое утверждение: русские похоронили в царской усыпальнице не тех?
— А я не вижу ни малейших оснований для спора по существу. Вижу отсутствие элементарной логики то ли у самого господина Нагаи, то ли у корреспондента «Известий», не понявшего своего собеседника. Вникните, пожалуйста. Господин Нагаи утверждает, что сравнивал с останками великого князя имевшийся у него наследственный материал и убедился, что этот материал действительно принадлежит Николаю II. А при этом он обнаруживает несоответствие его генетических данных «нашему» царскому генотипу. Как это возможно? Бред, глупость!
Генотип царя и был в свое время установлен при сравнении с генотипом того же Георгия Романова. Они одинаковы. И если данные господина Нагаи действительно расходятся с нашими, то это свидетельствует лишь об одном: мундир, хранящийся, видимо, в Санкт-Петербургском историческом музее, — не царский. Только и всего. Тоже вывод, если хотите. Правда, не столь значительный, чтобы поднимать вселенский шум. Что он последует, не сомневаюсь. Вот уже РПЦ без промедления отозвалась в Интернете: «Открытие японских ученых подтверждает сомнения Святейшего Патриарха…». Захоронение Романовых — до сих пор горячая тема. Думаю, не случайно «открытие» обнародовано в годовщину екатеринбургского расстрела.

Библиография


Иванов П. Л. Геномная дактилоскопия: гипервариабельные локусы и генетическое маркирование//Молекулярная биология. 1989. Т. 23.
Иванов П. Л., Гуртовая С. В., Плаксин В. О. и др. Геномная «дактилоскопия» с использованием в качестве зонда ДНК бактериофага М13 (экспертиза вещественных доказательств и идентификация личности)//Судебно-медицинская экспертиза. 1989. № 4.
Иванов П. Л., Вербовая Л. В., Гуртовая С. В. Применение геномной дактилоскопии для дианостики монозиготности близнецов//Судебно-медицинская экспертиза. 1991. № 1.
Иванов П. Л., Вербовая Л. В., Гуртовая С. В. и др. Рестриктазный анализ ДНК человека как метод определения генетического пола в судебно-медицинской экспертизе//Судебно-медицинская экспертиза. 1991. № 3.
Гыске Л. И., Иванов П. Л. Молекулярно-генетический подход в судебно-медицинской экспертизе биологического родства на ранних стадиях эмбрионального развития//Судебно-медицинская экспертиза. 1995. № 3.
Иванов П. Л. Экспертная идентификация останков императорской семьи посредством молекулярно-генетической верификации родословных связей//Судебно-медицинская экспертиза. 1998. № 4.
Иванов П. Л., Фролова С. А., Орехов В. А. и др. Типирование митохондриальной ДНК — новый уровень решения идентификационных задач при судебно-медицинской экспертизе неопознанных останков жертв террористических актов в Москве и вооруженного конфликта в Чеченской Республике//Судебно-медицинская экспертиза. 2001. № 3.
Ivanov P. L., Verbovaya L.V., Мaljutov M. V. Determination of incest in forensic casework using multi-locus DNA profiling//Advances in Forensic Haemogenetics. Heidelberg. 1992. V. 4.
Gill P., Ivanov P. L., Kimpton C. Identification of the remains of the Romanov family by the DNA analysis//Nature Genet. 1994. V. 6.
Ivanov P. L., Wadhams M. J., Parsons T. J. et al. Mitochondrial DNA sequence heteroplasmy in the Grand Duke of Russia Georgij Romanov: a «Royal» mutation in the Hessian family lineage establishes the authenticity of the remains of Tsar Nicholas II//Nature Genetics. 1996. N12. V.6.

  • ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ РАЗДЕЛА:
  • РЕДАКЦИЯ РЕКОМЕНДУЕТ:
  • ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ:
    Имя
    Сообщение
    Введите текст с картинки:

Интеллект-видео. 2010.
RSS
X